Жесткая проба
Шрифт:
Дверь отдела найма уже была открыта. Алексей постучал в окошко, закрытое крашеной фанерной дверкой. Окошко открылось, большеносая седая женщина строго и вопросительно посмотрела на него.
– У меня отобрали пропуск.
– Из какого цеха? Как фамилия?
– Горбачев, из механического.
– А, Горбачев... – Она наклонилась над столом, поискала там, потом, сняв скрепку, разделила две бумажки, одну из них протянула Алексею. – Вот, оформляй.
– Что оформлять?
– Увольнение оформляй. Не видишь, что ли?
– Какое увольнение?! Дайте мой пропуск, я в цех пойду.
– Пропуска ты больше не получишь, и в цех тебе ходить незачем – там всё уже отмечено.
– Да кто... На каком основании?
– По приказу начальника цеха. – Седая женщина подняла второй листок и прочитала: – «За нарушение трудовой дисциплины, попытку дезорганизовать производство и антиобщественное поведение разметчика А. Горбачева уволить с 27 августа 1952 г.».
Алексей вцепился руками в подоконник.
– Где Гаевский?
– Зачем тебе Гаевский? Его сегодня не будет.
Фанерная дверца захлопнулась.
На увольнительном «обходном» листке уже стояли подписи Витковского и мастера. Это они нарочно, чтобы Алексей не мог прийти в цех, рассказать, найти защиту... Вот гады! Ну, погодите...
В несколько прыжков Алексей оказался на втором этаже. Завком начинал работу в девять. В девять председателя завкома не было. «Наверно, пошел по цехам», – сказала секретарша...
В десять его тоже не было. Он пришел только в одиннадцать.
– Я к вам, – бросился к председателю Алексей.
– У меня прием с двенадцати... Ну ладно, заходи. В чем у тебя там дело?
– Меня уволили.
– За что?
– Неправильно уволили! Я ничего не нарушал и не дезорганизовывал... Это всё подстроили!
– Погоди! Давай по порядку: из какого цеха?
– Из механического. Разметчик. Горбачев.
– А, Горбачев... Н-да... Говорили мне про тебя, говорили... Что ж, правильно тебя уволили.
– Как – правильно? За что? Я ж ничего не нарушал!..
– «Молнию» срывал? Ну, не срывал, писал на ней... Факт? Факт. Передовиков опорочивал? Факт. Ну и всякие там темные дела за тобой... А ты хочешь, чтобы мы тебя защищали? Мы защищаем людей, которые честно работают, помогают производству, а не дезорганизуют его.
– Так это все неправда!
– Ты мне байки не рассказывай! «Неправда»... Цехком разобрался, он решение начальника цеха поддерживает, и мы поддержим. Так что на нас не рассчитывай.
– Так что же мне делать?
– Что хочешь... Раньше нужно было думать.
Слова, множество слов душили Алексея. Горячих, гневных и правдивых. Но он смотрел в лицо председателя и видел, что все эти слова ни к чему, их не будут слушать и, даже выслушав, не услышат.
– Все, Горбачев. Разговор окончен.
Алексей вышел.
Против двери завкома профсоюза была дверь заводского комитета комсомола. Алексей поколебался и вошел. Преждевременно располневший молодой человек читал какие-то бумаги и подчеркивал фразы толстым красным карандашом. Услышав стук двери, он поднял голову.
– Слушаю.
Алексей сказал, что он, хотя и не комсомолец, пришел в комитет, чтобы ему помогли.
– Давай, давай, что там у тебя?
Алексей рассказал. Секретарь, поигрывая карандашом, подумал.
– Постой, это не про тебя газета писала?
– Про меня... Только это неправда.
– Как это – неправда? Наша печать неправды не пишет... Ладно, я проверю, поговорю с комсоргом вашего цеха. Только имей в виду: бузотеров мы не поддерживаем! И если окажется правда – пеняй на себя. – Секретарь снова склонился над бумагами.
Грохоча башмаками по лестнице, Алексей выбежал на улицу.
Вот как они устроили всё! Он приготовился доказывать свою правоту, бороться. С ним не собирались бороться, никого не интересовали доказательства. Его просто отбросили в сторону, вышвырнули, он перестал для них существовать...
В общежитии не оказалось никого, кроме тети Даши.
– Ты что так рано? Али захворал?
– Уволили меня, тетя Даша...
– Батюшки! За что?
– Ни за что... С начальником спорил...
– Эка вы, языкатые! Кидаетесь, как кутята, на кого ни попадя, вам же и достается. Кто тебя за язык тянул? Сам небось?
– Сам.
– Ну вот! Нет, чтобы посмирнее. Всё ершитесь, хорохоритесь. А толку что? Что вот теперь делать-то будешь?
– Обжалую! Я докажу!
– Доказывай теперь, попробуй.
Тетя Даша ушла, но через несколько минут вернулась.
– А жаловаться пробовал?
– В завком ходил, в комитет комсомольский. Говорят, мы таких не поддерживаем...
Тетя Даша, скорбно поглядывая на Алексея, долго размышляла,
– А в суд? У нас вон во дворе сосед – его из артели уволили. И тоже всё вот так-то от него отказывались. А он подал в суд, и скрозь суд его обратно на должность поставили. Ещё и деньги заставили выдать за прогулянные дни...
Юридическая консультация находилась на солнечной стороне проспекта. Несмотря на опущенные шторы, в ней было так душно, что юрист, в просторном, как балахон, чесучовом пиджаке, изнывал от жары и поминутно вытирал пот. Приходу Алексея он явно обрадовался: его разморило не только от зноя, но и от скучного романа, который лежал в открытом ящике стола.