Живущий в ночи
Шрифт:
Я миновал церковь, дом пастора, проехал под раскидистыми кронами дубов и вновь оказался на кладбище, между ровными рядами могил. Ноа Джозеф Джеймс, проживший девяносто шесть лет между днем своего рождения и днем смерти, проявил обычную для себя сдержанность и, как всегда, не ответил на мое приветствие. В отместку за подобную невоспитанность я прислонил к его надгробию велосипед.
Сняв с ремня мобильный телефон, я набрал номер, не значившийся ни в одном справочнике. Он должен был соединить меня с телефоном, стоявшим прямо в радиобудке перед Сашей. Тот, разумеется, не звонил. О том, что поступил
Орсон снова принялся обнюхивать беличьи следы.
Между могил, словно заблудившиеся призраки, плавали клочья тумана.
Мне пришлось ждать, пока Саша прокрутит два «пончика» – так называются рекламные ролики, в которых записаны только конец и начало, а между ними оставлено место для вставок во время прямого эфира. Затем она сделала исторический экскурс в творчество Элтона Джона и включила «Руки японки». Судя по всему, бенефис Криса Айзека закончился.
Взяв трубку, она сказала:
– Я поставила две песни подряд, так что в твоем распоряжении пять минут, милый.
– Как ты догадалась, что это я?
– Во-первых, этот номер знают очень немногие, а во-вторых, большинство из них в этот час давно в постели. Кроме того, когда дело касается тебя, я отличаюсь необычайной интуицией. Как только я увидела, что на стене мигает лампочка, то сразу же почувствовала покалывание в нижних частях тела.
– В нижних частях?
– В женских нижних частях. Жду не дождусь встречи с тобой, Снеговик.
– Звучит заманчиво. Слушай, кто сегодня с тобой работает?
– Доги Сассман. – Это был звукоинженер радиостанции «Кей-Бей».
– Вас только двое? – обеспокоенно спросил я.
– Ты что, ревнуешь? Как мило! Но можешь не волноваться, я не в его вкусе.
В редкие часы, когда Доги не сидел за пультом звукозаписи в радиостудии, он в основном носился на «Харли-Дэвидсоне». Ростом он был чуть ниже ста восьмидесяти сантиметров, а весил сто пятьдесят килограммов. Буйная грива светлых волос и курчавая борода Доги казались такими шелковистыми, что их хотелось погладить, а руки и торс представляли собой красочное панно татуировок, покрывавших каждый квадратный сантиметр его тела. Однако по поводу вкуса Доги в отношении женщин Саша, конечно, пошутила. В общении с противоположным полом он проявлял такую бездну обаяния, что по сравнению с ним Винни-Пух показался бы просто сухарем. Мы были знакомы уже шесть лет, и я знал всех четырех женщин, с которыми на протяжении этого времени у него были романы. Любая из них могла бы прийти на церемонию вручения «Оскаров» в простых джинсах, фланелевой рубахе, без макияжа и при этом легко затмила бы всех блистающих там старлеток.
Бобби предполагает, что Доги Сассман либо продал душу дьяволу, либо является тайным повелителем Вселенной, либо обладает самыми гигантскими гениталиями в истории человечества, либо выделяет такие флюиды, которые сильнее земного притяжения.
Я обрадовался, что в эту ночь работает именно Доги, поскольку знал, что он круче любого другого звукоинженера на студии.
– Нет, просто
Саша, конечно, знала, что я не ревную ее к Доги, и сейчас уловила в моем голосе тревогу.
– Ты знаешь, что наши дела пошли гораздо хуже после того, как закрыли Форт-Уиверн и мы лишились военных – доброй трети наших ночных слушателей. Нам пришлось сократить штат, но даже в урезанном составе мы едва сводим концы с концами. А в чем дело, Крис?
– Двери у вас на радиостанции все время заперты?
– Да. Это требуют от всех ночных диск-жокеев.
– Хотя ты выйдешь, когда уже рассветет, пообещай мне, что попросишь Доги либо кого-нибудь из утренней смены проводить тебя до машины.
– Неужели Дракула вырвался на волю?
– Обещай мне.
– Крис, какого черта ты…
– Я все расскажу тебе позже. Просто пообещай, и все, – продолжал настаивать я.
Она вздохнула.
– Ну ладно. Только объясни, что стряслось? Ты случайно не…
– Со мной все в порядке, Саша, честное слово. Не волнуйся. Пообещай же мне, черт побери!
– Я пообещала.
– Но ты не произнесла это слово.
– О господи! Ну ладно, ладно. Я обещаю. Чтоб мне сдохнуть, чтоб мне провалиться. Век воли не видать! Но с тебя – увлекательный рассказ, какая-нибудь страшилка вроде тех, что я слушала у костра в лагере герл-скаутов. Ты будешь ждать меня дома?
– А ты наденешь форму герл-скаута?
– У меня от нее остались только носочки.
– Этого вполне достаточно.
– Ага, уже задрожал, представив такую картинку?
– Просто вибрирую.
– Ты плохой человек, Кристофер Сноу.
– Да, я – убийца.
– Ладно, до скорой встречи, убийца.
Она положила трубку, а я выключил свой телефон и снова повесил его на пояс.
Несколько секунд я вслушивался в кладбищенскую тишину. Соловьиные трели давно умолкли, и даже стрижи, похоже, отошли ко сну, устроившись на ночь под дымоходом. Вероятнее всего, не спали только могильные черви, но они трудились в торжественной и уважительной тишине.
Обращаясь к Орсону, я сказал:
– По-моему, мне не обойтись без духовного наставления. Давай-ка нанесем визит преподобному Тому.
Я пересек кладбище пешком, обошел церковь сзади и вытащил из кармана куртки «глок». Находясь в городе, где начальник полиции грезит о том, как он станет избивать и мучить маленьких девочек, и где работники похоронного бюро разгуливают с пистолетами под мышкой, я имел все основания предполагать, что священник тоже будет вооружен не одним только словом божьим.
Дом отца Элиота был темным с фасада, но, зайдя с заднего двора, я увидел два освещенных окна на втором этаже.
После сцены, которую я наблюдал в церковном подвале, спрятавшись за гипсовым ангелом, не приходилось удивляться тому, что настоятель Святой Бернадетты не в состоянии уснуть. Часы показывали три утра, после визита сюда Джесси Пинна прошло уже четыре часа, а священник все не выключал свет.
– Топай потише, – прошептал я Орсону.
Стараясь производить как можно меньше шума, мы взобрались по каменным ступенькам и прошли по деревянному полу заднего крыльца.