Зеркало времени
Шрифт:
— Предупреждать никого не потребуется. Начальника авиабазы вы увидите, мисс Челия, не раньше завтрашнего вечера, — подсказал Кокорин, — он срочно вызван и улетел. Командует Зимина, потому что у меня и без того было два суточных дежурства подряд.
Мы попрощались с Софией-Шарлоттой. Провожая нас, она подарила Акико миниатюрный видеодиск «Песни Израиля», оттуда привезённый. Почувствовалось, что Зофи сознательно старалась отвлечь Акико от свалившейся на неё проблемы, чтобы дать возможность подумать и вспомнить, что для начала следует успокоиться. По дороге Акико шепнула мне:
— На Джеймса сильно надавили, у него могут быть неприятности. Надо ему помочь. Очень тебя прошу. Ты справишься.
Андрею и мне Акико объяснила, что им требуются несколько самых сильных впечатлений моего отца, связанных с его работой, хотя бы одно-два, но с наиболее выдающейся эмоциональной окраской. Кокорин понимающе кивнул.
В нашем домике меня попросили загодя сходить в туалет и уложили в постель в моей спальне, приглушили освещение. Мне кажется, Кокорин в это время набрался энергии и постепенно сосредотачивался. Акико включила запись сеанса. Оба они расположились
Я подумал и поначалу с ним согласился. Но в этом ошибся. Главное мое заблуждение, как оказалось, вызвано первоначально заданной аналогией с внешней передающей станцией. Оказалось — ничего подобного: когда я прислушался к себе, «причувствовался», что ли, то прояснилось: сигналы в «меня», как в своеобразный приемник, в значительной мере шли и идут изнутри меня. Я понял, что Андрей постепенно втягивает меня в работу, подчинился и стал откровенно и подробно рассказывать о моих ощущениях.
Наибольшая доля сигналов поступает, вероятно, от чего-то, что находится вблизи Божественной звезды моего персонального внутреннего ядра, позиционирующейся позади солнечного сплетения, чуть повыше, чем из Единой точки — центра боевых искусств — Тан-тьен. Однако исходит, по большей части, из области немного ниже Чаши, так ещё называется то анатомически не определённое, но явственно ощутимое энергетически плотное средоточие, которое в живущем человеке служит основанием ныне относящейся к нему души. То есть с извнутреннего направления, от Божественной звезды, информационные импульсы или волны «двигаются» к физическому, материальному, по сравнению со Звездой внутреннего ядра, новообразованию — мозгу. Хотя что-то, разумеется, воспринимается и всем остальным во мне, от тонкоматериальных тел, уровней, или принципов, вплоть до кожи и циркулирующей в организме крови, — с разных сторон, отовсюду. Каждый из принимающих элементов улавливает и воспринимает что-то своё, сообразно собственным частотным характеристикам. Если вспомнить, что Звезда соединяет нас с Богом, и уже поэтому мы никогда не одиноки, кроме того, Звезда соединяет всех людей друг с другом — живущих, ушедших и готовящихся к рождению, — и со всем окружающим миром, видимым и не проявленным (пока, до рождения, или уже, по уходе), то понятно, почему информация о том, что было и может в мире в дальнейшем быть, течёт изнутри. Не из нашего пространства, которое по старинке, от Рене Декарта полагают трёхмерным, а из другого, более высокого измерения, где будущее уже запланировано и зародилось. Так информация притекает к сознанию.
Неназойливо, но властно поощряя меня двигаться далее, Андрей объяснил, что каждое наше жизненное впечатление, даже мельчайшее, находит своё постоянное место во внутреннем пространстве сознания и остается на этом месте навсегда. В этом легко удостовериться каждому, если в спокойной обстановке закрыть глаза и прочувствовать, в каких местах представившейся внутреннему взору темноты позиционируются представления о любых памятных событиях, о любви, здоровье, общественных отношениях, детях, происках злокозненных конкурентов, вкусе коньяка или ананаса. Зафиксирована память о первом прикосновении к материнской груди и мокрых пелёнках, вообще о таких накрепко забытых нюансах, которые обычный разумный человек в бытовой рутине не вспомнит и под дулом пистолета. В том числе, о моём отце, и именно с этой точкой мне предстоит работать. Надо с ней совместить моё ощущение себя, моё сегодняшнее сознание. И тогда точка отца в моём сознании может быть развёрнута в подробную «карту» его сознания. Сравнение чего-то в себе с чем-то соответственным в сознании отца и откроет первые страницы его внутренней «энциклопедии».
