Живое золото
Шрифт:
Андрей подошёл к Вольту и, облокотившись на подоконник, встал рядом с ним. Несколько раз беззвучно ударил в ладоши, изображая аплодисменты.
Маленькие глазки Саши загорелись тёмным, озорным пламенем.
– Вы, я вижу, юноша смелый. С характером...
– промолвил Андрей.
– Какой есть...
– улыбнулся Саша.
– Друзья не жалуются. Со мной не скучно...
– Друзья, друзья - это хорошо...
– Андрей лукаво прищурил глаз.
– У меня вот нет друзей. То есть были, но их уже нет, наверное... А вам не все равно, что о вас другие люди скажут? Ведь не со всеми подружишься...
– Да что там...
– Ворона каркает - на то она и ворона.
– Вот вы кто такой. Далеко пойдёте...
– беседа положительно нравилась Андрею. Было приятно вот так балагурить - накануне всеобщей гибели.
– А вообще - откуда вы? Из какого рода? Знатного? Видно, что у вас гордость в крови...
– Ничего я о себе не знаю...
– Вольт картинно скривил лицо, изображая безразличие.
– Студентам ШПОРы семьи иметь не положено. Младенцем я был отцом-мамкой брошен, ничего о них и не помню... Одно помню - я малой-малой был, у меня молочные зубы шатались, а отец мне один из них ниткой обвязал и рванул, так что упал я и здорово башкой ударился. Кроме этой боли, ничего от детства мне не осталось. А вы-то кто? Как сюда, в бункер, попали? Важная особа, наверное...
– Важная, да...
– Рублёв озорно улыбнулся.
– Я императором буду... Если империя выстоит. И если меня не прикончат... Я наследником покойному Григорию Десятому выбран. Впрочем, вряд ли до власти доживу... До меня, говорят, человек тридцать пробовались, никто не выжил. И после меня еще столько же будет, наверное...
– А-а-а...Так вы наследник?
– лицо Саши просияло.
– Тогда мы в некоторой степени коллеги...
– В каком смысле?
– удивился Рублёв.
– В прямом. Я выбран следующим наследником - прямо за вами. Если вас, не дай бог, казнят, то за меня возьмутся - или царём сделают, или на живое золото отправят. Потому я и смел, что знаю: меня до поры до времени не тронут.
– А коли казнят? Как меня... как всех?
– Подумаешь, велика потеря. Мы тут привыкли на всё сквозь пальцы смотреть. И я, и вы, как вижу... Жизнь - копейка. Зато если воцарюсь, я им всем покажу... Хорошенький водевильчик на земле устрою.
– Пока Саша говорил это, в его глазах загоралось нехорошее, тёмное пламя.
– А сами не боитесь, что в расход вас отправят?
– Ну, отправят так отправят... И чёр-р-т с ними!
– Андрей зло сплюнул сквозь зубы.
– Хоть окончится эта морока, и то хорошо.
– Откуда это такая храбрость?
– прищурился Вольт.
– Кто вас этому научил? Мудрости этой... пофигизму, как у нас говорят?
– Никто. Просто я много видел... в последнее время. Много понял. Всюду жизнь. И в смерти тоже. Знаю это - и потому ничего не боюсь.
ПОСЛЕДНЯЯ МЕРА
Беседа с Вольтом неожиданно прервалась: люди в зелёных масках и тёмных костюмах, выросшие как из-под земли, увели Андрея из моховой кухни. После долгого пути по коридорам бункера наследник оказался в странном помещении, напоминающем операционную, - голые салатного цвета стены, синий свет из лампы под высоким потолком, пустой стол, покрытый белой скатертью, в центре зала. Вокруг стола стояли трое в белых халатах, перчатках и масках на лицах. Впрочем, несмотря на маски, их легко можно было узнать, - это были недавний знакомец Иван Скорино, командующий идеологией Острога Александр Домострой и уполномоченный по правам каннибалов Михаил Скавронский- известные политики империи, теневой триумвират, правящий государством.
– Дело в том, Андрей Тимофеич, что мы совершили над вами своеобразный эксперимент, - начал, откашлявшись, Скорино.
– Мы решили пообещать власть над империей случайному человеку - такому, как вы. И посмотреть, как он на это отреагирует. Испортится или улучшится... Такое вот пари.
– И что?
– угрюмо усмехнулся Рублёв.
– Добились вы своего? Кто победил? Игроки вы, игроки... Вся жизнь для вас - игра, а люди и царства - фигуры на доске... Не понимаете вы, что в наших сердцах творится.
– Нет, Андрей Тимофеич, - голос Ивана Фёдоровича был предельно спокоен, даже равнодушен.
– Мы-то как раз понимаем, что вы чувствовали. Мы регулярно поднимаемся к вам, на землю, и смотрим, как вы живёте... Притворяемся художниками, поэтами, пророками. Несём всякую чушь - люди её любят. А тех, кто её несёт, - нет. Иногда нас даже убивают, да. Но это нам не страшно... А в вашем случае нам было интересно не то, кто из нас победит, а то, победите ли вы! Одержите ли вы верх над самим собой... Как известно, победить себя трудно, а проиграть себе легко.
– И для этого вы меня чуть не убили?
– с наигранной сухостью осведомился наследник.
– Убили? Да, пожалуй... Мы вас убили, но не сильно. Разве вы этого не заметили? Для того, чтобы стать свободным, человек должен умереть... иногда - несколько раз. Свобода - высшая ценность, мой друг, и она стоит жизни!
– Свобода... А что такое свобода? Вот есть ли она у нас сейчас?
– Андрея понесло, он больше не мог изображать равнодушие.
– У нас в Срединной империи страна свободна, а все люди - нет. У них, на Западе, каждый человек в отдельности - свободен, а все вместе - рабы. Вот она, свобода! Она вещь, конечно, хорошая, только с любовью не сочетается... Свобода вещь одинокая.
– Вот-вот, - закивали головами архонты.
– Для этого мы вас и подвергали испытаниям. Сколько вещей вы поняли... Теперь мы видим, что вы - умный человек. И храбрый... Но посмотрим, что будет с вашей храбростью, когда вы увидите вот это....
В центр зала вынесли большое блюдо, накрытое прозрачной крышкой. Под ней сидели судьи, некогда решавшие судьбу Рублёва - Мангольд, Руслан и Минус. Люди были уменьшены до размера гномов и привязаны к своим судейским креслам. Рты их были затянуты платками, глаза - вытаращены, пальцы до боли сжимали подлокотники кресел. На лицах судей отразился непритворный страх.
– Эти люди, Андрей Тимофеевич, - медленно произнёс старший из триумвиров, Домострой, - вынесли вам неверный приговор. За это они наказаны и сами ждут решения суда.
– А что они мне присудили? Смерть?
– нервно сглотнул Андрей.
– Или коронацию?
– Вам пока рано знать. Важно лишь, что они решили неверно. И от вас теперь зависит их судьба. Что вы скажете - то с ними и произойдёт. Но учтите, что то же самое может произойти и с вами... Вас мы подвергнем той же последней мере, что и ваших судей. Думается, это будет справедливо. Как вы поступите, уважаемый наследник?