Жеребята
Шрифт:
– Конечно - я помню его... Идем, - кивнул Миоци.
– Занятие окончено!
– крикнул он ученикам.
– Твой сын прекрасно отвечал всю неделю. Он, действительно, исправился. Признаюсь, я не верил тебе, когда ты говорил, что после хорошей порки он начнет учиться лучше...
Зарэо как-то странно смотрел на Раогаэ. Тот по-девичьи потупил глаза.
– Твой сын очень старательный, - продолжал Миоци.
– Я даже не ожидал...
– Я тоже не ожидал, - свирепо сказал Зарэо.
– Я не ожидал, что ты, негодница, будешь ходить сюда вместо брата! A он, небось, убежал из лука стрелять? Я ему сегодня постреляю!
Миоци ничего не понял.
– Позор! Позор!-
– Так это - Раогай?
– засмеялся Миоци.
Они сели в повозку. Зарэо то продолжал ругать дочь, то извинялся перед Миоци.
Друзья-белогорцы.
...Когда Миоци вошел в зал, где собирался совет жрецов - Иокамм, двое палачей уже вывели связанного Игэа, а Нилшоцэа уже воссел на судейское седалище рядом с каменными изображениями свиты Уурта, состоящей из скалящихся на черепа врагов темного огня крылатых существ. Уурт-облакоходец был изображен над судейским троном как молодой и сильный победитель врагов. Он был огромен, его мускулы были словно жилы бычачьих ног. Нилшоцэа не очень был похож на своего бога - он был чуть выше среднего роста, тонкокостный, но со статной осанкой молодого воина или бывшего белогорца. Аэолец на службе у правителя Фроуэро провел ладонями по своему лицу и откинулся в судейском кресле, победно глядя вниз, на приведенного узника-фроуэрца. Нилшоцэа слегка улыбался - и эта улыбка на молодом лице, обрамленным седыми прилизанными прядями, была страшнее улыбки идола.
Собрание жрецов было малочисленное, всем было скучно и хотелось домой в прохладу. Старший жрец Шу-эна - ли-шо-Оэо - не пришел - он был болен. Остальные завидовали такой удачной отговорке. В самом деле, деловитость молодого ууртовца Нилшоцэа была для них непонятной и даже раздражающей - карисутэ были давно истреблены, их потомки - сэсимэ - жили в постоянном страхе и регулярно приходили отрекаться от этого дикого и противного здравому смыслу учения раз в год, по закону Нэшиа. Почему правитель Фроуэро так озабочен, что послал своего любимца-жреца в покоренную Аэолу - искоренять зло? Зачем этот суд над безобидным врачом, который лечил даже самого ли-шо-Кээо, а теперь изобретает всякие лекарства у себя в имении и бесплатно лечит рабов? Жаль, если его осудят... Многие так думали про себя, но не решались вслух высказывать свои мысли. Не слишком ли опасно спорить с Нилшоцэа ради него?
– Я рад, что служители Шу-эна проявляют интерес к нуждам Царства Фроуэро и Аэолы, - сказал Нилшоцэа, увидев входящего Миоци.
– Искоренение врагов Уурта и темноогненой веры - насущная необходимость, как сказал великий Нэшиа, слышавший сынов Запада и верный темному огню.
Писцы заскрипели грифелями.
– Итак, Игэа Игэ, ты сказал, что не привык праздновать дни Уурта. Об этом нам донесли тиики рощи Фериана, где растут священные деревья луниэ. Все жители Царства давно и радостью празднуют дни Уурта. Означает ли это, что все эти годы ты, Игэа Игэ, не праздновал их?
Он сделал паузу, дожидаясь ответа. Высокий светловолосый заключенный сделал какое-то движение головой и снова бессильно повис на руках палачей. Он был крайне изнурен, и, как показалось Миоци, сломлен.
"Он может сейчас признаться даже в том, чего не совершал!"- тревожно подумал ли-шо-шутиик.
