Живая вода
Шрифт:
— Да, но почему? — Феликсе казалось, что он не понимает ее вопроса. — Все могли сойти еще там, на Паланийских островах. Могли уйти после Фарниссовых островов. Да и ты мог.
— Мог, — кивнул Фабио, — но зачем? Ради спокойной жизни? Ты наш лидер, — повторил он. — Не денежный мешок и спонсор. Для меня и для большинства других на этом корабле — еще и законный правитель нашей страны.
— А Кистень? Ранжисона? Их парни?
— Не заставляй меня проговаривать очевидное, — поджал губы шпион.
Феликса продолжала выжидательно смотреть на него.
— Для
— Лидер — это не тот, кто всем нравится, с кем весело и приятно, — фыркнул бывший трактирщик. — И не огромный воин, потрясающий мечом с утробным боевым кличем. Люди идут за тобой, потому что ты готова их вести. Потому что взяла на себя ответственность за свои решения и показала им какую-то цель, — он легонько щелкнул ее по лбу, как нерадивую ученицу. — Здесь сплошные авантюристы, искатели приключений — взять того же Ранжисону. Неужели ты думаешь, что они способны отсиживаться в тепле и покое или ходить на торговых судах?
Феликса хохотнула, представив себе Кистеня у штурвала кессахской шхуны с пряностями.
— А ты сама? — продолжал Фабио. — Не ты ли полжизни всем доказывала, что ничем не уступаешь мужчинам? Не ты ли плюешь в лицо страху раз за разом?
— Это называется безрассудство, — буркнула Феликса.
— Ты ведешь этих моряков, этих воинов, к славе. Большинству из них есть чему поучиться у тебя. Вот почему эти люди все еще здесь, — Фабио приподнял кружку. — И вот почему я пришел к тебе с полной крови кружкой. И завтра она будет полна снова.
Глава 5. Боль и голод
В Шанафар решили идти посуху. Большинство остались на кораблях. На берег сошли только Брисигида и сарданы. Жрице тщательно вымазали лицо, шею и руки, чтобы она казалась темнокожей. Грим наносил Лаэрт. В таком виде их группа могла сойти за местных.
Усилия оказались излишни. Корабли стояли в порту; вывески и флаги на улицах развевались — но повсюду стояла тишина, как в послеобеденном саду. Лишь птичьи трели и редкий собачий лай нарушали ее.
Улицы оказались пусты. У некоторых домов попадались опрокинутые бочки, ведра, разбросанный мусор. У строений похлипче снесло крыши, покосило стены. Один из переулков, мимо которого они шли, перегораживало поваленное деревце. Перевернутые лавки, битые глиняные сосуды — все выглядело, как после сильного урагана.
— Можно не сомневаться, здесь была какая-то волшебная хрень, — с важным видом ляпнул Таджи. — Ну, точно!
Они наконец-то увидели людей: тощего паренька в лохмотьях и маленького мальчика в одной грязной повязке. Оба были до полусмерти напуганы. Увидев целый отряд чужаков, они завопили и упали на колени, прижали лбы к утоптанной земле.
Ранжисона подбежал к ним и затараторил что-то на местном наречии, размахивая руками. Следом за ним к детям подбежал и Таджи, и братья принялись поднимать бродяг из пыли. Те что-то лопотали, хватали канонира за руки и плакали.
— Что стряслось? — шепотом спросила Брисигида одного из сардан, кто немного понимал по-арделорейски.
— Утром была волна, — поспешно пояснил канонир. — Но не вода. Воздух. Много люди упали, болели, — продолжил он. — Теперь прячутся. Боятся.
— А эти двое? — встревожилась Брисигида.
— Им негде прятаться, — буркнул другой канонир. — Бездомные.
Ранжисона тем временем подозвал одного из своих людей, вручил ему пару серебренников и отослал. Таджи тоже обшарил карманы, но искал не монеты, а свой перекус. Он торжественно вручил сверток с вяленым мясом пацанам и тут же схлопотал от старшего брата подзатыльник.
— Ты что! — донеслось до жрицы. — Голодным нельзя сразу мясо!
Брисигида протиснулась между спин сардан.
— Дай помогу, — сказала она Ранжисоне. — Ну-ка…
Девушка давно не видела таких бродяг. В Славире жрицы заботились о том, чтобы даже самый распоследний бедняк был как следует накормлен и мог где-то переночевать. В провинциях дело обстояло похуже, но все же до такого редко доходило: у малыша живот вздулся от голода; оба ребенка явно нередко бывали жестоко биты.
Брисигида боялась сканировать их тела дальше. Молодым мальчишкам нередко доставалось и кое-что похуже побоев. Узнать о таком — все равно что сунуть голову в ведро, полное жидких вонючих помоев, и хлебнуть пару глотков. Жрица вдохнула поглубже и продолжила. Чтобы вылечить человека, надо знать, что лечить.
— Гадство, — прошептала она. — Какие же люди все-таки свиньи… некоторые…
Когда она закончила с лечением, прибежал сардан, отосланный Ранжисоной. Он был зол, а на кулаках Брисигида заметила ссадины.
— Боятся они, значит, — плюнул Ранжисона. — Даже миску бульона отказались продать?
— Считают, что боги гневаются, — ответил ему мужчина. — А все, кто не сидит по домам — грешники, навлекают еще худшую казнь.
— Ранжисона бы им показал гнев, — фыркнул главный канонир. — Как там ваша милая старушка говорит? Наконец охренели!
— Вконец, — поправила безучастно Брисигида. — Вконец охренели… Ранжисона! В Сарданафаре везде так?
Сардан смутился, будто имел какое-то отношение к тому, что по улицам Шанафара шляются голодные беспризорники.
— Не везде, — ответил за него Таджи. — Но много где. Гнид хватает.
Канонир, вернувшийся из таверны, все-таки принес правильную еду для мальчишек. Он дал им большую миску с куриным бульоном и свою походную ложку. Еще одну одолжил Таджи. Бродяжки, уже успевшие проникнуться недоверием и страхом ко всем вокруг, смотрели на него, как на спустившееся с небес божество. Что не помешало им тут же наброситься на еду. Младший потянулся было к мясу, но Брисигида мягко остановила его, а Ранжисона пояснил: