Зеркало времени

Пащенко Николай

Вечером я перебрался в спальню Акико, освещённую слабеньким боковым светом настенного ночника, и, тесно прижавшись друг к другу, мы посмотрели оба подаренных нам супругами Кокорин не новых, но интересных художественных видеофильма: ещё чёрно-белый японский «Йохимбо» Акиры Куросавы с несравненным Тоширо Мифунэ в роли самурая, нанявшегося якобы телохранителем, которому в результате мелких хитростей и ряда острых действий удалось привести приютившую его деревню к миру, и американский «Телохранитель» Мика Джексона с неповторимой певицей Уитни Хьюстон и Кевином Костнером в главных ролях. Оба фильма попали, что называется, в яблочко, в тему, и мне очень понравились.

Но мы всё никак не могли заснуть. Наверное, напитались энергиями святых

мест от продемонстрированных Кокориным снимков, от взбудораживших воображение рассказов. Мне подумалось, и я даже сказал об этом, что и Акико, наверное, тоже было бы приятно иметь при себе меня в качестве постоянного и преданного телохранителя. Она, как я помню, говорила об этом в первый наш с ней день, ещё на Хоккайдо. Но здесь, в Монголии, Акико немного удивилась, а потом призналась, что, если только я захочу, то, как американская поп-звезда из фильма, она тоже отпустит меня от себя. Улыбнулась губами, но не глазами:

— С важным условием. Если тебе придётся стать хранителем всего мира.

Потянулась ко мне и попросила, чтобы я поучил её целоваться. Я не поверил моим ушам. Положительно, пребывание в Гоби моей любимой идет на пользу. Я предложил ей вместе поучиться искусству поцелуев, друг у друга. Но мы тут же отвлеклись, как дети.

Акико негромко заговорила по-японски. По торжественности и особенной мелодике, зазвучавших в её голосе, я ощутил, что она произносит ещё и какие-то стихи. Помолчав, она перешла на русский, чтобы её смог понять и я:

— Это новелла. Двое чокнутых влюблённых каждый покинули свои дома, но неожиданно встретились и потом оказались на краю Великой азиатской пустыни. Когда ей стало немножечко грустно, и невозможно было разжать зубы, чтобы об этом сказать любимому, она вспомнила хокку несравненного Басё и написала пальцем на песке:

И осенью хочется жить

Этой бабочке: пьёт торопливо

С хризантемы росу.

Её возлюбленный прочёл и, желая, чтобы поскорей высохли её рукава, и к ней вернулось хорошее настроение, ответил ей изысканно тем же Басё, написав рядом:

Ворон-скиталец, взгляни!

Где гнездо твоё старое?

Всюду сливы в цвету.

Я погладил её по волосам и шёпотом по-русски повторил стихи. И понял, что оба хокку, возможно, оказались о ней. Когда я неуверенно высказал ей мою догадку, она, кажется, легонько застонала, и тогда я приложил палец к её тёплым губам.

Акико прикрыла глаза и замерла. Об искусстве поцелуев мы успешно забыли. Неинтересно.

7. «Или ты пьёшь — или ты можешь»,

или Как я начал узнавать о моём отце Кирилле Михайловиче Августове

«Человек — это то, кем он хочет быть». Шолом-Алейхем

Ночью я ушел от Акико и наутро спокойно, без будильника, проснулся в моей постели. Сказывается разница во времени с Японией, там давно все встали, трудятся, почти ленч, второй завтрак, не за горами и обед. Начинаю день с приветствия Творцу, пожелав и себе: «Кто рано встает, тому Бог даёт». Ежеутренние настрои и настройки. Дыхательный комплекс упражнений, обогащающий энергетически. Разогрелся, подготовил мышцы и связки. Изотоническая гимнастика. Силовой зарядкой займусь в течение часа после пяти вечера.

