Жестокая клятва
Шрифт:
Виски помогает, но не так сильно, как следовало бы. Я допиваю один стакан, потом другой, и еще один, желая притупить разрывающую боль в груди. Я думаю о Сирше в больнице, Конноре рядом с ней, о Лиаме дома с Анной и Бриджит, думаю о той ночи, когда на свет появилась его дочь, и я чувствую себя таким отчаянно и мучительно одиноким, что это оставляет меня опустошенным.
Мой телефон жужжит, и я беру трубку, думая, что это Лиам. Вместо этого я вижу сообщение от Изабеллы, мерцающее на экране.
Ты не обязан отвечать, если не хочешь, но я просто хотела убедиться, что с тобой все в порядке.
Я смотрю на сообщение, перечитывая его снова и снова. Я могу представить ее в квартире, кусающую нижнюю губу, мучительно раздумывающую, отправлять ли сообщение вообще. Мне хочется прижать ее к себе, заключить в объятия, поцелуем прогнать все ее страхи, но как я могу это сделать, когда я сам источник всех этих страхов, когда все, чего она хочет, это то, чего я слишком боюсь и слишком обижен, чтобы дать ей?
Не ходи туда. Говорю я себе это, выпивая еще виски и крепче сжимая телефон в руке. Я слишком пьян, чтобы контролировать себя, и я знаю, что произойдет. Я могу это видеть, и это только ухудшает ситуацию, делает ее намного сложнее, потому что я, блядь, этого хочу.
Я испытываю агонию, которую я никогда не испытывал ни к кому, кроме Изабеллы, и я чувствую, что проигрываю борьбу между тем, что, как я знаю, я должен сделать, и тем, что, как я знаю, в конце концов я все равно сделаю.
Я встаю и, пошатываясь, бреду к стойке со стаканом в руке. Я снова тянусь к бутылке виски, зная, что еще одна или две могут сделать это, погрузив меня в такой глубокий сон, что завтра я проснусь с похмельем и буду рад, что предпочел забвение тому, что могло оказаться всего лишь ошибкой.
Или я пожалею об этом.
Я еще не написал ей ответное сообщение, потому что слишком боюсь, что вместо того, чтобы сказать: "У меня все в порядке", я пришлю "Я приеду". И я не думаю, что она отговорила бы меня.
Внутри меня бурлит водоворот эмоций, я разрываюсь между чувством, что я никогда не смогу доверять ей, и желанием ее так сильно, что мне хочется сказать: "Черт возьми, давай все равно попробуем". Я надеваю ботинки, прежде чем полностью осознаю, что делаю, беру телефон, чтобы позвонить в Uber, понимая с каждым шагом, что все глубже запутываю нас двоих, и в то же время понимая, что не могу остановиться. Я чувствую ее как магнит на другом конце города, она зовет меня к себе, и я не могу устоять перед этой гребаной песней сирены. Я никогда не мог, с самого начала. С той секунды, как она просунула палец мне под рубашку и притянула к себе для того первого поцелуя, она всегда была моей.
Добираться на Uber до квартиры — сплошная муть. Я оказываюсь перед ее дверью и стучу вместо того, чтобы вытащить ключ-карту из кошелька, поскольку уже поздно. Я не хочу пугать ее и говорю себе, что если она не ответит, я смирюсь с тем, что она легла спать, и пойду домой сам. Но я едва успеваю дважды постучать в дверь, как слышу звук ее шагов, и дверь распахивается навстречу видению.
Ее волосы распущены, густые, блестящие и темные, они обрамляют ее лицо. Ее глаза расширяются, когда она видит меня, губы приоткрываются, но с них не слетает ни звука. На ней рубиново-красный шелковый халат, доходящий до середины бедра, и я не могу не задаться вопросом, что может быть под ним, пока стою там, уставившись на нее и прерывисто дыша.
— Изабелла…
— Найл.
Она шепчет мое имя, и я вхожу. Я, пошатываясь, вхожу в квартиру, когда она отступает, и у нее нет времени произнести еще одно слово. Она не отодвигается достаточно далеко, чтобы я почти не столкнулся с ней, и когда мои руки касаются красного атласа, одна поднимается, зарываясь в ее волосы, притягивая ее к себе, когда мой рот обрушивается на ее.
Ее стон — самый сладкий звук, который я когда-либо слышал, вибрирующий на моих губах и поглощаемый нашим поцелуем, когда я прижимаю ее к себе, пожирая ее рот, когда я загоняю ее на кухню, в нескольких шагах от входной двери. Это самое близкое место, где я могу ее куда-то облокотить, прислонив к столешнице, моя другая рука блуждает, когда я прижимаю ее рот к своему, мой язык переплетается с ее языком, когда я принимаю поцелуй, о котором я мечтал несколько недель.
Она ахает, выгибаясь дугой напротив меня, и я такой твердый, что становится больно. Мой член пульсирует у ширинки, натягивая ткань джинсов, и я толкаюсь в нее, срывая еще один рваный стон с ее губ. Только когда она прижимается к моей груди, я останавливаюсь, чуть прерывая поцелуй и пытаясь отдышаться.
— Ты уверен? — Изабелла спрашивает это дрожащим голосом, и я вижу надежду и желание в ее глазах. Она это показывает, в этом нет никаких сомнений, и я рад, потому что я не знаю, как я могу, блядь, остановиться.
— Да, — выдавливаю я сквозь стиснутые зубы, наклоняясь, чтобы снова поцеловать ее. — Ты нужна мне. Господи, Изабелла, ты нужна мне так чертовски сильно…
Все, что я мог бы еще сказать, осекается, когда она прижимается своими губами к моим, ее руки обвиваются вокруг моей шеи, и я окончательно теряюсь.
14
ИЗАБЕЛЛА
Я знала, что Найл был пьян с того момента, как переступил порог квартиры. Я знаю, что должна остановить его, потому что утром он может пожалеть об этом, и тогда будет намного больнее. Проснуться и видеть сожаление в его глазах или обнаруживать, что он ушел ночью, это больше, чем я, кажется, могу вынести в данный момент, еще один отказ, еще одно напоминание о том, что для него я даже не должна быть рядом прямо сейчас, не говоря уже о вечности. Но когда его рука запутывается в моих волосах и притягивает мой рот к своему, я понимаю, что заблудилась. Я хочу его больше, чем когда-либо чего-либо хотела, и выгибаюсь навстречу ему, когда он ведет меня на кухню, чувствуя, как бешено колотится мое сердце.
Я не хочу, чтобы он останавливался. Я не хочу даже предполагать, что он может остановиться. Я хочу, чтобы он довел это до конца, чтобы я наконец снова почувствовала его внутри себя, чтобы он держал меня в своих объятиях и хотя бы на мгновение притворился, что у нас все в порядке, что он не уйдет, что мы можем быть вдвоем. Я хочу того же, что было у нас раньше, страсти и необузданной потребности.
Я никогда не чувствовала, что нуждаюсь в чем-то так сильно, как в нем в этот момент. Желание, горячее и мощное, поднимается во мне, когда он ведет меня на кухню. Я боролась с этим, кажется, неделями, и теперь, когда его руки обнимают меня, а губы касаются моих, я знаю, что проигрываю эту битву. Мое тело бьется, как пульс, я выгибаюсь навстречу ему, и я целую его в ответ с дикой самозабвенностью, чувствуя, как он твердеет у моего бедра.