Жажда острых ощущений
Шрифт:
— Скажите, Фомин приезжал к вам домой в позапрошлый четверг? — спросила Лариса.
— А вы что-нибудь полегче не можете спросить? — криво улыбнулась Арина. — Я иногда не помню, что было со мной вчера. И абсолютно не знаю, что будет завтра…
— Завтра приезжает Валерьяновна, — сообщила Ардабацкая, которая интенсивно поглощала со стола всего понемножку, поедая сначала курицу-гриль, потом апельсиновое мороженое и снова возвращаясь к курице. — И нам предстоит поэтому здесь все убрать.
— Так, убираешь ты! — палец Борисовой стремительно взлетел вверх и указал на Ардабацкую.
— Я? — выпучила глаза та. — Да я постоянно здесь убирала все последние дни!
— Да, только после твоих уборок засорился унитаз и сломался кран на кухне. Это не считая разбитого горшка с геранью.
Перепалка между двумя женщинами затянулась минут на десять. Лариса, сдвинув брови, пыталась решить, что ей делать дальше. Было ясно, что Арина Борисова, даже если и виновата в смерти своего любовника Фомина, ни за что в этом не признается. И визит Лохмана с Удальцовой в этот дом ничего не прояснит, а только накалит обстановку.
Лариса посмотрела на часы. Что-то они запаздывают… Судя по тому, как договаривались, уже полчаса назад они должны были быть здесь.
Она прошла в прихожую и достала из сумочки мобильный телефон. Набрав номер телефона Удальцовой, услышала длинные гудки. Либо никого не было дома, либо парочка изменила свои планы и решила продолжить свои любовные игрища.
Тут из проходной комнаты появился Абрамцев.
— Я наконец-то уложил этого придурка спать, — сказал он про Илюху.
— Павел, останьтесь, пожалуйста, здесь, я съезжу проведаю, что делают наши влюбленные. А то что-то не складывается. — Она показала на часы. — Как пользоваться аппаратурой, я уяснила, так что сложностей не будет, — предупредила она его возражения.
Павел пожал плечами и кивнул в сторону гостиной, где продолжали разговаривать о всякой ерунде Борисова и Ардабацкая:
— Ее никуда не выпускать?
— Желательно, — отрезала Лариса. — Хотя я нутром чую, что она не главное действующее лицо во всей этой трагедии.
Абрамцев скептически покосился в сторону Борисовой и направился в гостиную. Паратов продолжал налегать на алкоголь. Он вел себя так, словно пришел к себе домой. Впрочем, Лариса этому особо не удивлялась — здесь, в этом шалмане, были свои законы, недоступные пониманию нормальных людей.
— Товарищ директор нас покидает! — вдруг возопила Ардабацкая, заметив, что Лариса обувается.
— Лариса Викторовна, куда вы? — с милой улыбкой спросила Арина. — Вы оставляете Павла Николаевича нам?
— Да, а что, вы против?
— Абсолютно нет. Только мы ведь будем к нему приставать, вы не боитесь?
— Нет, не боюсь. — Ларису уже начала раздражать манера общения Арины. — Не исключено, что в самое ближайшее время придется бояться вам.
— Никто не знает, что будет потом, даже в самое ближайшее время, — пропела Борисова. — Если и суждено, значит, судьба у меня такая…
Она насмешливо посмотрела на Ларису, и та вспомнила характеристику, которой наградила ее Удальцова: «Ведьма!» Да, действительно, что-то есть колдовское, даже дьявольское в ее глазах. И все это присыпано сладкой пудрой вежливых слов, мягких манер и женского обаяния. Но внутри этой женщины жила уверенность в том, что она — самая лучшая, и никакие жизненные невзгоды не смогут поколебать ее.
— Кстати, что делает у вас в гостях господин Паратов? — спросила Лариса, когда Арина вышла провожать ее в прихожую.
— Завтра утром приезжает Валерьяновна, и ему удобнее ее встречать на вокзале отсюда.
— Он ее бывший муж?
— Да, хотя у меня есть подозрение, что скоро снова станет настоящим…
— Совет да любовь, — вздохнула Лариса и пошла на выход.
На улице по-прежнему валил снег, было тихо и как-то умиротворенно. Ларисе даже захотелось чуть постоять, чтобы насладиться очарованием зимней сказки. Но… Она вспомнила о Лохмане с Удальцовой и со вздохом открыла дверцу своего «Вольво». Прочистив «дворниками» лобовое стекло, она легко тронула машину с места и поехала в район аэропорта.
Как только она миновала дворец культуры «Рубин», то сразу же заподозрила неладное. Проезжую часть перегородили милицейские машины. Кроме того, присутствовали «Скорая помощь» и пожарка. Немного поодаль остановились два «жигуленка», водители которых вели между собой какую-то беседу.
Лариса подъехала поближе и поинтересовалась, что случилось. Водитель одного из «Жигулей», толстый бородатый здоровяк, поцокал языком и, сделав серьезный и даже скорбный вид, произнес:
— Бандитские разборки… Машину взорвали, белую «шестерку»…
Лариса поняла сразу же, что взорвалась машина Лохмана. Подтверждение она получила утром, когда позвонила майору Николаеву.
Она молча сидела на кухне, с компрессом на голове, потягивая собственноручно приготовленный кофе по-турецки. После почти бессонной ночи — она спала всего лишь три часа — болела голова.
Как назло, утром к ней пристал муж, которому окончательно надоели ее ночные отлучки. Котов даже не поехал в свой недавно вновь обретенный в Тарасове офис. Он вышел на кухню с суровым видом и осведомился, что есть на завтрак.
Лариса молча указала ему на холодильник, в котором находился сварганенный наскоро вчера ирландский гуляш. Она успела его приготовить между посещением своего ресторана и поездкой с Абрамцевым к дому Удальцовой.
— Лара, я хочу все-таки с тобой поговорить, — вкрадчиво начал Котов, когда тарелки были наполнены.
— О чем, солнце мое? — устало спросила она.
— А ты сама не догадываешься?
— Если ты все о том же, то я могу повторить, что сказала тебе после нашего последнего примирения, — монотонно ответила Лариса. — Мы же договорились, что у нас демократия — каждый имеет право на свою жизнь. Поскольку вариант моногамного домостроя у нас с тобой не получился, и ты виноват в этом сам. — Она выразительно посмотрела на мужа.