Живая вода
Шрифт:
Это он когда-то вдохнул коварное пламя в Анаштару, первую из потомков Тени. Она родилась в недрах гор, нагая и дрожащая. Он начертал имя на ее душе и вписал в свое сердце. Он любил ее, как дочь.
Это он когда-то пролил свет жизни на Септаграта, первого из сыновей Света. Дух леса сделал первый вдох под сенью великого древа, у проклюнувшегося звонкого ручья. Первый из первых прошептал имя лозам на его коже и высек в своей памяти. Он любил его, как сына.
Вместе с ними ударили из недр мертвая вода и живая, и пронесся по
Его имя было странно произносить вслух. Даже это его воплощение казалось слишком приземленным, обыденным, смертным. Хотя он и был таким: всегда поблизости, во всем, что дышит и впитывает свет солнца, нежится в волнах и прячется под покровом матери-земли. Он был домом, ее домом, который она так долго искала.
Полет — не полет, движение ради движения… о, она знала, зачем все. Нужно лишь понять, кто она, а в таком деле не место привычным мыслям и хаосу забот.
И все же она никак не могла полностью отстраниться и отдаться судьбе. Что-то мешало, упорно всплывая из подсознания, как свежий труп, отравляя ее тревогой.
Что-то закончилось и никак не могло начаться.
***
Маронде не стало легче ни на следующий день, ни через три дня. Старуха выходила иногда подышать свежим воздухом, и Данатос с ужасом смотрел на то, какой бледной и сухой она стала.
Теперь оборотень был не единственным, кого беспокоило длительное отсутствие Феликсы и Древних. Брисигида ходила сонная и нервная: дни она проводила в молитвах, а ночами дежурила вместе с Цефорой у постели Маронды. Старуха тоже была сама не своя.
— Столько магии вокруг, — сетовала старуха, — а я даже послание ей не могу отправить… Что ты там удумал?
Данатос перебирал вещи из сумки Феликсы, надеясь обнаружить среди них какой-нибудь амулет, способный связаться если не с ней, то хотя бы с Элиэн.
Он и Маронда сидели вдвоем за столиком в беседке во внутреннем дворе. Зелень вокруг беседки прикрывала старую волшебницу от солнца, но не скрывала его полностью, поэтому она уже третий день проводила здесь, в прохладе, на свежем воздухе. Оборотень меньше волновался, когда сидел рядом с Марондой.
— Странница точно сможет ее найти, — пояснил оборотень. — Но я никак не могу ее дозваться. Мы, правда, не придумали ничего лучше, чем костры жечь на берегу…
— Ох, башка седая, — прохрипела наставница. — Про нее-то я и не подумала. Дай-ка я с тобой посмотрю. Может, сможем дать Элиэн сигнал.
Данатос разложил все амулеты из сумки Феликсы на столе перед Марондой. Та придирчиво осмотрела каждый и тяжело вздохнула.
— Сплошные боевые побрякушки. Ну, разве что с этим можно попробовать, — она взяла в руки тонкий полупрозрачный красный стержень. — Хоть тревогу подадим.
— Не надо, — оборотень накрыл ладонями ее руки. — Может, Дина сможет отправить послание с ветром…
— Так далеко и высоко? — засомневалась старуха. — Не знаю. Кажется, она слишком расстроена.
— Тебе нельзя колдовать в таком состоянии, — Данатос быстро собрал все амулеты на столе, забрал у Маронды стержень. — Поправляйся.
— Если у девочки не получится, скажи мне, — старуха вцепилась в его рукав. — Должна же я хотя бы убедиться… а как это сделать, если эта гордячка не вернется…
Маронда закрыла глаза, откинулась на спинку кресла. Хватка на рукаве Данатоса ослабла. Он отложил амулеты, прислушался к дыханию и сердцебиению — но волшебница просто устала и задремала. “Ну уж нет, — решил Данатос. — Не хватало еще тебя доконать!” Оборотень ссыпал артефакты обратно в сумку Феликсы и ушел искать Дину.
Дина проводила большую часть дня в саду, упражняясь в своей магии. Феликса всегда проводила тренировки вместе с ней, и девочка продолжала делать то же самое и без нее.
— Кажется, наставница вколотила в тебя очень упрямую привычку, — заметил Данатос после того, как поздоровался.
— Она называет это самодисциплиной, — поправила Дина.
Она больше ничего не сказала, пока не закончила очередное дыхательное упражнение. Данатос заметил, что девочка подросла с тех пор, как он впервые с ней встретился. Но куда более разительные изменения произошли с ее лицом и манерами. Дочь капитана и целительницы больше не вздрагивала от громких звуков, дышала всегда спокойно, глубоко и ровно. Ее губы сжимались в твердую линию каждый раз, когда она слушала кого-то. Волосы сильно отросли за несколько месяцев, и Дина стала заплетать их в косу наискось через затылок, от виска к противоположному уху, как делала Феликса.
“Уже не звереныш, которого норовил каждый шугнуть, — отметил Данатос. — Такому взгляду, как у Дины, позавидовали бы горные орлы”. Но Маронда была права. Как только девочка закончила свои упражнения, стало видно, что ей не по себе.
— Ты пробовала искать Феликсу? — спросил оборотень.
Дина кивнула, закусила губу.
— Здесь все совсем иначе, — пожаловалась она. — Ветер другой, слишком… настырный… или непослушный… не знаю, как это описать.
— Своевольный? — подсказал Данатос. Элементаль кивнула. — Что уж тут говорить. На этом острове даже дворцы живут своей жизнью.
— Я слушала ветер со всего острова, — объяснила Дина, — но понять ничего толком не смогла. Будто для него нет никакой разницы между деревом и человеком! — девочка поджала губы и сложила руки на груди.
— Я думаю, Элиэн сможет помочь, — сказал оборотень. — Она не отзывается на наши знаки. Ни на дымный след, ни на огни ночью. Попробуешь отправить ей сообщение с ветром?
Дина нахмурилась, закрыла глаза, прислушиваясь.
— Отправить сигнал у меня уже получалось, — с сомнением протянула девочка. — Но я не знаю, получит она его или нет…