Жертва ума
Шрифт:
Достаточно грубого слова, чтобы пробить броню моего терпения.
Хотя я вижу страдающих, я не испытываю к ним сострадания.
Когда у меня появляется возможность быть щедрым, я оказываюсь скованным своей жадностью.
Гуру, думай обо мне! Скорее посмотри на меня с состраданием!
Даруй мне свое благословение, чтобы мой ум слился с Дхармой.
Он пришел в себя неожиданно и сразу, просто открыв глаза так, как включают свет. Все органы чувств были в полном порядке, но звук был тягучим и словно сильно запаздывал. Ум уже был заведен и работал на полных оборотах, что возможно указывало, что это был не обычный обморок, а потеря содержимого памяти с той самой секунды, когда его сюда принесли.
Хану не знал, сколько его времени успело исчезнуть к этому моменту. Действие выпитой им жидкости, было очень необычным. Он едва мог пошевелиться, а еле повернув голову, вдруг обнаружил, что лежит на ранее скрытой под покрывалом, мраморной плите с прорезанной по ее периметру канавкой кровотока.
Перед ним застыли безумные глаза Оракула, с поднятыми над головой и медленно опускающимися руками со злополучным стилетом. С его покрытого испариной лба, плавно летели капельки пота.
До Хану вдруг дошло, что все это видно, словно в сильно замедленной съемке, но он совершенно не боялся, наблюдая эту картину, как бы со стороны - бесстрастно и равнодушно ожидая, пока стилет не закончит свой путь в его груди.
Звуки теперь были искажены до такой степени, что их уже невозможно было разобрать. Солнце сильно слепило, играя зайчиками на многочисленных гранях камня в ожерелье Флавия.
Неожиданно, в его поле зрения возник неожиданный объект, оказавшийся взлетевшей кистью руки, остановившей опускающийся стилет. И почти одновременно - быстро двигающийся и немного закручивающийся по оси, небольшой кулак, направленный точно в солнечное сплетение Оракула. Заслоняя горизонт событий, мимо маятником красиво пролетел густой и медный хвост волос. Захват кисти перехватил выпадающий из рук стилет, а правая рука, теперь уже нашла свою новую цель в седых волосах на затылке, сильно ускорив движение вниз, пополам сложившегося от удара тела. Хвост же, достигнув по дуге крайней точки и распушась там мягкой волной, уже возвращался обратно, снова заслонив от Хану вполне ожидаемую и эффектную встречу головы и колена. Брызнувшие в стороны осколки зубов, красиво вращаясь, медленно осыпались на пол.
Оракул провалился вниз и исчез, а все свободное для восприятия место, теперь заняла взлетевшая на алтарь и уже обнимающая Флавия, Инна с искаженным от ярости лицом, что-то кричащим в зал. К груди мумии спереди, она приставила острие стилета.
'Она хочет убить мумию?' - недоуменно, но все так же равнодушно подумалось Хану. Время теперь уже быстро набирало темп, возвращая возможность распознавания звука, но последнее, что он смог разобрать был стук быстро закрывающихся дверей и шипение доведенной до бешенства девушки.
Действие зелья, похоже, заканчивалось и Хану попытался привстать, но не рассчитав свои силы, тут же уронил голову назад, сильно стукнувшись о мраморную плиту затылком. Шишка сильно болела и повторять попытку он пока не решался.
В храме теперь, было очень тихо. В цветных витражах верхних окон, зудя билась о стекло муха. Пятно от солнца уже переползло за алтарь, теперь освещая сверкающую в лучах паутину на барельефах резных деревянных колонн. За мумией на алтаре остывала, тихо сидевшая, невидимая сейчас Инна.
Наконец, у него получилось сесть. Голова, все еще слегка кружилась. Под ногами лежал некий объект, оказавшийся мягкой горкой бессознательного тела Оракула.
– Спасибо. Что теперь?
– осторожно спросил Хану.
Он пока не понимал, ни мотивацию девушки, ни плана спасения. Возможно, его просто и не было, а она действовала импульсивно и необдуманно, унесенная своим взрывным темпераментом. Но, как ей удалось выдавить отсюда народ? Чем она их взяла, в чем угроза? Убить уже мертвого?
Время все шло, но Хану терпеливо сидел на месте, время от времени, от скуки тихонько пиная комочек, чуть было его не угробившего, безумного старика под ногами. Девушка все еще молчала, а продолжать расспрашивать ее, он сейчас не рискнул.
Наконец, послышался шорох и из-за алтаря появилась Инна. С решительным видом она направилась прямо к нему, заставив его от неожиданности испуганно сделать шаг назад. Остановившись, девушка подвернула и для удобства заправила подол тоги, сделав ее намного короче. По-прежнему, не говоря ни слова, она наклонилась и схватив слабо застонавшего Оракула одной рукой за шиворот, проворно поволокла его к дверям, уже через несколько секунд, легко выбросив тело наружу. Задвинув засов и заперев дверь на ключ, Инна вернулась и села на плиту рядом.
– Что теперь с тобой будет?
– на этот раз с нее, снова решился тактично начать разговор Хану.
– Со мной ничего не будет. Надо думать, что делать с тобой, - иронично ответила, уже остудившая боевой пыл, девушка.
– Почему не будет?
– непонимающе спросил он, не вполне представляя вежливый и дипломатичный способ разобраться с толпой народа, осаждающую их снаружи.
– Потому, что я его дочь, кретин, - закатила глаза Инна.
Хану, схватился за голову руками. С этим метким определением, кажется стоило согласиться. Только, видимо, полный кретин не смог бы увидеть очевидное - девушка была единственной, кто вызывающе не боялся Гридика. И это, было сразу понятно еще после ее дурацких рожиц, которые она ему строила во время первой беседы с директором у него спиной. И по ее очень вольному выбору стиля одежды, в то время, когда все остальные ходили по зданию почти строевым шагом, с застегнутыми на все пуговицы воротничками. Наконец, по ее положению, образованию, да и количеству времени, отведенного на доводку ее тренированного и совершенного тела. Кто еще, мог бы тут себе такое позволить? Кому еще, Гридик мог доверить его?
– Чего они так испугались, что ты могла сделать мумии?
– после короткой паузы посыпания своей головы пеплом, спросил теперь Хану.
– Они верят, что Флавий, в некотором роде, жив. По крайней мере, состояние транса и вся работа Оракула опирается, именно на это предположение, - ответила Инна.
– А ты?
– А я знаю, что ритуал как-то работает и мне этого достаточно, а умных разговоров, я уже наелась на всю жизнь, - огрызнувшись, отрезала девушка.
– Все эти высокие, словно небо слова и многомудрая философия в модной религиозно-духовной тематике, обычно служат только для того, чтобы люди позволяли себя иметь добровольно и с радостью.