Жаклин Кеннеди. Американская королева

Брэдфорд Сара

Смерть Фила Грэма стала в этом году уже вторым самоубийством в их кругу. В апреле покончила с собой Чарлин Кассини, дочь Чарлза Райтсмана от первого брака с нынешней женой Игоря Кассини; она приняла большую дозу снотворного и умерла в возрасте тридцати восьми лет. Ее смерть затронула Кеннеди не потому, что они были близки, а потому, что были косвенно причастны к этой истории. В феврале Игорю Кассини аукнулись его доминиканские связи; по настоянию Бобби, ему в числе прочего предъявили обвинение, что он не зарегистрировал свою позицию как представитель иностранного государства. 31 марта Чарлин написала Джону длинное отчаянное письмо, умоляя приструнить Бобби. Президент не ответил, но через несколько дней, обсуждая смерть

Чарлин, «был явно расстроен и обронил замечание насчет целесообразности преследовать Кассини в судебном порядке». Осенью он сказал адвокату Кассини, что, если Игорь не станет оспаривать обвинение, «его не накажут».

На следующий день, в пятницу 7 августа, Джеки на «скорой» доставили в военный госпиталь. У нее на месяц раньше срока начались роды. Снова кесарево сечение – и в 12.52 на свет появился Патрик Бувье Кеннеди, весом чуть больше двух килограммов. Президент проводил совещание о ратификации Договора о запрете испытаний ядерного оружия, когда ему сообщили по телефону о рождении сына; в половине второго он был уже в госпитале. Тем утром в Белый дом приехала Элспет Ростоу, чтобы встретиться с президентом, и застала там полное смятение. «Я никогда не видела подобного хаоса, – вспоминала она. – Эвелин Линкольн не было на месте, а сотрудники секретной службы, отмечая мой пропуск, сказали: “Мы не знаем, что произошло”. Но потом мы увидели, как с лужайки поднялся вертолет: президент вылетел к новорожденному, который, как оказалось, умирал. Это было начало конца… зловещее предзнаменование событий, которые случились позднее».

Во время перелета царило напряженное молчание. «Мы пока не знали, в опасности ли жизнь Джеки, и президент погрузился в свои мысли, – вспоминала Нэнси Таккерман. – Просто сидел, глядя в иллюминатор, и явно мыслями был с Джеки, хотел добраться до госпиталя как можно скорее». По словам Пэм Турнюр, она «видела у него такое выражение лица только раз, когда родился Джон и он получил депешу: “Возвращайся”; им довелось пережить много трудных минут». А в госпитале маленький Патрик задыхался, поскольку родился с асфиктической пневмонией. В тот же день в сопровождении отца его перевезли в детскую больницу Бостона.

Между тем Джеки представления не имела, насколько болен малыш, даже когда он умер в 4.40 утра 9 августа, ей сказали далеко не сразу. Накануне Джон провел день с нею, а 8-го вернулся в Бостон, на последнее дежурство. О смерти Патрика Джеки сообщил доктор Уолш. Джек прилетел утром, вместе с Бобби. В бостонской больнице президент рыдал, оплакивая смерть сына, потом снова сел в вертолет; супруги пытались храбриться друг перед другом, но испытывали невыразимую печаль. На следующий день состоялись похороны, панихида прошла в личной часовне кардинала Кушинга. Убитого горем Джона пришлось буквально оттаскивать от крошечного белого гробика. В воскресенье и в понедельник он привозил детей навестить Джеки.

Впоследствии супруги Кеннеди редко говорили о смерти Патрика, хотя эта трагедия, в отличие от рождения мертвого ребенка в 1956 году, сблизила их как никогда. В разговоре с Полом Фэем Джон однажды признался: «Было бы здорово, если бы у нас был еще один малыш, но ничего не попишешь». Больше он никогда не говорил об этом, но очень оберегал Джеки. «Ей намного тяжелее, чем мне», – говорил он.

К 12 августа, как пишет Мэри Галлахер, «Джеки взяла себя в руки». Она думала о Джеке и о предстоящем юбилее – через месяц они отметят в Ньюпорте десятилетие совместной жизни. Она решила подарить мужу зажим для денег в виде медали Св. Христофора, сама сделала эскиз и заказала у нью-йоркского ювелира. Странный подарок человеку, который не любил наличные деньги.

