Жаклин Кеннеди. Американская королева
Шрифт:
Джеки мучили эмоциональная неуравновешенность, резкие перепады настроения и чувство вины, что она не уберегла мужа, не сумела его спасти. Ли рассказывала Сесилу Битону, как сложно было успокоить сестру: «Вы понятия не имеете, как мне доставалось. Она чуть ли не рассудок потеряла, ночами почти не спала и все время жалела себя! Твердила, что беззащитна и одинока, хотя вокруг были друзья, помощники, спецагенты… Иной раз била меня по лицу, ни за что ни про что…» Ли, в свою очередь, утешал Онассис, как Диана Вриланд говорила Битону: «Джеки Кеннеди намерена перебраться в дом, который в войну принадлежал Рексу и Лесли, Билли Болдуин ей помогает. Еще при ней Ли, а при Ли – Онассис…»
Джеки и правда редко оставалась
Дорогие Тони и Бен!
Вы сказали мне кое-что совершенно шокирующее – вы, мол, надеетесь, что я снова выйду замуж.
Вы ведь наши близкие друзья. И должны знать: моя жизнь кончена, и теперь мне остается лишь ждать, когда она действительно закончится.
«Джеки говорила, что останется в Вашингтоне, – вспоминал Бен Брэдли, – даже просила Тони посмотреть для нее дома в Джорджтауне и в конце концов купила один. Но когда переехала, мы уже догадывались, что вскоре она покинет город, где рухнула ее жизнь».
Сначала Джеки инстинктивно цеплялась за прошлое, за жизнь с Джоном, однако психологически уже была готова двигаться дальше. Такое же впечатление сложилось у Чарли Бартлетта: «После ее отъезда из Вашингтона мы виделись редко. Мы вместе ездили в Камбоджу в 1967-м, но в остальном встречались только в окрестностях Бернардсвилла, где располагался ее загородный дом, а по соседству жили мои тесть и теща. Мне казалось, Джеки не хочет вспоминать прошлое».
Друг Джеки, Уильям ванден Хьювел, говорил: «Вашингтон был не для нее. Вашингтон – город президента, и она это знала».
Джеки нравилось общаться с женатыми мужчинами, причем без жен, и это оттолкнуло от нее старых друзей вроде Бартлеттов. «Марту раздражало, что Джеки норовит командовать чужими мужьями – Франклином Рузвельтом и другими, – смеясь, вспоминал Чарли Бартлетт, – и она не желала это терпеть. Поэтому во избежание неприятностей дома я редко виделся с Джеки. Сама Марта периодически встречалась с ней, поскольку была крестной Джонни, но ей это стоило больших усилий. Джеки очень изменилась. Марта больше не находила ее забавной. Она стала излишне заносчивой. Н-да, Джеки изменилась, а вот Джон так и останется прежним навеки…» В конечном счете старые друзья вроде Бартлеттов и Брэдли поняли, что их приглашали в Белый дом, потому что так хотел Джон, а вовсе не по инициативе первой леди.
Впоследствии Тони Брэдли испытывала к Джеки двойственные чувства: «С ее стороны не было того отношения, какое свойственно близким друзьям. Не думаю, что она вообще когда-либо имела близких друзей… И едва ли она ощущала потребность в задушевном друге. У нее были приятельницы – Рейчел Меллон, Джейн Райтсман, Нэнси Таккерман, но дружба дружбе рознь…»
По словам Робин Биддл Дьюк, «у нее не было по-настоящему близких друзей, что стало трагедией, когда умер Джон. Энджи сказал мне: “Ее некому утешить”. Ли возвращалась из Лондона, но… По-моему, к ней пошла жена Чака Сполдинга. Только ведь Джеки не была с ней близка, у нее не было задушевных подруг, она вообще недолюбливала женщин. Возможно, ввиду поведения мужа…»
Ко времени
Жены друзей не допускались в Джекин джорджтаунский кружок. Робин Биддл Дьюк вспоминала, что ее муж, которого Джонсон назначил послом в Испанию, «позвонил Джеки и сказал: “Мы уезжаем в Испанию, и я хотел бы зайти попрощаться”, а она прямо сказала ему: “Приходи на чай, но без Робин”. Многие вообще не выказывали недовольства. Жена Роса Гилпатрика выказала, а вот Филлис Диллон и Мардж Макнамара нет, из великодушия. Но за кулисами мы все общались, играли в теннис, и на самом деле им не нравилось, что мужья куда-то ходят с Джеки Кеннеди. А она всегда звонила мужчинам и говорила: “Помоги мне, я в отчаянии”. Ребячество, конечно, но, с другой стороны, я прощала ей все, поскольку на ее долю выпало такое, чему даже сравнения не подберешь…»
Одна из подруг Джеки говорила, что Джеки считала, будто имеет права на всех мужчин: «По-моему, для нее не играло роли, женаты они или нет. К тому же, наверное, если она питала к кому-то романтические чувства или сексуальное влечение, то безопаснее было заводить отношения с женатыми мужчинами…»
«Она страдала от сильнейшей депрессии и суицидальных настроений, – рассказывала одна из приятельниц Джеки, знавшая ее еще в бытность дебютанткой. – И иные необъяснимые вещи связаны именно с этим». После смерти Джона она совершала порой нелепые поступки. Часто злоупотребляла алкоголем, а отсутствие сексуальной жизни обусловливало весьма странные выходки. Пожалуй, самая странная – свидание с Марлоном Брандо в январе – феврале 1964 года. Встречу организовала Ли через своего приятеля, кинорежиссера Джорджа Инглунда, близкого друга Брандо. Они вчетвером весело ужинали в клубном ресторане, как вдруг нагрянули фоторепортеры, пришлось спасаться через черный ход. Веселье продолжилось в доме Джеки. Она не скрывала, что Брандо ей нравится, прижималась к нему во время танца, что-то шептала на ухо, но ничего не произошло, поскольку актер перебрал и поспешил уйти, хотя, как говорил Инглунд, «оба были не против».
Изначально связь Джеки и рыцарей Камелота строилась только на скорби по Джону, и Джеки скорбела вместе с мужчинами, а не с их женами. Как писал Джо Олсоп:
Как известно, Джек Кеннеди обладал редким умением покорять людей и изменять их… Некоторое время после его смерти те, кто его знал и работал с ним, испытывали настолько сильное ощущение эмоциональной утраты, что мне казалось, будто Вашингтон полон вдов, но только мужского пола. Заместитель Макнамары, Росуэлл Гилпатрик, человек, многое повидавший на своем веку и редко дающий волю чувствам, через день-другой после трагедии сказал мне: «Знаешь, Джо, когда президент умер, я вдруг понял, что таких чувств, как к нему, не питал в жизни больше ни к одному из людей». Мак Банди признался, что смерть президента подкосила его сильнее, чем потеря отца, который умер несколько месяцев назад. Я и сам чувствовал нечто подобное… После того яркого, бурного ноябрьского дня моя жизнь никогда не станет прежней… да и жизнь страны тоже».