Железный Совет (другой перевод)
Шрифт:
Спасшиеся понемногу собираются вместе. Пути слегка отклоняются от прежнего курса. «На север», – пробегает шепоток. Узман ведет их в какотопическую зону. Они пройдут по самому ее краю, но все равно глубже, чем следовало бы.
Закрыв за собой дверь – проход в дымных горах, – на рассвете они впервые видят новый пейзаж. Местность покрыта обычным кустарником, но кажется волшебной после серой каменной пустыни. То возвышенности, то провалы. Постепенно растительность становится гуще. Деревьев кругом теперь видимо-невидимо; каждое сторожат каменные зубы и обвивают ползучие растения с цветами настолько яркими, что они кажутся искусственными. Маленькие озерца и другие вкрапления оживляют ландшафт, но там, куда направляется поезд и куда ведут рельсы, земля резко меняется. Иуда чувствует это. И остальные тоже. Через вибрацию колес.
Не все тени лежат в одной плоскости.
– Мы только одним глазком глянем, – говорит Узман. – По самому краешку пройдем.
Тени падают, как им вздумается, и ветер дует с нескольких сторон сразу – Иуда чувствует это. Земля, стоит на миг отвернуться, тут же меняет очертания.
Скольких непогребенных мертвецов они оставили позади. Вот и Шон лежит где-то, точно спит.
В один из последних дней Иуда таскает рельсы. Он выкапывает их из-под новых камней, из-под чьих-то мертвых рук, грузит на запряженную мулами телегу и везет к началу поезда: там рельсы снова положат на землю. Из окаменевшего тумана остаются торчать две железные культи.
За повстанцами следят звери и растения с глазами. На вторую ночь Иуда и его друзья собираются у костра, который благодаря какой-то магии горит белым пламенем. На совещание собрались Узман, Анн-Гари, Толстоног и те, кого избрали машинисты, лозоходцы, тормозные кондукторы, водоносы, бывшие шлюхи и прихлебатели.
– Вы сделали это, – говорит Иуда; Узман и Анн-Гари невозмутимо выслушивают его похвалу. – Вытащили нас. И привели сюда, в это странное место.
– Это еще не конец.
– Я знаю. Но у вас все получится. Верьте мне. Где-нибудь за этими землями вы найдете себе место. Где-нибудь далеко. Куда они не последуют за вами. Даже если вам придется обогнуть весь мир. Вы найдете там дичь и плоды, вы остановите свой поезд. Там вы будете охотиться, удить рыбу, разводить скот – все, что захотите. Вы будете читать, а когда прочтете все книги из поездной библиотеки, напишете свои. Вы обязательно найдете такое место.
– А здесь? Что с нами будет здесь?
– Не знаю. Будет трудно, но вы справитесь. – Иуда сам не знает, с чего это он заговорил как пророк. Да это и не он говорит; это его нутро, поселившаяся в нем добродетель. – Они не пойдут туда за вами. Спорю на деньги.
Все смеются. Деньги стали украшением. Некоторые все еще берегут их, но на банкнотах давно уже рисуют дети. А из монет сделали монисто.
– А Узман был прав, хотя он и ошибался, – продолжает Иуда. – Нам надо было связаться с Нью-Кробюзоном. Подумайте об этом. А то никто ведь так и не узнает.
Наступило молчание.
– Вы, конечно, можете ничего никому не говорить и просто исчезнуть, и тогда люди станут рассказывать, что однажды, когда строили железную дорогу, один поезд взял и уехал. Переделанные стали беспределами и забрали его себе. Но вам-то нужно не это. Те переделанные, которые в городе, ждут. И они заслуживают большего.
– Но есть те, кто знает, что случилось…
– Да, но захотят ли они открыть правду? Вы станете легендой, этого уже не изменить, но какой легендой? Хотите стать легендой, которая не умрет? С которой будут считаться? Хотите, чтобы рабочие шли на забастовку со словами «Железный Совет» на устах?
Анн-Гари улыбается.
Иуда говорит:
– Я возвращаюсь, чтобы воспевать Железный Совет.
Сначала некоторые заявляют, что Иуда струсил и боится идти с ними через окрестности пятна, но на самом деле никто в это не верит. Просто им жаль его отпускать.
– Нам нужны твои големы, – говорит какая-то женщина.
– Как ты можешь нас бросить? Разве тебе безразличен Совет, Иуда?
Тут он взрывается.
– Это вы у меня спрашиваете? – говорит он им. – У меня?
Им становится стыдно.
– Я буду воспевать вас. Я все им расскажу. А вы сидите тихо.
Вспыхивает порох, собравшиеся моргают.
Не один Иуда покидает Совет здесь, под неестественными небесами, где чувствуется близость какотопической зоны, а впереди ждет страшный Вихревой поток. Пусть даже придется идти обратно через дымные камни.
– Кто-то уйдет, остальные справятся, – говорит Иуда. – Идите к беспределам: они не подадутся в Нью-Кробюзон, слишком они переделаны.
– Вы справитесь, вы прорветесь, сестры. – Он смотрит на них без тени сомнения. – Держите, – говорит он, протягивая вокситератор. Все в недоумении. – Вот. Если сделать так, он сохранит все, что вы скажете. – (Они смотрят, как Иуда загружает валик, и забирают все чистые цилиндры.) – По одному каждый год, – говорит он медленно. – Присылайте мне их, где бы вы ни были. Шлите морем, с верховыми, пешими, как угодно. Посмотрим, дойдут ли они до меня. Я хочу слышать ваши голоса. – Он смотрит на Анн-Гари. – Я хочу слышать твой голос.
Одного за другим он заключает их в объятия. Он крепко обнимает своих товарищей, даже тех, чьи имена ему неизвестны.
– Слава Железному Совету, – говорит он каждому. – Слава Железному Совету.
Вдруг Иуда озорно целует Узмана прямо в рот; тот вздрагивает, хочет отстраниться, но передумывает. Поцелуй длится недолго.
– Не будь суров к парнишкам в ночь на пяльницу, – шепчет он переделанному прямо в ухо, и Узман улыбается.
Потом Иуда обнимает Анн-Гари, и она целует его, как целовала тогда, когда они впервые стали любовниками. Иуда притягивает девушку к себе за бедра, а она берет в свои ладони его лицо.
– Слава тебе, – шепчет он ей в рот.
Он уже забыл, насколько быстрее путешествовать в одиночку. Не проходит и дня, как он оказывается у дымных камней. Руку пойманного в ловушку человека, пробившуюся сквозь камень, обглодали звери, так что торчит лишь красная кость.
Иуда шагает по верхушкам каменных валов, как по волнам. Он видит следы боя и разбросанные трупы. В полдень он чувствует тени и обнаруживает у себя над головой косяк воздушных судов, направляющихся к вечному поезду. Иуда притеняет ладонью глаза и опирается на посох.