14 августа Джеки выписалась из госпиталя и вместе с мужем уехала на Скво-Айленд. Необычно, что на улицу они вышли держась за руки. Каждую неделю Джон по нескольку раз прилетал из Вашингтона

проведать жену. Как вспоминала Эвелин Линкольн, «всякий раз он старался привезти что-нибудь такое, что бы показало, что он думал о ней и хочет поделиться с нею частицей своей жизни в Вашингтоне. Иногда просил букет цветов из сада…» Ирландцы прислали в подарок президенту двух собак, пони и нескольких оленей. Джон решил отвезти Джеки собаку. Это был кокер-спаниель с висячими ушами и печальными глазами. Увидев его, Джон воскликнул: «Боже, какой же он грустный!» Тем не менее на следующий день спаниель, которого назвали Шаннон, уехал с ним на Кейп-Код, к Джеки.

На годовщину свадьбы Джон прилетел в Хаммерсмит вместе с Беном Брэдли и его женой. Небо было низким и хмурым. Бену Брэдли эта сцена напомнила «Грозовой перевал»: «Темно-желтые сумерки осеннего вечера в Новой Англии и этот огромный дом, словно сошедший со страниц книги Бронте». Но теперь, после десяти лет супружества, отношения Кеннеди явно были теплыми и пылкими. Брэдли увидели Джеки впервые после смерти Патрика и очень удивились перемене во взаимоотношениях супругов: «Джеки обняла его с такой нежностью, какой мы никогда раньше не замечали. Обычно они не выказывали на людях своих чувств, и точка».

Прямо в прихожей Джон вручил теще вычурную серебряную чашу, которую только что получил в подарок от республиканца-губернатора Род-Айленда, и сказал ей, что давно хотел подарить нечто символизирующее его бесконечную любовь к ней. Джанет, попавшаяся на шутку Джона, «ворковала, словно голубица», хотя и посматривала на уродливую чашу с подозрением. Подавали дайкири на веранде с видом на залив Наррагансет, точь-в-точь как десять лет назад. И гости были те же: Юша и Джанет-младшая, Сильвия Блейк, сестра Чарли Уайтхауса, которая тогда была подружкой невесты. Джон и Джеки обменялись подарками, выбранными тщательно и со вкусом. Джон зачитал список вещиц от Клеймана, известного нью-йоркского антиквара, чтобы Джеки сама выбрала подарок, при этом, когда дошел до самых дорогостоящих пунктов списка (цен он не называл), он делал шутливые ремарки, но Джеки выбрала простенький витой браслет в виде змейки.

Джеки, по обыкновению, сделала мужу оригинальный подарок, который подчеркивает ее любовь к вызывающим воспоминания, нередко забавным историческим записям. По ее просьбе Рейчел Меллон сделала альбом с фотографиями Розария, своего рода календарь – каждая дата сопровождалась расписанием президента, фотографией и цитатой, написанной Джеки от руки и взятой из знаменитой колонки Джо Олсопа, посвященной садоводству. Джон зачитал вслух все цитаты, «делая паузы, чтобы восхититься витиеватым слогом Олсопа».

«Ужин вышел довольно рискованный, – писал Брэдли, – отчим Джеки не сказать чтобы оптимист, а тосты большей частью были в его стиле». Вино лилось рекой, подавали шампанское и икру, но все довольно рано отправились спать. Джеки – что неудивительно, учитывая сам повод, количество алкоголя и недавние переживания, – вдруг расчувствовалась. Брэдли вспоминал, что «перед тем, как мы ушли, Джеки отвела меня в сторонку и чуть не со слезами на глазах сказала: “Вы оба наши лучшие друзья…”» В обычной ситуации она никогда бы такого не сказала. (По правде говоря, Брэдли были скорее друзьями Джона, а не Джеки. После смерти Кеннеди оказалось, что он был единственным связующим звеном между ними и Джеки, а когда Бен в итоге опубликовал свои воспоминания, Джеки сочла это предательством памяти мужа и навсегда вычеркнула Брэдли из своей жизни.) Теперь же она обняла обоих Брэдли, как обняла бы всё и вся, что по душе Джону. И после десяти лет недопонимания, боли и мучительного железного самоконтроля она была, как никогда, уверена, что выиграла битву за Джона. Нежность мужа после смерти Патрика казалась ей доказательством, что его сердце растаяло. Она думала, что в конце концов стала главной женщиной в жизни мужа.