Живая вода
Шрифт:
Первое, что она увидела — свои руки, черные, потрескавшиеся, уродливые. Девушка закатала рукава. Чернота простиралась выше локтей, почти до плеч. Она сбросила кафтан, приподняла край мокрой рубашки. Живот тоже оказался черным. Девушка покачала головой, села на землю. Хрустальный свод уже не казался таким красивым.
Рядом и правда нашелся родник — даже два. Один бил среди зелени трав и радостно звенел. Вода стекала к изогнутому желобу, который разделял земляной пол хрустальной ротонды на две несимметричные части. В желобе она соединялась с водой из второго родника:
При взгляде на родник в камне у девушки тут же зачесались десны. На негнущихся ногах она пошла к нему. Лицо свело от жажды.
— Не смей!
Девушка дернулась от крика. Тело подсказывало ей, что нужно как-то отреагировать. Но как? Взгляд метался от источника к черным рукам, по линиям хрустальных узоров, по изогнутой ложбине в земле… Пока наконец она не столкнулась взглядом с тем, кто кричал. Этот кто-то шел к ней прямо по поверхности воды — тоже женщина, в светлой одежде, с удивительно знакомым лицом.
В голове что-то смутно зажужжало. Мельтешение усиливалось, когда она смотрела на идущую по воде фигуру.
— Выпьешь мертвой воды — и никогда не вспомнишь, кто ты такая.
Мертвая вода! Сумбурное движение в голове взорвалось вереницей образов.
Простой деревянный сундук с двумя сосудами. Лозы растут прямо из стенок сундука, оплетая деревянный и каменный фиалы.
Девушка с прозрачной кожей и фиолетовым сердцем лежит без сознания на тонкой лежанке. Когда она открывает глаза, кожа уже не прозрачная, а просто бледная, как у больной.
Огромная пума летит через северный лес. Взгляд всадника видит впереди поляну с множеством трупов. Вид мертвецов почему-то вызывает облегчение.
Грани солнечно-желтой башни переливаются в закатном свете. Рядом усмехается рыжая старушка с белым посохом в руках.
Черно-серая равнина. Над одной из расщелин в земле колышется человекоподобная тень. Черное и серое заслоняет ярчайший, с силой тысячи солнц, свет.
Руки режут вонючую коричневую плоть. Некромантский кокон никак не хочет выпускать рогатого хищника. От этого зрелища все внутренности перекручивает чем-то холодным и острым.
Пещера в сине-зеленых отблесках. Тело изрезано чудовищными ядовитыми лозами. Боль безразлична; важно только имя. Имя…
Шторм. Ветер и вода исхлестали лицо. Сознание гаснет, и пробуждается голод. Но едой этот голод не утолить.
Волшебный лес. Светятся кристаллы, полные магии. Фосфоресцируют чародейские цветы, грибы и травы. Лес расступается, и перед глазами предстает бирюзовое озеро с невероятно гладкой поверхностью…
Сейчас, когда по этой сверхъестественной глади к ней приближалась фигура в светлых одеждах, вода больше не светилась бирюзой. Она была прозрачной, почти не отличалась от воздуха.
— Хочешь забыть все это? — девушка была уже совсем рядом. — Или все-таки вспомнить? Феликса?
Чародейка замотала головой. Думать было тяжело. Когда-то давно она сильно ударилась головой и испытала что-то подобное, но сейчас было в сотни раз хуже.
— Вспомнить, — выговорила наконец она. Голос скрежетал, как ржавая жестянка.
— Хочешь жить, Феликса, — пей живую, — улыбнулась ей девушка с удивительно знакомым лицом.
“Феликса, — повторила про себя волшебница. — Я Феликса. Я Феликса, и я хочу жить”. Отвернуться от растекающегося по камню источника казалось непосильной задачей.
— Я Феликса, и я хочу жить, — упрямо проговорила она вслух. — Хочешь жить — пей живую. Хочу жить. Пей живую. Я Феликса.
Чародейка повторяла эти слова снова и снова, пока ей не удалось шагнуть к роднику в зелени. Тело противилось этому направлению. Каждый шаг был борьбой. Девушка на озере не подбадривала ее, не пыталась помочь, только шла по воде так, чтобы ее можно было разглядеть между колонн ротонды.
— Жить, — скрежетала Феликса едва слышно. — Живую. Я буду жить!
Гладкая жидкость на голом камне зашептала. Тебе так больно, доченька. И будет только больнее. Это никогда не закончится. Беги, падай, бейся, проливай кровь, свою и чужую. Терпи предательства, одиночество, несправедливость. Сколько их еще будет? Сколько потерь? Просыпаться каждое утро с мыслью о том, кого еще ты подведешь…
Разве ты не хочешь покоя? Не хочешь остановиться и отдохнуть?
О, как ей хотелось обрести мир в душе, хоть на краткий миг! Этот источник был таким тихим, так манил духом железа и соли…
Но в железе и соли не было аромата гречишного меда, окутанных золотом бледных рук, сине-фиолетовых глаз и звона латунных бубенцов. Они жили в ней.
— Феликса должна жить.
Чародейка зарычала, раздирая горло, и сделала шаг к брызжущей зелени. Еще один. И еще.
Как только она пересекла изогнутую границу, куда стекались воды источников, идти стало легче. Еще несколько шагов, и Феликса упала на колени у родника, наклонилась и стала пить.
Вкус живой воды оказался сладким и пьянящим. Голова закружилась, в легкие ворвался свежий прохладный воздух. Напившись вдоволь, она повалилась на земляной пол, дыша часто и жадно, будто сбросила удавку. Феликса осмотрела тело. Никакой черноты больше не было и в помине. Коса у нее расплелась — видимо, когда она прыгнула в озеро. В распущенных волосах она заметила одну широкую седую прядь ближе к затылку.
— Элиэн! — чародейка поднялась, пошла к озеру, пошатываясь, схватилась за хрустальную колонну. — Это ты!
— Я, — улыбнулась та. — Почему ты здесь оказалась? Я думала, ты дождешься меня, прежде чем идти к источникам. Что такого тебе сказали Древние?
— Разве не очевидно? — Феликса опустила голову. — Я ведь только одного и хотела.
— Да уж, — Странница пошла по воде к берегу. — Ступай, не бойся.
Феликса осторожно опустила ногу в воду. Вместо того, чтобы погрузиться, она встретила сопротивление твердой поверхности.
— Лед? — удивилась она.
— Что ты, — Элиэн дернула плечом. — Психокинез. Ты идешь буквально по силе собственного разума. А может, моего разума. Разве не все равно, как это работает?