Игэа, или ли-Игэа, как уважительно называли врача, он знал с отроческих лет, когда они вместе жили в Белых горах в хижине Иэ, обучаясь у жрецов
– Те, кто не празднует дни Уурта, должны быть казнены с их семьями - это закон Нэшиа. Он не был отменен. Ты не почитаешь Уурта, Игэа Игэ?
– Я учился у жрецов Шу-эна и Фериана, - едва различил Миоци голос Игэа.
– Так ты не почитаешь Уурта?
– Ли-шо-Нилшоцэа! Он не обязан произносить слова почитания. Он - белогорец, и посвящен Всесветлому и Фериану.
Нилшоцэа медленно окинул Миоци взглядом. Он не ожидал, что кто-то будет заинтересован в судьбе фроуэрца. Будучи сам аэольцем на службе у правителя Фроуэро, он знал, как народ Аэолы не любил фроуэрцев. Но Миоци был прав - жрец Уурта знал и это.
– Игэа Игэ, ты давно не празднуешь дни Уурта, раз ты не привык их праздновать?
– Мы... мы празднуем...дни Уурта, - еще тише прозвучало в ответ.
– Кто еще не празднует их?
– перекрыл его шепот зычный голос Нилшоцэа.
– Мы празднуем дни Уурта, - повторил Игэа из последних сил.
– Твои предки сочувствовали карисутэ. Ты должен доказать верность Уурту.
Нилшоцэа развернул свой свиток - многие в Иокамме поежились. Новый ууртовец был скрупулезен, и все свободное время проводил в архивах храмов, ища потомков карисутэ или сочувствовавших. "Так и всех казнить можно", - поговаривали шепотом у него за спиной.
– Расскажи Иокамму, что у тебя с правой рукой?
Иокамм изнемогал от жары, и мечтал, чтобы все это поскорее закончилось. Только жрец Фериана сидел в созерцании.
Игэа обвел присутствующих безнадежным взглядом огромных голубых глаз. "Он, бедняга, уже почти не понимает, что происходит", - подумал Миоци.
– Я напомню, - сказал Нилшоцэа.
– Среди ваших дальних родственников были те, кто хранил рукописи карисутэ, поэтому всем мальчикам вашего рода было приказано отрубить правую руку. Но твой отец - знатный фроуэрец, придворный вельможа и советник - добился смягчения приговора единственному сыну. Тебе оставили руку, лишь обездвижив ее особым ядом. Так?
По лицу Игэа пробежала тень. Неожиданно он кивнул.
– Так ты почитаешь Уурта, или нет?
Снова кивок.
– Так ты признаешь, что не чтишь его?
Прежде чем Миоци успел что-то сказать, Игэа то ли кивнул, то ли уронил голову.
– Придется вздернуть тебя на дыбу, чтобы развязать тебе язык, - Нилшоцэа облизнул губы.
– И пошлите за его домашними - к вечеру они должны быть здесь. Я ими займусь.
– Нет!
– вдруг вскрикнул Игэа, будто очнувшись.- Не тронь Аэй и малышку! Зачем тебе все это, Нилшоцэа? Довольно меня одного...
– Ты смеялся над Ууртом в Белых горах, когда был еще сопливым мальчишкой и думал, что он забудет?
– негромко ответил ему Нишоцэа, так, что никто больше не мог их слышать.- Теперь Уурт посмеется над тобой.
– Эалиэ!
– раздалось вдруг. Игэа вздрогнул, блуждая взглядом по залу. Нилшоцэа резко обернулся, его движение повторили почти все собравшиеся. Это был непонятный белогорский возглас, который как глоток свежего воздуха ворвался в духоту.
Задремавший хранитель башни, ли-шо-Лиэо, дряхлый белогорец, проснулся, услышав знакомое слово, и с удивлением обнаружил, что заседание все еще идет. Его сосед, жрец Фериана, отложил четки, и решил посозерцать действительность. Ууртовцы, жадно глядевшие на то, как палачи срывают одежду с заключенного, недовольно зашумели.