Жестокий роман
Шрифт:
Я не трахал ее в реале. Зато в мыслях натягивал до одури жестко. Ебал. Долго. Грязно. Развязно. Отрывался без тормозов. И остатки моего мозга до капли в яйца стекли.
— Пришел черед поделиться, — сказал отец. — Ты старший, однако твои братья тоже имеют право взыскать долг.
Я даже не сразу понял, о чем речь идет. Не отстрелил суть.
Делиться? Чем?
— Ближайший совет решит судьбу жертвы, — продолжил он. — Мы определим, как с ней поступить.
Дьявол. Я делился достаточно. Отступал. Жался в углу. Как щенок. Я упустил настоящего
И теперь…
Она моя. Только я решаю ее судьбу. Какой на хрен совет? Нечего тут определять. Я свое никому не отдам.
— Первая жертва была разделена честным путем, — заявил отец. — Я вкусил ее всеми доступными способами и отдал родне. Каждый желающий мог забрать часть долга. Опробовать.
Кулаки сжались. Зубы заскрипели. Рефлекс.
Я не управлял собой. Не контролировал тело.
— Марат, — улыбнулся отец. — Надеюсь, ты понимаешь, жертва принадлежит всему нашему роду. Старший получает ее первым, но дальше следует момент торжества для всех.
— Я сам, — прорычал. — Решаю, когда будет этот момент.
— Разумнее отдать подобное решение совету.
— С чего вдруг?
— Ты проявляешь слишком много чувств.
Холодный тон отрезвил. Быстро. Резко.
Я не мог спорить. Выступать против. Я должен был принять то, что сказал отец.
Ха. Черта с два. Такой приказ не по мне и не для меня.
Но открыто бунтовать нельзя. Есть порядок. Есть закон.
Я запустил ложную информацию. Мол, пытаюсь провернуть подмену жертвы. Мелкая девчонка Стрелецких постоянно под ногами путалась, свои дурацкие предложения выдвигала, рвалась под нож. Грех было не воспользоваться. Хватило ее визита в дом да пары фраз, которые могли трактовать двояко. Я запутал их. Я не желал никого посвящать в свои планы. Я тянул время, грозя выдвинуть на рассмотрение совета вопрос по замене.
А почему и нет? Это могло сработать. В теории. Девчонка согласна, прямо молит о смерти. Все по справедливости.
Но я знал. Понимал, никто не такое не отважиться. Отец не согласится. Остальные тявкнуть побоятся. Процесс запущен. Жертва заключена в плен. Отдает долг. Это уже не поменять. Не отменить.
Как бы я не хотел. Она не моя. Общая.
От такой истины саднило десна.
Но я сумел найти выход.
Выбор. Без выбора. Либо разделить добычу, либо заявить права по древнему обычаю.
Я сделал ее рабыней. Трахнул перед всеми. Заклеймил.
Я ревновал ее. Тогда. Там. Дико. Бешено.
Я приказал ей накраситься ярче. Рот разукрасить. Глаза. Чтоб не было видно лица. Чтоб как будто не настоящая она. Чтоб хоть как-то прикрыть. Оградить. Скрыть.
Я думал, после ритуала охладею. Протрезвею. Одержимость отпустит, разожмет когти, выпустит горло.
Нет.
Стало хуже.
Я как увидел ее на коленях перед собой. В той комнате. При всех. Так хуй и обмяк. Прошло желание ебать. Наступил настоящий ад. Потянуло ее обнять. От пола оторвать, на руки подхватить, прочь унести, от всего мира сбежать. Стать изгоем.
Да только кто бы меня отсюда выпустил? Назад не уйти. Поздно.
Я не представлял, как стану ее раскладывать, как отымею при всей родне. Я не хотел. Впервые. Не хотел так. Я вдруг осознал, насколько слаб.
Я не мог защитить свою женщину. По-нормальному — не мог.
И если бы ее губы не коснулись меня, если бы дикую жажду не пробудили, зверюгу внутри опять не раздразнили. Нас бы там и порешили обоих. Без долгих разборов.
Младший братец первым бы в глотку вгрызся. А я бы его и не осудил. Правильно. Слабаков забивают. Сжирают. Туда им и дорога. Пусть подыхают.
Я не помню, как совет выдержал. После этого обряда. Все мысли о ней. Снова. Проклятье.
Отвез ее домой, но остаться не вышло. Уехал. Пришел на собрание, а перед глазами она. Опять. Одуревшая. И разуму никакого покоя. Еле дождался конца. Гнал обратно на скорости за двести. Путь перед собой не различал.
Как я обалдел, когда она мне в пах зарядила. Сил не пожалела. Вмазала по полной. А я даже боли не чувствовал. Дикая радость все отрубила.
Держится. Не сломал.
Моя баба. Царица. Женщина. Девочка. Моя, моя, моя.
Ну, не шлюха она. Хоть и гулящая. Укладывалась под других мужиков. Отдавала им тело. И все равно не шлюха. Чистая. Не могу объяснить. Чувствую.
Как она краснеет. Как мятется. Мается. Как бунтует. Рыдает. Вся такая… Настоящая?
Я пьян. Ее кровью. Собираю губами. Жадно. Никак насытиться не могу. Жажду еще. Вечно бы пил. И не напился. Горячая. Жаркая. Жгучая.
Клеймо так и манит. Распаляет. Дурь в голову бьет.
Я сразу хотел всю кровь с нее слизать. Еще когда резал на обряде. Аж челюсти сжимались. Еле удержался. Так бы и впился в нее. Зубами. Так бы и задрал. Заживо сожрал.
Рычу. Плоть ее мну. Мягкую, податливую.
И рот от этой нежной кожи оторвать не удается. Веду языком по линиям шрама. Зализываю раны.
Интересно, она везде такая вкусная?
Обхватываю за бедра, переворачиваю на спину, раздвигаю ноги.
Охает. Пораженно. Дергается. Слегка. Едва ощутимо.
Накрываю губами живот.
Вздрагивает. Уже четче. Будто трепещет. Мелко-мелко. Как затравленный зверек.
Я склоняюсь ниже и целую ее. Там. Где никогда никого не целовал. Провожу языком по влажным складкам. Вдыхаю пряный аромат.
Я такого не делал. Раньше. Никто не предлагал. Не рисковал. Бабы сами мне ртом приятное делали. Обслуживали аж причмокивали.
А тут…
Я умом помутился. И кайф поймал. Ошалел от чертовой девки. И даже думать забыл, кто ее в прошлом ебал, сколько чужих хуев она в себя успела принять до меня. Потом вроде опомнился, отстранился.
Но ненадолго.
Плевать, как раньше было. Кто драл. Куда. Когда. Главное — с этим покончено. Теперь каждая дырка только моя. Навсегда.
Я пробую ее. Как хочу. Губами. Языком. Нереальная. Идеальная. Жидкий огонь.