Живое золото
Шрифт:
– Уважаемый подопытный, - невесело ухмыльнулся Рублёв. Он стоял, сохраняя видимое спокойствие, только складка у тонких губ обозначилась чуть резче.
Долго думать над судьбой судей было нечего. При всём равнодушии Андрея к своей судьбе вопрос собственной безопасности был для него важнее мести. И потом, милосердие к врагам - дело хорошее, небезвыгодное...
– Знаете, я бы их помиловал. И отпустил на все четыре стороны света - пусть делают, что хотят. Пусть сами свою судьбу решают. Так для всех лучше будет - все на свободе, - сглотнув комок в горле, промолвил наследник.
–
Тотчас же с лиц заключённых под колпаком судей спали повязки, кресла под ними растаяли, а сама троица забегала по кругу, хватаясь руками за воздух, пока не превратилась в рой вертящихся палочек. Палочки вылетели из-под колпака и тонким вихрем поднялись куда-то к небу.
– Они свободны. Полностью, от всего. Полную свободу дарит только смерть, небытие, - разве вы этого не знали?
– Домострой артистично взмахнул рукой, как фокусник, показавший неожиданный фокус.
– С ними случилось то, чего вы хотели. А теперь я хочу вам сообщить одну интересную вещь...
В этот миг синий свет в зале неожиданно замигал, завыла сирена. Это означало воздушную тревогу: войска атлантической державы пытались бомбить центр Острога.
Андрей стоял у стола с пустым колпаком, как остолбенелый, сложив руки за спиной и до мучительной боли сжимая свои пальцы. Триумвират оставался спокойным.
– Это налёт...- глухо объяснил Домострой.
– Не пугайтесь. Наши антигравитаторы отбуксируют вражеские бомбы вверх и примагнитят их прямо к самолётам... Это чуть-чуть отрезвит интервентов. Они ещё не знают об этом нашем оружии... Но вас на время налёта препроводят в вашу камеру в бункере. Посидите там, пообщайтесь с сокамерником, господин наследник престола.
– У меня будет сокамерник?
– Андрей расширил зрачки, пытаясь удивиться.
– Да. Это тоже входит в программу ваших испытаний... Вы поделите временную жилплощадь с одним очень примечательным человеком - с палачом. Пикус его фамилия. Мы вас специально вместе поселили. Царь должен своих палачей знать в лицо... Поговорите с ним, он расскажет вам много интересного.
СЕНТИМЕНТАЛЬНЫЙ ПАЛАЧ
Комната в бункере была похожа на тюремную камеру - серые стены, тусклый свет лампочки, никакой мебели, кроме двух коек и стула. Было холодно, приходилось спать не раздеваясь. Сосед Рублёва по бункеру - палач Пикус - был маленьким, жалким, тощим человечком, с бегающим взглядом и вечно потными ладонями. Одет он был щегольски: в синий в белую полосочку костюм, безупречно отутюженные брюки, нагло блестящие ботинки. На его шее был повязан шёлковый платок в крупную красную клетку. Он постоянно потирал ладони и шмыгал носом.
Андрею не хотелось о чём-либо разговаривать с этим человекообразным. В голову приходили мысли: "Не ко мне ли этот субъект направлен? Не для казни ли моей?" Хотя к жизни у Рублёва оставался интерес только как к эксперименту, - увидеть бы, чем он закончится, - общаться с профессиональным убийцей всё равно было гадко.
Сначала подопытный наследник престола и опытный палач сидели на койках друг напротив друга и угрюмо молчали. Было непонятно, прекратится ли когда-нибудь это непрерывное молчание.
– Андрей Тимофеевич... Вы не слышали, синие брюки в полосочку не выйдут из моды через год?
– неожиданно спросил палач.
– Вроде нет... Только полосочки станут уже, - неохотно ответил Андрей.
– Я в одном журнале читал...
Болтать Рублёву не хотелось, но Пикус задавал вопрос за вопросом, и подопытный невольно отвечал. Палач парировал, проявляя незаурядный ум и чувство юмора. Постепенно соседи по бункеру разговорились. Побеседовали о моде, об одежде, о вкусах. Затем речь зашла о времени, о нравах - старых и нынешних. Андрей вспомнил об одном своём друге, учёном, изучавшем историю.
– Знаете, один мой друг, там, в Главархиве, вывел формулу времени. Математически выразил все времена и эпохи, всю историю в формулу перевел. Длинная такая формула со многими неизвестными - и всё в конце концов сводится к нулю...
– Ну, чудаков у нас немало. Сам таких казнил штук пять...
– недовольно буркнул Пикус, потирая ладони.
– А к чему вы вообще об этом говорите?
– А к тому. Этот друг мой в формулу перевёл мою повесть об Иуде. А это должно быть вам по долгу профессии интересно...
– Об Иуде?- острые глазки Пикуса оживились.
– Да. И о Пилате, и о Христе. Я, в Главархиве работая, захотел Евангелия в форму досье перевесть. Ну, знаете, - у нас на каждого мосье по досье. Я таких сотни штук в архиве встречал. На разных там героев и гениев... И написал досье на Пилата, Иуду, апостолов и тэ дэ. Там всё описал, как это происходило - по моему мнению. Повестюшка называлась - "Поцеловать Иуду"...
– Поцеловать? Шикарно, шикарно...
– Пикус улыбнулся.
– А кто его целовать должен? Вы? Я? Или мы все, может?
– Не я, не вы, никто. Иисус. Он сам Иуду поцеловал. Такой Иуда жалкий ему навстречу шёл, растерзанный совестью, что Иисус его пожалел... Приободрить хотел, что ли. А евангелисты это неправильно поняли - что Иуда так знак воинам показывал. А зачем ему на Христа показывать, если его и так все знали? То-то же...
Крысиные глазки Пикуса загорелись. Было видно, что судьба Иуды его весьма сильно интересует.
– А можете мне показать вашу повесть? Потом, может быть, я... это... перечитаю... - быстро пролепетал он.
– Да вот она, здесь, в моём микроархиве. На проекторе можно посмотреть, - Андрей достал из кармана маленький фонарик, зажег, навёл на стену, и в круглом пятне света отобразились страницы. Рублёв быстро пролистал свой архив до нужного места, и соседи погрузились в чтение повести.
ПОЦЕЛОВАТЬ ИУДУ
Досье