С китайской кружкой томатного сока усаживаюсь за беспокоящую меня тренировочную задачу. Начиная с Хоккайдо, я уже довольно долго бился над освоением на лётном тренажёре навыка визуального ориентирования при выполнении ночных скоростных полётов

на высотах от десяти до тридцати километров. На тёмном полотнище земной суши полезно запомнить конфигурации и взаимное местоположение световых пятен с разных направлений взгляда, от разных курсовых углов. Для начала хотя бы сближающихся группировок света или таких крупных световых полей, как, например, от обширной агломерации Дюссельдорфа-Кёльна-Бонна по берегам Рейна на западе Германии. Или взять разросшиеся сверх меры Лондон, Чикаго, Филадельфию, Сан-Франциско, Мехико, Лос-Анджелес, Пекин, Рим, Москву, Токио. Долго перечислять. Нелепая «цивилизация городов», надо отметить, чрезвычайно уязвимая из-за уплотнённости населения, превысившей все риски, опасная для жизни во многих отношениях, не только при ударах с воздуха. В этом винят даже не опростившихся архитекторов, а, совсем неожиданно, налоговиков, стремящихся всех облагаемых содержать кучно, чтобы легко их пасти и, если надо, то и прихлопнуть. Вот уж точно, чьё усердие не по разуму. Продвижение в ночном ориентировании у меня уже получается, хоть и не скорое. Просвечивание осветительного сияния снизу от земли сквозь не слишком плотную облачность иногда мешает, но чаще помогает, отсекая лишнюю, казалось бы, мелочёвку. Хотя и взаимное расположение мелких световых отблесков в облаках иной раз однозначно идентифицирует главное определяемое световое поле. Но если убрать электрическое освещение крупных городов, то есть ввести их принудительное затемнение, то мне не помогут и звёзды. Кружится планета, без устали вращается небосвод, одни и те же звёзды в разное время ночи и года плывут над самыми разными регионами и материками, да ещё изменчивые очертания облачных полей в лунном и звёздном свете под тобой совершенно сбивают с толку. Если не знаешь местного времени.

Ещё слабее оказываются мои результаты, когда я задаю учебной программе условия ночного полёта в зимний период, когда всё под тобой белым-бело, ни озёра, ни реки с любой высоты неразличимы, а также в пасмурную погоду с её мутью в непроницаемых небесах, светорассеянием и светопоглощением. Без приборов вообще легко заблудиться в воздухе, что нередко и происходило в действительности на заре авиации. Да и у меня не лучше. Причина моих неудач увиделась в том, что с монитора я не могу воспринимать психофизические излучения крупных скоплений населяющих планету людей. В компьютерной лётной программе люди и излучения от них, то есть, от нас, к сожалению, не предусмотрены.

Предки могли занимать свою память способами ориентирования среди природы без приборов, которых ещё не было, а мы свои мозги заполняем иной, часто лишней, информацией.

Проснулась Акико. Вышла уже внутренне собранная, внешне подтянутая, в форме, хотя и без пиджака, больше похожего на удобную куртку с карманами, как у френча, только со слегка расставленными, хотя и коротковатыми, полами. Зачем-то вынесла его в руке на вешалку во встроенном шкафу прихожей. Когда она проходила рядом, мы соприкоснулись щеками, я ласково погладил её по спине. Где-то когда-то я прочитал, что надо чаще гладить друг друга. Но Акико не обратила внимания на мои старания в сфере гармонизации общения, и наш короткий разговор за завтраком почему-то больше напоминал логический тренинг.

— Ты вечером почти никак не выражала своей позиции, своего отношения к тому, что говорилось. Чаще всего ты уклонялась от обсуждения. Японцы, конечно, записные интраверты, замкнутые на себе, но не до такой же степени.

— Мы можем поменяться ролями, — сначала довольно миролюбиво высказалась Акико. И моментально ушла с линии моей неожиданной атаки на чисто наблюдательную позицию, сохранив при этом нейтралитет. — Мне было безумно интересно общение с супругами Кокорин. Но у меня иногда есть возможность встречаться с ними в течение дня, которой ты лишён, потому что улетаешь на воздушные тренировки. Договоримся, что сегодня вечером разговаривать с ними будешь ты. У тебя есть время подготовиться.