Жеребята
Шрифт:
– Ты тоже ходишь?
– Слава Небу, нет. Белогорцы не обязаны это делать, ты сам знаешь. Это единственное доброе из того, что принесло мне пребывание в Белых горах.
– Ты так их не любишь. Ты же получил там образование!
– воскликнул Миоци то ли в шутку, то ли всерьез.
– Образование можно было получить и менее... болезненным путем, - заметил Игэа, но Миоци стало ясно, что его товарищ просто шутит.
– Послушай, - родители этого мальчика, Огаэ, сами отдали тебе его на закла... обучение?
– У него нет родных
– Этот мальчик - Ллоиэ?
– переспросил Игэа.
– Моя жена принимала роды у его матери... Я хорошо знал Огаэ-старшего - его отца. А потом мы переехали, и перестали видеться. В их семье сильна память карисутэ. Нилшоцэа неспроста лишил имени и земли эту семью.
– Имени он лишить не в силах, а имения - да...
– отозвался Миоци.
– Огаэ очень способный ученик, я забрал его из школы Зэ, той, что при храме. Зэ хватило совести сделать из него раба-поденщика, он даже не позволял ему толком учиться. Но Огаэ вставал до рассвета и приходил к главному алтарю Шу-эна Всесветлого, слушая, как я читаю гимны. Ты не поверишь - он выучил их все. Со слуха. Не знаю, как он научился, но он и читает, и решает задачи, опережая своих сверстников года на два. Удивительно.
– Похож на тебя в его годы, - заметил Игэа и отчего-то вздохнул.
– Да, ты его вытащил из бездны Уурта, как и меня... Слушай, - помедлив, спросил фроуэрец, и в голосе его мешались тревога и нежность, - неужели у тебя поднимается рука наказывать этого ребенка... в наших славных традициях? Ты его и не кормишь, наверное, вдобавок. Это не мое дело, конечно, но он такой заморенный!
– Он сейчас отъелся немного после школы Зэ. Тэлиай откормила. Я не держу его на одних вареных зернах и зелени, поверь! И, кстати, еще ни разу ни ударил.
– Шутишь!- недоверчиво, но немного успокоенно сказал Игэа.- Какое же белогорское обучение без розги? А если он гимны перепутает, как ты когда-то? Помнишь, что с тобой сделал старший наставник?
– тут фроуэрец рассмеялся.
– А когда ты дал слабительного его ослу - и признался потом, со страху? Что было, помнишь?
– ответил Миоци, улыбаясь.
– Я, между прочим, мстил за тебя... - хлопнул Игэа по плечу товарища и весело добавил: - Эх, ладно, отрочество белогорское наше... есть что вспомнить! А ты и в самом деле добрый человек.
– В городе под этим титулом больше известен ты, - отозвался Миоци.
– Давай подеремся? Как раньше, - расхохотался Игэа.
– Только, чур, ты опять привязываешь правую руку - чтобы все было по-честному... А что это за маленький домик?
– Я здесь живу.
– Живешь? Тут? А тот дворец?
– Тот - для гостей. Которые выливают в ванну половину благовонных масел.
Игэа осторожно перешагнул деревянный порог и ступил на простые травяные циновки.
Навстречу им выбежал Огаэ, держа в руке зажженный светильник,
– Всесветлый да просветит тебя. Ступай читать вечерние гимны.
Ли-шо-шутиик взял из рук мальчика светильник и повел гостя в главную комнату, предназначенную для молитвы, чтения и бесед.
– Да, - только и сказал Игэа.
– У меня дома побогаче будет.
На полу лежали все те же циновки из травы, в искусно плетеной корзине стояли свитки - на них поблескивали золотые застежки,- единственное золото, если не считать светильника на алтаре перед очагом.
Миоци отодвинул висящие шторы из тонких пластинок дерева священного дерева луниэ - еще один предмет роскоши - запах луниэ отпугивал мошек и прочих тварей - и сказал:
– А здесь живет Огаэ. Видишь, у него есть и матрас с сеном, и простыня, и шерстяное одеяло.
– Ты меня очень удивляешь, нечего сказать, -покачал головой Игэа.
– Хочешь, оставайся на ночь здесь - наверху есть комната с неплохой периной.
– Твоя?
– Нет, для гостей...
– Погоди, а кого ты держишь здесь? Рабов?
– спросил Игэа, заглядывя в соседнюю дверь - на полу пустой комнаты лежали доски, едва прикрытые грубым полотном.
– Нет, не рабов, - ответил Миоци, с трудом сдерживая смех.
– Это моя спальня.
В гостях у Игэа
Отправившись на следующий день в путь, когда уже опустилась вечерняя прохлада, Миоци и Игэа к полуночи достигли излучины реки. Повозка катилась через низины, уже начинавшие затягиваться мглистым туманом, через который то и дело просвечивали огни костров, казавшиеся размытыми - будто на них смотрели сквозь слезы.
Наконец, они выехали на холм.
– Вон в ту сторону, - Игэа указал вознице на большой двухэтажный каменный дом, с многочисленными флигелями, пристройками и огромным садом, тянувшимся вдоль темных вод реки.
Кони заржали, и повозка весело подкатилась к воротам. Навстречу им выбежала высокая женщина, закутанная в покрывало. Игэа бросился к ней навстречу и заключил ее в объятия.
– Аэй, - промолвил он, - родная.
– Игэа! Ты жив!
– Да - благодаря ли-шо-Миоци.
Игэа подвел жену к Миоци.
– Всесветлый да просветит вас, - произнес жрец обычное благословение.
Аэй упала на колени и хотела поцеловать руку Миоци, но тот не позволил ей.
– Я - только служитель Всесветлого, - сказал он, поднимая ее.
– Вы спасли Игэа и всех нас, мкэ ли-шо-Миоци!
– со слезами на глазах воскликнула женщина.
– Пройдемте в дом, - пригласил хозяин.
...Пока Аэй показывала Миоци отведенные ему покои - с коврами и подушками - на улице слышался нестройный шум голосов, радостные восклицания и причитания.
– О, Небо, - вздохнула Аэй, ставя зажженный светильник на плоский камень у очага, и улыбнулась.- Не дадут хозяину даже войти в дом!
Игэа, оставив окружавших его рабов, поспешил к гостю.