Картину внутри собственного сознания я знал ещё на Хоккайдо, но плотно с ним не работал, поскольку не имел на это времени, и теперь не стал возражать Андрею Кокорину. Прелюбопытной оказывается эта индивидуальная для каждого объёмная «карта» памяти. «Обозревая» её с закрытыми глазами, находишь на своих местах и воссоздаёшь в сознании такие моменты, забытые в суматошной толчее жизни, о которых с открытыми глазами почти не вспоминаешь, ибо органы чувств, в том числе глаза, действуют постоянно и подбрасывают всё новые охапки впечатлений в нашу обширную внутреннюю «энциклопедию», фиксируемую душой. Это неподкупная душа, покидая умершее тело, всё, с нами бывшее, без утайки возносит на разбор небесный.
Осмысливать и анализировать впечатления нам некогда, и они прозябают втуне, никак не используются и не облегчают нам жизнь. Но то, что лично я внутри себя более подробно разглядел и во что, по заданию Кокорина, погрузился, произвело столь мощное, до глубины потрясшее меня впечатление, что не могу об этом не рассказать.
В самом начале нашего сеанса внутреннее пространство моего собственного сознания представлялось мне плоскостью, и только когда я, с течением времени, стал в нём понемногу осваиваться, то стал и понимать, что это всё-таки объём. Объём, показавшийся поначалу сферическим или близким к сферическому. Теперь я по факту приблизился к интуитивному предощущению, что внутреннее пространство развитого сознания может иметь размерность даже большую, чем с числом три: в нём не только длина, ширина и высота. И не обязательно быть совершенно тёмным, даже при закрытых глазах. Как бы ни было, вновь обретённый инструмент познания получается сверхмощный и легко, если ты обучен, сочетаемый с распространёнными средствами добывания информации.
Многосложный сферический, а скорее,
Каким бы ни предстало внутреннее пространство собственного сознания наблюдателю-исследователю — плоским или объёмным, — мы работаем и сообщаемся всё-таки не с самим непостижимым миром, ибо нельзя постигнуть отсутствующее в сознании, а лишь с отображением окружающего внешнего мира, присутствующим в нашем сознании, знаково-понятным нам «переводом» этого мира, тем виртуальным образом, который рисуется конкретным сознанием в самом этом же сознании. Получение образа и самый образ уже зависят от степени развитости сознания. Причём, используемые индивидуумами знаки не обязательно общеупотребительные, если они оказались не затронуты всеобщим обучением по данной теме. С учетом этой поправки, относящейся к истинности наблюдаемого, осязаемого и тому подобного, «истинную» размерность всем видимого окружающего нас мира с достаточной степенью приближения к тому, какова она «есть» (в наше время, на большей части физической поверхности нашей планеты и возле неё), некоторые исследователи уже обозначают не тройкой, а по-новому, всем известным бесконечным числом «пи», то есть 3,1415926…, а мнемонически: «три — кома — четырнадцать — пятнадцать — девяносто два и шесть». Ведь только искусственные сооружения прямолинейны. А мысли и эмоции материальны, они вовсе не прямолинейны, и, значит, занимают определённые места, естественные, им присущие объёмы, подобные облачкам, в соответствующих пространствах. Не знаю, простое ли это совпадение с численным значением от деления длины окружности на её диаметр, или и то, и другое числа «пи» подсказывают о наличии какой-то более общей закономерности, взаимосвязи, ещё нами не открытой, не прочувствованной и не объяснённой.
