Железная леди
Шрифт:
– Годфри, ты несправедлив, помещая меня в компанию профессиональных лицемеров, – ответила я с недовольной гримасой, поскольку знала, что ему нравится дразнить меня. – Но ты и в самом деле беспокоишься?
Он кивнул и машинально провел указательным пальцем по чисто выбритой верхней губе, без сомнения скучая по усам.
– Я боюсь, что Ирен недооценивает хищную природу Морана. Такие люди не сдаются и не прощают, если однажды затаили обиду. Я лишь надеюсь, что не мы являемся объектом его ненависти. Кроме того, Ирен переоценивает и достославного детектива с Бейкер-стрит.
– Так значит, ты полагаешь, что проблемы
Годфри вздохнул и сложил газету:
– До наступления второй половины дня я ничего не могу полагать, но зато придумал для нас отличное развлечение, чтобы скоротать время до тех пор, пока не настанет час отправляться на Бейкер-стрит.
– Неужели, Годфри? Что же это за развлечение?
– Зоосад, – ответил он с невероятной гордостью. – Мы идем в зоосад Риджентс-парка.
Едва ли я могла возразить, что моя неприязнь к мертвым животным, выставленным в Музее естественной истории и современных находок, – сущий пустяк по сравнению с отвращением к живым зверям, особенно экзотическим.
Когда в три часа пополудни мы вернулись, у меня рябило в глазах от разглядывания множества причудливых рисунков шкур всяческих тварей. Сара Бернар была бы в восторге.
Гостиная Нортонов не пустовала, хотя Ирен все еще не вернулась. Вместо нее нас приветствовал Квентин, пребывающий в замешательстве. С ним была дама столь солидного возраста и такая хрупкая, что, казалось, ей не под силу сидеть прямо без эбонитовой трости, на набалдашник которой она опиралась, скрестив руки, покрытые прожилками синих вен.
– Годфри, Нелл. – Квентин сделал паузу, как будто пытался собраться с мыслями. – Я хочу представить вам мою мать, миссис Фозерингай Стенхоуп.
Мы с Годфри с изумлением кивнули пожилой леди, окутанной шелками полутраурных оттенков: лиловым, лавандовым и серым. Седовласая голова склонилась в приветствии.
Квентин говорил быстро, как будто в смущении или необычайном волнении:
– Мне следовало бы извиниться за такой сюрприз, но я задумался над вчерашним советом Ирен. Настало время победить свой стыд и встретиться с семьей. Я решил посетить Гросвенор-сквер в соответствующей маскировке, чтобы обезопасить близких. Дома была только мать, но, когда я произнес имя «Квентин», она сразу меня узнала. Ее здоровье ухудшилось, и она по большей части остается в своих комнатах наверху, но когда матушка услышала, что мы с вами, Нелл, собираемся сегодня на Бейкер-стрит, она пожелала участвовать и настояла на том, что будет меня сопровождать, чтобы лично выразить благодарность мистеру Холмсу за мое спасение и возвращение в Англию.
Пораженные, мы с Годфри застыли в молчании, как, должно быть, и Квентин несколькими часами ранее в комнатах верхнего этажа дома 44 по Гросвенор-сквер.
Как отказать в просьбе милейшей старой леди, чьи глаза светло-орехового цвета – совсем как у сына – поблекли до оттенка старого золота?
– Я… я весьма рада познакомиться с вами, миссис Стенхоуп, – промолвила я, сделав неловкий реверанс, будто школьница, и быстро взглянула на Квентина: – Думаю, теперь мне нет необходимости сопровождать вас обоих от Бейкер-стрит до Гросвенор.
– Наоборот, Нелл! – воскликнул он с горячностью. – Вы должны вместе со мной отвезти мать домой. Не представляю, как я откроюсь своим дорогим сестрам без поддержки женщины, которая первая
– Скажите это Ирен…
– Ирен считает, что я собираюсь и дальше оттягивать время воссоединения, но именно вы были тем человеком, который заставил меня поверить в его возможность – в тот вечер в Нёйи, когда мы беседовали впервые. Я надеюсь, вы больше не сердитесь на меня.
– Нет. Я вообще редко злюсь.
– …Разве что когда ее друзьям угрожает опасность, – вставил Годфри. Он подошел к старой леди и поклонился: – Добрый день, миссис Стенхоуп. Я рад видеть вас.
Благородная дама осторожно сняла слегка дрожащую руку с набалдашника трости и подала для поцелуя Годфри. Адвокат повернулся ко мне:
– Ты, наверное, захочешь привести себя в порядок перед визитом на Бейкер-стрит, Нелл. Как только будешь готова, я уже буду ждать вас в экипаже.
– Да-да, – заметила я многозначительно, перед тем как уйти, – поскольку зоосад оказался слишком душным, многолюдным и… вонючим.
Я не злилась, но была немного раздражена.
«Нельзя осуждать Квентина за внезапный визит к матери, которая считала его давно погибшим», – говорила я себе, шагая в свой номер, чтобы надеть наряд мисс Баксли. Но все же я была разочарована и не могла объяснить почему. Возможно, потому, что в глубине души знала: однажды Квентин вернется в лоно семьи и его внимание ко мне ослабнет. Ведь я, в конце концов, лишь средство, но не цель.
Поездка на Бейкер-стрит потребовала внушительного четырехколесного экипажа, а не уютного кэба, и прошла спокойнее, чем экспедиция, совершенная нами с Квентином днем ранее. Бледно-лиловые перья страуса на шляпке миссис Стенхоуп печально кивали мне, когда коляску трясло на ухабах. Квентин с матерью сидели напротив меня, и она целиком поглотила внимание моего «жениха», пусть даже фиктивного. Теперь мне совершенно не хотелось возвращаться в дом Стенхоупов, хоть я и надела платье-«сюрприз», которое предложила вчера Ирен, и могла без труда привести себя в надлежащий вид даже в коляске по дороге к Гросвенор-сквер.
Почтенная домоправительница вновь впустила нас в квартиру 221-б на Бейкер-стрит, и мы поднялись по ступенькам. Мистер Холмс пригласил нас войти и предложил присесть. В этот раз Квентин с матерью расположились на диване. Я села в плюшевое кресло, которое занимал доктор Уотсон, сегодня отсутствующий.
– Рад встрече с вами, миссис… Блоджетт, – сказал детектив. – Кажется, у меня есть замечательные новости для вашего сына.
Несмотря на свой преклонный возраст, миссис Стенхоуп поняла необходимость сокрытия личности Квентина и охотно включилась в игру.
Она любезно кивнула, хотя и немного рассеянно, и вытащила лорнет из своего лилового атласного ридикюля с оборками. С серьезным видом разложив его, она поднесла линзы к глазам и удостоила мистера Холмса осмотром с головы до ног – только очень старым или же очень юным людям разрешено так себя вести в приличном обществе.
– Спасибо вам… мистер Холмс, не так ли?
Ее голос, который я не имела возможности слышать ранее, оказался из тех, что напоминают курагу, сухую и приторную. Слабый фальцет дрожал посредине слов, испуская неудачные тремоло. Честно говоря, он привел бы в ужас любого обладателя даже минимального музыкального слуха. Черты лица мистера Холмса исказила страдальческая гримаса, и он покорно вздохнул: