Живая вода. Часть 5
Шрифт:
– Я уже договорился, через два месяца их заберут.
– Надеешься за это время получить от них потомство? Тогда возьми дело под свой контроль. Лекка не слушается Арака. Будет жаль потерять такую перспективную линию.
– Всем нам случалось совершать ошибки, - Крастас сел за письменный стол и устало прикрыл глаза.
– Я не хочу портить Араку настроение перед праздником. Ничего непоправимого он не сделает. Разберусь через неделю.
– Как знаешь, - Кратос достал из шкафчика бутылку вина и бокал. Наполнил его и протянул брату.
– Но не говори потом, что
Убрать грязную посуду пришла Лекка. Ганконер умоляюще посмотрел на Джарета. Тот сурово нахмурился.
– Даже не думай!
Лекка посмотрела в потолок и задумчиво сказала, ни к кому не обращаясь:
– А у меня в комнате пирожки не столе. Целое блюдо. Штук двадцать. С ягодами и повидлом.
– Ладно, но у вас только четверть часа. Время пошло, - Джарет вышел и плотно прикрыл за собой дверь. Прислушался и удовлетворенно кивнул. Звукоизоляция в доме хорошая, в коридоре совершенно не слышно, что происходит в комнатах.
Он открыл соседнюю дверь, с удовольствием вдохнул запах сдобы. Прошел к окну, прихватив один пирожок. Выглянул из-за занавески, пару минут понаблюдал, как бегают трусцой по дорожкам парка знакомые парни. Некоторые прихрамывали. Интересно, для чего их готовят? Слишком тупые, чтобы стать телохранителями. Отряд стражи? Но усадьба вроде бы не охраняется. Надо выяснить этот вопрос.
Он посмотрел на шеренгу столбов вдоль дорожки парка. Телефонные провода? Проклятье, об этом они даже не подумали. Если здесь так хорошо развита связь, придется это учитывать.
В коридоре послышались шаги. Джарет одним прыжком оказался у двери.
– Ой!
– Арак отшатнулся.
– Ты с Леккой?
– Ну вот что, - Джарет выглянул в коридор, убедился, что там никого нет, и втащил Арака в комнату.
– Давай-ка поговорим серьезно.
Арак оглядел комнату.
– А где Лекка?
– Сейчас речь не о ней. Я хочу знать, какое лекарство тебе дают? И зачем?
Арак посмотрел на дверь, но Джарет демонстративно прислонился к ней и скрестил руки на груди.
– Или ты мне рассказываешь всю правду, или никогда больше не услышишь моих песен.
Арак безрадостно усмехнулся.
– Да, это серьезная угроза. Но я первый спросил. Где Лекка? Она с Ганконером?
– А если да? Что ты будешь делать?
– Ничего, - Арак сел на стул, рассеянно взял пирожок и разломил его.
– Теперь уже неважно, раз я уйду с вами. Просто, я хочу, чтобы вы мне доверяли.
– Только на условиях взаимности. Чем ты болен?
– Ничем, - Арак слизнул с пальцев варенье и положил полураздавленные половинки на тарелку. Просто я... дефектный, понимаешь?
– Нет, - Джарет придирчиво осмотрел его.
– Не вижу никаких изъянов.
– Они в душе, - Арак криво усмехнулся.
– По закону меня не должны были признать достойным войти в род. Это Ариан должен был стать ласом.
– Он сын Лераны?
– Да. Но лан дал слово моей маме. Он ее любил, - Арак горько вздохнул.
– И меня любит. А я... ненормальный. Понимаешь, для меня долг, честь, верность роду — пустой звук. А ведь род — это святое. Это от Бога. Но я как подумаю, что проживу здесь всю жизнь, и это без вариантов... Или на войне убьют. И ради чего? Зачем нам эта пустыня?
– Арак закрыл лицо ладонями.
– Я сейчас страшную вещь скажу. Наши думают, что я попал в плен, потому что потерялся. А я хотел добраться до Радужного оазиса. Туда прилетают воздушные корабли Содружества.
– Ты хотел сбежать?
– Джарет почувствовал легкий толчок в дверь, отошел и сел на кровать.
– Да. В Содружестве, конечно, законы странные, но зато всем плевать, кто ты. Если есть талант, тебя примут.
– А ты уверен, что он у тебя есть?
– в бесшумно открывшейся двери появился Ганконер.
Арак гордо вскинул подбородок.
– Придумай тему. Любую.
Ганконер скептически изломил бровь.
– Пустыня, жажда.
– Одиночество, - добавил Джарет.
Арак кивнул, достал из кармана брюк блокнот и карандаш, задумался на минуту и начал писать. Ганконер сел рядом с Джаретом, и они молча принялись ждать. Арак то хмурился, то улыбался, что-то зачеркивал, писал снова. Потом вырвал страницу и протянул Ганконеру. Джарет тоже склонился над листком, пробежал глазами торопливо написанные строчки и одобрительно улыбнулся.
– Неплохо. Сможешь положить на музыку?
Ганконер перечитал стихи несколько раз и кивнул.
– Это можно петь. У тебя безусловно есть талант, Арак. Ты сделал правильный выбор, решив уйти с нами. Мы ценим талантливых менестрелей.
– Кого?
– не понял Арак.
– Сочинителей песен, - пояснил Джарет.
– А сам ты петь не пробовал?
– Пою как все — гимны по праздникам, - Арак нервно вертел в пальцах карандаш.
– Вам правда понравилось?
– Правда, - Джарет очаровательно улыбнулся.
– Но вернемся к моему вопросу. Что за лекарство они тебя дают, мальчик мой?
– Я не знаю название, - Арак сглотнул.
– Его прописали пять лет назад, когда мама умерла, а меня из школы отчислили.
– За то, что сочинял на уроках стихи?
– предположил Ганконер.
– Нет. Я на истории назвал героический поход двадцатого лана Белой орхидеи идиотским. А их лас оскорбился и вызвал меня на поединок до смерти. Мне было пятнадцать, ему — четырнадцать. И фехтовал он хуже меня, дурак малолетний.
– Понятно....
– протянул Джарет.
– И что было дальше?
– Я выбил у него шпагу. А он даже не испугался, гордо так стоял и ждал, что я его убью. И все свидетели ждали. А я не смог. Сломал его шпагу, сказал что-то обидное, не помню уже, что именно, и ушел. Я же не знал, что этот клинок ему перешел по наследству. В общем, он обломком шпаги покончил с собой. А меня выгнали из школы за оскорбление обычаев, - Арак порывисто вздохнул.
– Вот тогда меня и начали поить этой дрянью. И три года всё хорошо было. То есть, на самом-то деле, плохо, просто я это не понимал. Я ни строчки не написал, и вообще вел себя, как ребенок. Верил всему, что мне говорили.