Железные паруса
Шрифт:
Там, где дорога пересекалась речкой, им пришлось перейти ее вброд, и теперь она шумела справа, разлившись по светлым галечным отмелям. Сверху, над гребнями древних холмов, скользила родная луна, и в ее свете дорога, усыпанная белой крымской пылью, казалась меловой. Они ступали по ней бесшумно, как по перине.
Наконец на темном фоне всплыли пики останцев, и надо было только обойти гору и взобраться по длинному, как дорога в небо, пологому склону, ровно в полночь повернуться лицом к горам, и луна должна
Да и Он сам почувствовал чужеродный запах. Так мог пахнуть только город — краской и бензином.
Они чуть не попались — натолкнулись на шлагбаум и вооруженных людей в камуфляжной одежде.
***
— Эй! — крикнул новоиспеченный янки, — драная русская задница, выходи.
Он шарил по земле, давил виноградные гроздья. Шарил в поисках пистолета. Потом вспомнил, что оставил его в гостинице. Ниже шумела речка, разлившаяся на мелкие ручьи.
— Афри! — позвал Он тихо, — Афри!
Джованни скулил, как собачонка. Они с Африканцем молча отступали сквозь преграду из можжевельника. Руки саднили и кровоточили от многочисленных колючек. Повезло одному Африканцу — он был просто приспособлен для таких приключений.
Снова выстрелили. Ракета пронеслась слишком низко, отбрасывая густую тень. Казалось, просто кто-то балуется, стреляя вдоль склона.
— Так ничего не выйдет, — пожаловался фальцетом, кажется, Толстяк. — Кто-то должен пойти туда…
— Сам и иди, — лениво ответил то ли Андреа, то ли кто-то другой.
— Джованни, детка, — вдруг произнес кто-то третий, и Он с удивлением подумал, что это, должно быть, Старуха, — отзовись…
— Как же… ж-ж-жди, с-с-старая кляча… — возразил Джованни, но подскочил на месте, словно собираясь бежать на зов.
— Чему же я тебя учила, Джованни? — звала его Старуха. — Чему?
— Не-не-не п-п-пойду… — упрямился итальянец.
— Правильно, бабуля, все итальянцы без совести, — обрадовался Толстяк или человек с голосом кастрата.
— Иди лучше ты, — произнесла Старуха. — Все равно ни на что не годен…
— Я собак боюсь… — признался Клопофф, или тот, кто очень походил на него. — Может, он уже ушел?
— Зачем я тебя поросенком кормила? — укорила его Старуха. — Зачем?
— Пусть идет он, — предложил толстяк.
— Много чести, — отозвался Андреа или человек с очень похожим голосом, — чтобы я лазил по кустам. Пропади оно все пропадом!
— Эй, русский, сдавайся! — Они снова принялись за свое: ракета, описав дугу, упала на склон горы.
Гора отливала зелеными, как изумруд, сполохами. Ракета шипела под лозой. Голоса явственно звучали в полночной темноте.
— Выходи, ничего не будет…
В ответ Он едва не выпалил непристойность.
— Джованни, не зли меня! — кричала Старуха. — Я сама к тебе приду!
— Боюсь… — скулил Джованни.
— Детка, вспомни, я же тебя пеленала… — вкрадчиво уговаривала она.
Джованни стал подозрительно всхлипывать.
— Детка, твое место рядом со мной!
— Иду… — не выдержал итальянец, вылезая из кустов.
— Стой! — Он поймал его за воротник.
Ветхая ткань затрещала под рукой.
— Я здесь! — успел крикнул итальянец.
На это раз они выстрелили из чего-то посерьезнее: поверх голов полетели листья и куски лиан:
— Отзовись!
Прислушались. Тишина была сродни ватному колпаку.
Они яростно боролись в пыли и давленом винограде, и Он сразу понял, что не справится, слишком дик и силен был сумасшедший.
— Я их вижу! — обрадовано крикнул, кажется, Андреа.
— И я! — крикнул Клопофф, или человек с очень похожим голосом.
По направлению к ним раздались быстрые шаги. В радостных голосах звучали нотки, которым нельзя было доверять.
— Попались, голубчики! — воскликнула Старуха.
Это была ошибка. Джованни снова испугался. Бросил бороться и сел. Крутил головой, что-то соображая о мире, как вылупившийся птенец. Потом, не оглядываясь, на четвереньках стал карабкаться по склону.
Им хватило минуты, чтобы перевались за гребень холма и свалиться в узкий каньон. Вымытый зимними потоками, — с одной стороны он почти вертикально уходил в небо, а с другой, где-то ниже по склону, падал в речку.
Теперь кричали и звали издали. Опереточная ситуация. Стреляли ракетами, которые рассыпались с сухим, беспомощным треском. Он едва не рассмеялся вслух — в который раз его лишь пугали. Африканец шарахался, как призрак. Камни угрожающе шевелились под ногами, и останцы были заслонены склоном горы. Даже луна оставила им одну ночную спасительную тень. Он едва поспевал за неутомимым, как вол, Джованни. Казалось, Старуха напугала его до смерти. На какое-то мгновение Он потерял его из вида, а когда, задыхаясь, наконец достиг вершины каньона, Джованни сидел и беспечно ковырял в носу.
— Пыль одна… — поведал он и зевнул.
Луна висела слева над третьим из семи останцев. Он подождал с минуту, чувствуя, как сердце колотится где-то в горле, потом обошел останец вокруг. За долгие годы трава в расщелине скалы, где Он спрятал Громобой, стала похожей на толстый, упругий ковер. Он поддел ее у основания и завернул наружу. Толстые корешки трав рвались с треском, как пистоны. Потом раскачал несколько камней и столкнул по склону. С шелестом убегающего человека они покатились вниз. Ружье было на месте — Он сразу нащупал козью шкуру. Джованни дышал к спину: