Жажда острых ощущений
Шрифт:
— Итак, слушаю вас, — сказала Арина, удобно устраиваясь в кресле и закуривая сигарету.
— Вы в курсе, что ваш любовник Лохман поддерживает весьма тесные отношения с известной вам особой по фамилии Удальцова?
— Да? Вот как? — достаточно спокойно отреагировала Борисова, выпустив дым изо рта. — Он вам об этом сам сказал?
— Нет, я узнала об этом случайно.
— Ну, если это так, я только рада за него. Каждый волен делать то, что он считает нужным.
Ее губы были плотно сжаты, в глазах не осталось ни искорки непринужденного, пьяно-возбужденного состояния, в котором она находилась буквально минуту назад.
— Только спешу заметить, что Виктор Лохман не является моим любовником, — слегка улыбнувшись, заявила Борисова. — И, по сути, никогда им не был.
— Ну, это вопрос мировоззрения, — уклончиво ответила Лариса. — Хотя по тому, как нас встретили на улице Огородной, я бы так категорично это не утверждала…
— У всех бывают импульсы, — улыбнулась Арина.
— Это не суть важно, — отрубила Лариса. — Гораздо важнее другое.
— Что же?
— А то, что они вместе едут сюда, чтобы учинить с вами разборку.
— Со мной? Разборку? — Борисова искренне удивилась. — С какой стати?
— Это в основном касается тех денег, которые передал вам Фомин незадолго до его смерти, — Лариса произнесла эту фразу, пристально глядя в темно-коричневые, почти вишневые глаза собеседницы.
— Денег? — еще пуще удивилась Борисова.
— Да-да, тех самых, из-за которых, как я подозреваю, он и отправился на тот свет. Именно в ту самую ночь, когда вас похитил и изнасиловал Лохман. Впрочем, вы, кажется, отрицаете и то, и другое. Согласитесь, все это выглядит очень странно. Может быть, вы это сами все организовали для отвода глаз?
Глаза Борисовой округлились настолько, что теперь напоминали уже не вишни, а скорее, спелые сливы. Несколько секунд она молчала, потом спокойно положила недокуренную сигарету в пепельницу и громко крикнула в направлении зала:
— Лю-ди! Меня обвиняют в убийстве!
Сидевшие там мужчины, общество которых разбавляла лишь непоседа и крикунья Ардабацкая, замолкли.
— Кто? Кто обвиняет? — первым отреагировал Илюха, который, словно медведь, проснувшийся от спячки, неуверенно прошел через проходную комнату и остановился на пороге, держась обеими руками за косяки.
За ним сразу же поспешил Абрамцев.
— Лариса Викторовна, — ответила на вопрос Илюхи Арина. — Она заявила, что я взорвала джип, организовала на себя похищение и что вообще я дрянь…
— Чушь какая-то, — пробормотал Илюха.
— А я знаю, что я дрянь. Я всем говорю, а никто не верит, — с каким-то театральным апломбом заявила Борисова. — Ну и что, а вы все равно ничего не докажете. У вас нет никаких улик.
И немного погодя добавила:
— И не будет.
— По той причине, что она не убивала, — закончил за нее Илюха. — Она, — он указал на Арину пальцем, — не у-би-ва-ла!
В этот момент в дверь позвонили. В прихожую сразу бросился Абрамцев. Ему Лариса могла доверять, так что была спокойна. Она очень удивилась, когда Абрамцев немного погодя появился в сопровождении мужчины, который показался ей знакомым. Вглядевшись, она признала в нем бывшего мужа Елены Петровой — Паратова, того самого, который в злополучную ночь, когда погиб Фомин, приходил вместе с ней в квартиру Лохмана.
Он хмуро поздоровался со всеми и сразу же потребовал себе водки. Вся компания снова перебралась в зал.
Осушив большой стакан, Паратов крякнул и бросился жадно закусывать. Арина тем временем сообщила ему об обвинениях в ее адрес.
Паратов отрицательно покачал головой.
— Арина этого не делала, — убежденно сказал он, отправляя в рот большую горсть квашеной капусты.
— Тогда, может быть, вы скажете, кто убил? — спросила у него Лариса.
Паратов поглядел на нее мутным взглядом, секунду подумал, икнул и вдруг улыбнулся:
— Нет, не скажу…
Потом он вдруг погрустнел и уставился на Арину. Та, почему-то не выдержав его взгляда, отвернулась.
Илюха же встал из-за стола и направился в район санузла, выписывая по дороге замысловатые па. Абрамцев проводил его несколько презрительным и одновременно обеспокоенным взглядом — как бы любезный друг не расплескал по пути к туалету содержимое своего желудка раньше времени. Однако тот до пункта назначения дошел без эксцессов.
Арина снова налила себе водки, и настроение ее заметно изменилось. Она опять была весела и истерично-приподнята. Она выпила рюмку и обратила внимание на Ларису.
— Лариса Викторовна, — очень мягким, почти елейным тоном обратилась она к ней, — если вы не пьете, то, может быть, поешьте что-нибудь? Вот курица-гриль, например…
— Нет, спасибо, вы же знаете…
— Ах, да, знаю, знаю! — не дала досказать ей Борисова. — У вас же собственный ресторан, где подают замечательные экзотические блюда. В последний раз мы ели у вас курицу в маринаде. Мне очень понравилось. Не хуже этой, — она указала рукой на гриль.
Она отправила в рот кусочек курицы и, даже не до конца прожевав, сказала:
— А Лохман — злобный и меркантильный тип! Ну, а об Удальцовой я говорить не буду, поскольку и так все понятно… Пусть приезжают и разбираются. Все равно у них ничего не получится, потому что я — лучше! Вот и все…
— Это как понимать?
— А вот так — лучше, и все!
Арина посмотрела на Ларису пронзительным взглядом.
— Меня уже допрашивали в милиции насчет того, где я была в ту ночь. Я не сказала правду, потому что пожалела Лохмана, и не стала заявлять на него. А он и вправду меня изнасиловал! Я сделала так, что менты поверили мне, — Арина сказала это серьезно, с какой-то внутренней жесткостью.