Немногие из нас уже осмеливаются на новое обозначение размерности мира в сложных расчётах, но мало кто пока в своих действиях исходит из приоткрывающейся истины, прямо как гоголевская помещица Коробочка, изматывавшая Павла Ивановича Чичикова своим закоснелым выжиданием, «лучше ж я маненько повременю, авось понаедут купцы, да применюсь к ценам». Ждут утверждающей санкции от тех, кто об этой новизне и не слыхивал, потому что не получал указаний сверху, от тех вышестоящих, кто в этой новизне не смыслит, как говорится, «ни уха, ни рыла»? Почему ждут? Нет необходимости? Нет, мне не странно это слышать. Таковы мы. Кто-то проверяет, в брюках ли он собрался в безумно тяжкое утро понедельника отправиться в офис, и не в домашних ли тапочках и пижаме, ну, а мне свойственно ежесекундно знать окружающую «обстановку», и не только воздушную, и отдавать себе отчёт, в каком сложном мире я пребываю и в какой из Вселенных. Озираю чуть шире, мне лично так нужно. Вот и всё. Очень всё просто.
Три измерения, ставших в миллиардных умах несомненными, — длина, высота, ширина — в трёх осях: абсцисса, ордината, аппликата — так в учебниках, мозгах и обиходе и окостенели. А действительным плюсом к ним является насыщенность того же объёма одновременно и неотторжимо также и пространствами, имеющими более высокую размерность, — незримыми пространствами, содержащими материальные объекты более тонкой организации, которые хорошо видятся, чувствуются, слышатся нашими малолетними детьми, ещё не замороченными познавательным энтузиазмом школы, слепой практичностью родителей и непроницаемой бездуховной мглой социально зрелого окружения. Ощущаются и теми немногими из взрослых, кто не закрывает на них своих глаз и осознаёт, что сегодня принимать во внимание упреждающее происходящее рядом с нашим плотным миром стало жизненно необходимым. Высокоразмерные пространства, думается, и дают дробный довесок к трём целым координатам представляющегося нам материальным мира. Точнее, воображаемого нами мира. Существуют расчеты процентных соотношений, сколько к тройке целых после запятой добавляется за счёт четырёхмерного пространства, пяти-, шестимерного и так далее. Я не привожу эти соотношения, поскольку, с одной стороны, они изменяются, находятся в непрерывной динамике, при развитии Земли и Вселенной растут, а с другой, здесь служат мне только подсобной информацией.
Не всякий изощрённый математический ум, я думаю, или даже развитое пространственное воображение обитателя нынешней Земли способны представить себе, скажем, четырёхмерную окружность с её четырёхмерными «длиной» и «радиусом», будет ли она иметь вид всё ещё всем привычного циркульного колеса или видоизменение окружности проявится для нас, как топологическая невообразимость? Так ведь это надо ещё увидеть «четырёхмерным зрением»!
Могу лишь гипотетически предположить, что при переходе из геометрической категории трёхмерного пространства в пространство четырёхмерное с детства знакомая всем окружность может преобразоваться или преобразиться, например, в духоподобное нравственное качество, допустим, в то же небезызвестное добротолюбие. Или родиться в виде эмоции. Попробуйте тогда «в столбик» разделить эмоцию на удвоенный событийный стержень-радиус, относительно которого она возникла, получится ли у вас число «пи»? Спросить бы об этом лучше более глубоко разбиравшегося в подобных вещах поэта-прозорливца и языкознавца Велимира Хлебникова, да нет его давно с нами. В трёхмерном мире подобным образом первая производная по времени от пути даёт скорость, а вторая — ускорение. Если мы со школьных уроков физики «верим» в скорость и ускорение, хотя в реальности ни увидеть, ни потрогать, ни пощупать их не можем, то логически принимаем за объективную реальность в среде, в которой живём, и вполне условное, на самом деле, формальное, абстрактное пространство — трёхмерное, — а также абстрактные скорость и ускорение, которые не видны, которых в реальности и нет.