Железный герцог
Шрифт:
— Кто вы, юноша? — спросила Она и посмотрела на меня.
Глаза у нее были голубые, словно весеннее небо.
Мне захотелось выглядеть как можно таинственнее, поэтому я ответил:
— Я тот, кого зовут бойцом с ночными страхами.
— Вы хорошо делаете свою работу, — Она слегка нахмурилась, — Бывает, что ночные страхи приходят и посреди солнечного дня».
— Помнишь, отец? Помнишь? — продолжала Генрика. — Конечно, помнишь, ведь в ларце, в котором я нашла рукопись, лежит букет сухих подснежников. Очень старые, почти истлевшие цветы, которые не рассыпаются в прах только благодаря наложенным на них заклинаниям. А это помнишь?
Голем ничего не ответил, по-прежнему оставаясь недвижим.
И девушка вновь зашелестела листами:
«Я ушел от герцога Вильмира, не проработав и месяца. Я больше не мог терпеть. Ведь я видел Ее каждый день — за обедом или когда Она приходила ко мне в библиотеку. Мы беседовали о книгах, но я не мог сосредоточиться ни на одной мысли. Когда я пришел к Ней прощаться, Она впервые взяла меня за руку. Я почти потерял разум от Ее прикосновения, но Ее слова отрезвили меня:
— Есть любовь, милый юноша, но есть и честь. У меня нет претензий к моему мужу, сиятельному герцогу Вильмира, и я не хочу, чтобы его имя… Вы поняли меня?
— Да, госпожа.
После этого дня мы не виделись долгих двадцать лет…»
Генрика хлюпнула носом, но быстро вытерла слезы, чтобы они не закапали старую рукопись.
— Я почти не помню маму, но я ее тоже люблю. Очень! Мне кажется, что она приходит ко мне по ночам. Я говорила тебе, но ты смеялся, ведь ты считаешь, что души, над которыми не проведено нужного обряда, растворяются в небесных потоках…
Голем молчал.
Генрика еще немного посидела в кресле, глядя на отблески пламени на серебре маски, и ушла в свою комнату.
Глава 24
После весеннего дождя освободившееся от туч небо кажется безмерно высоким. Отбушевал ураган, отгремел гром, иссякли острые водяные струи, и прозрачная голубизна так чиста и прозрачна, что в голову невольно приходят сравнения изысканные, словно в балладах, — с драгоценными сапфирами или с горным хрусталем, из которого столичные искусники вырезают подобия речных цветов. Если положить такой хрустальный цветок на дно чаши, то вода в ней приобретает целебные свойства.
Барон Унтар Вельбирский смотрел на небо, на плывущие по нему облака и пытался понять: жив он или все же мертв? Или это душа его парит в сапфировой выси? И может ли душа предаваться не совсем пристойным воспоминаниям о хрустальных цветах? Нет, конечно, в самих этих безделушках не было ничего пошлого, кроме того, что о волшебных свойствах настоянной на прозрачных камнях воде Унти узнал от любвеобильной вдовы королевского повара. Ах, мистрис Дариэтта, нежная покровительница юных студентов, охочих до женской ласки! Ты была уже не первой молодости, но весьма хороша собой. И больше, чем смерти, боялась ты потерять нежный румянец и гладкость ухоженной кожи, поэтому умывалась исключительно «колдовской» водой. С вечера служанка приносила чашу и ставила у изголовья кровати. Утром, едва проснувшись, ты набрасывала на плечи легкий шелк и склонялась над водой, осторожно зачерпывая ее ладонью. Твое разнеженное сном и разогретое ночными ласками тело, казалось, светилось изнутри. И нередко, умывшись, ты была вынуждена вернуться в постель — твой мимолетный спутник, напрочь забыв о занятиях в университете, горел желанием продолжить ночные забавы.
«Где ты сейчас, Дариэтта?» — вздохнул Унтар и понял, что он скорее жив, чем мертв.
Теперь он слышал скрип колес, редкое хлопанье бича и неспешный разговор возницы с кем-то еще, сидящим на козлах. Попытавшись приподняться, Унтар ощутил резкую боль и бессильно откинулся на спину, закрыв глаза. И вдруг, вместо образа мирной Дариэтты он увидел другое женское лицо — очень юное и смутно знакомое. Юноша попытался вспомнить, где же видел эту синеглазую девушку, но тут на очередной кочке телегу тряхнуло. Унтар застонал.
— Тпру! — крикнул возница.
Лошади встали. Возница перебрался в телегу:
— Господин барон! Господин барон! Как вы, господин барон?
— Пить, — прошептал Унтар.
Он сразу же узнал рыжего парня, с которым виделся на Старой заставе. Возчик откуда-то из окрестностей Вельбира. Кажется, Бьорн.
— Сей секунд, господин барон! — зачастил парень. — Вот, испейте настойку, наниты дали, сказали поить, как в себя придет, чем больше, тем лучше…
Унтар ощутил на губах металл фляги, а под затылком — жесткую руку, приподнимающую его голову, чтобы было удобнее пить. Сделав несколько глотков, Унтар почувствовал себя гораздо лучше. Перестала кружиться голова, перед глазами больше не плыли цветные круги. Теперь он разобрал, что лежит в фуре, с которой снят тент.
— Помоги сесть! — приказал Унтар.
Рыжий возчик скрутил из ткани тента некое подобие подушки и подоткнул под спину раненого:
— Так хорошо?
Унтар кивнул.
— Так я поеду?
— Езжай, парень. А с кем ты тут болтал давеча?
— Дык это, господин барон, с лошадками. Надо же познакомиться с ними!
— С кем? — расхохотался Унтар, но сразу же закашлялся от боли в груди.
Заметив это, возница обернулся и снова поднес к губам барона флягу с лекарским питьем, продолжая тараторить:
— С лошадками, с ними, лиходеями. Мне господин полковник трех коняшек пленных отдал. Дескать, бери, говорит, в награду за верную службу. Лошадки подраненные, их или на колбасу, или, если выходишь, твои будут. Только на колбасу жалко, больно уж коняшки хороши, особенно вон этот, рыжий. Не молодой уже, но хорош, чертяка. На племя — самое оно. Старый конь борозды не испортит, кобылы — тож…
Унтар, насколько смог, повернулся в ту сторону, куда показывал возчик. Действительно, к передку телеги привязан золотистый жеребец, припадающий на заднюю ногу:
— Упс! — выдохнул юноша. — А ведь знакомый конь! Знаешь, кого тебе презентовали? Подарка моровского!
Услышав свое имя, конь всхрапнул и выгнул шею.
Возница на минуту замолк, присматриваясь к лошади.
— Подарок? А и впрямь! Видел я господина герцога верхами, да издали…
— Не веришь? — спросил Унтар. — Ты ему хвост расчесывал?