Живая вода
Шрифт:
— Рано другое есть. Кишки свернутся.
Старший наелся быстрее и уже вовсю рассказывал канонирам и жрице, что у них случилось. Таджи и Ранжисона по очереди переводили.
Как уже сказал Брисигиде один из сардан, утром по городку прокатился чудовищный вал, который сломал и перевернул все, что попалось на его пути. Мальчишки уверяли, что видели источник ураганной волны.
— Белая дьяволица, — описал ее старший из беспризорников. — Худая, голая. Ее схватили ночью моряки в порту. Делали с ней, что обычно с девками портовыми делают,
Брисигиде вдруг стало чудовищно, невыносимо жарко. Даже лицо запылало. У Таджи на лице появились жесткие желваки. Бродяжка продолжал.
— Мы подождали, пока моряки пойдут спать, и отнесли ее подальше от порта, чтобы они ее больше не трогали. Не смогут найти — не смогут обидеть, — рассуждал мальчишка.
“Мать моя, богиня Триединая, — взмолилась она про себя. — Как допускаешь непотребство? Разве можно детям так жить?” Жрица, конечно, не винила в людских бедах высшие силы. Просто так было легче собраться и подумать, чем можно помочь.
— Нас застукали, когда мы ее несли на окраину, — хлюпнул носом бродяжка. — Били, потом прогнали. А когда хотели белую снова бить, поднялась волна! — он поднял руки, показывая, какая большая она была. — Но нас не сбило. Поэтому люди попрятались, а нас пускать никто не захотел.
— Покажете, где лежит девушка? — спросил Ранжисона.
Парнишка втянул голову в плечи. Младший наконец-то расправился с бульоном.
— А вы не будете ее бить? — спросил он хриплым тоненьким голоском.
— Нет конечно, — пробасил сардан. — Если боитесь за нее, проводите только мою подругу, — он показал на Брисигиду.
— Ты ее вылечишь? — Таджи перевел вопрос младшего для жрицы.
Та закивала, с трудом справляясь с тем, чтобы нормально дышать. Руки у жрицы слегка тряслись.
— Проводим, — решил наконец старший из ребят. — Все равно вас больше.
“Белая дьяволица” лежала точно, как описал Данатос: в луже помоев, скрутившись так, будто пыталась спрятаться внутри несуществующей раковины, избитая до черных пятен, до кровавых потеков. На внутренней стороне бедер крови оказалось больше всего.
Брисигида вдохнула и выдохнула, снова вдохнула поглубже. “Только не впадать в ярость, — приказала она себе. — Злость не исцеляет ран. Неистовство не помогает срастаться костям. Ох, Триединая, прибудь со мной, пока я не впала в греховный гнев!”
Сарданы достали приготовленные жерди и ткань, соорудили крепкие носилки. Ранжисона и в одиночку был способен унести бедняжку, но Брисигида настояла на носилках — чтобы не тревожить девушку лишними перекладываниями.
— Так вы ее знаете? — удивился старший из их помощников.
— Нет, — покачал головой Таджи. — Мы только знали, что здесь есть человек, которому нужна помощь.
— Что теперь будет с ними? — Брисигида кивнула на мальчишек. — Им нельзя здесь оставаться.
— Эй, ребятки, — Ранжисона присел перед бродягами на корточки. — Вас теперь здесь невзлюбят, наверное?
Старший пожал плечами.
— Кто нас когда любил, — равнодушно ответил парнишка.
— Осилите пару дней пути?
Мальчишки переглянулись. Оставаться в городе было страшно, но уйти — тоже.
— Мы не умеем охотиться, — насупился старший.
— А если мы дадим вам припасов? — подхватил один из сардан. — И провожатого?
Ранжисона коротко взглянул на него и кивнул, мол, верно, сам и пойдешь.
Младший без раздумий прилип к высокому чернокожему воину, обхватив тонкими руками его колени — выше достать не мог. Сардан неловко улыбнулся, потрепал малыша по голове.
— Ранди чует хороших людей, — сдался старший. Подумал немного и добавил, будто пробуя давно забытое слово на вкус: — Спасибо…
— Добро, — расцвел в улыбке Ранжисона. — Припасов захватим, и мой друг отведет вас туда, где живет моя невеста, Афанса. Но у нее не забалуешь! — он шутливо погрозил пальцем. — Нужно будет по хозяйству помочь. Воду носить, скот пасти…
Старший гордо вскинул голову.
— Мы бездомные, а не лентяи!
***
Феликса никогда не видела Брисигиду в такой ярости. Она ходила по палубе — скорее даже бегала — как дикая кошка, фыркая, вскрикивая и рыча.
— И эти животные называют себя людьми! — взревела жрица, завершая рассказ. — Говорят про богов! Ублюдки крапивные, да чтоб на них сифилис напал!
Феликса прыснула в кулак. Брисигида не использовала совсем непотребных ругательств и обычно старалась избегать любых браных слов. Но если уж начинала ругаться, то делала это тонко и изобретательно. Даже Кистень спрятался за бочкой и свернутым парусом, чтобы послушать.
— Заячьи задницы! Фекалии рыбьи! Кастрировала бы каждого тупым ножом!
— Хочешь, дадим залп по порту, — предложила Феликса.
— Хочу! — взвизгнула жрица. — Вот хочу! Как можно так обращаться с женщиной! С детьми!
Феликса начала считать. Пять. Четыре. Три. Два. Один…
— Нет конечно, не вздумай! — уже тише крикнула жрица. — Мы-то не скоты! Ты не скотина, и я не скотина…
— … Но рожи им начистить было бы честно, правда? — ухмыльнулась чародейка. — Или пусть посмотрят на настоящего демона. Анаштара не проголодалась, случаем?
Брисигиду как ледяной водой окатили. Она тут же застыла на месте.
— Довольно, — жрица сделала несколько глубоких вдохов-выдохов. — Все. Нет. Я против насилия. Это глубоко несчастные…
— …ублюдки…
— Люди! — твердо договорила жрица. — Непорядочные, жестокие, невежественные — и потому несчастные — люди. Я очень расстроена…
— … тем, какие они вонючие сифилитики…
— Их низкими поступками, — Брисигида постепенно приходила в себя, несмотря на ехидные ремарки подруги. — Но я им не судья.
— Ты начинала лечение? — Феликса перестала шкодливо ухмыляться. Жрица успокоилась, и теперь ее можно было спокойно расспросить. — Она все еще без сознания?