Живые тени ваянг
Шрифт:
Во дворце раджи собралась вся знать. Сюда, кроме многочисленного семейства правителя Бадунга, пришли аристократы, религиозные лидеры, интеллигенция — актеры, музыканты, художники и даже балерины. Мужчины — убеленные сединой и юнцы, дамы — преклонного возраста и девицы, и даже дети. Здесь находились лучшие представители каст брахманов [57] , кшатрия и вайшья [58] .
В переполненные залы дворца входили новые и новые люди. Одни располагались в помещениях, другие проходили во внутренний двор и, беззаботно прогуливаясь перед фонтанами, мирно вели беседы.
57
Брахманы, индонез. brahmana — каста святых
58
Вайшья индонез. wesia (vaishya) — каста обеспеченных землевладельцев, торговцев, ростовщиков.
Ади совсем не удивился, увидев и свадебных гостей. Вот Анак Агунг Рай [59] , владелец нескольких художественных мастерских. У него есть даже своя школа, где дети обучаются мастерству художника и скульптора. А сам он тоже живописец, говорят, нарисовал всех жен раджи… А это Эка Сетиаван [60] — владелец кофейных плантаций. Торгует с Европой. А вон там — Путри [61] , дочка Анака Агунг Рая, в белом атласном платье и с лентами в волосах. Ей всего лет десять, а ведет себя, как настоящая принцесса. Когда была у Ади с Интан на свадьбе, чопорно сидела и почти не улыбалась.
59
Анак Агунг Рай индонез. Anak Agung Rai.
60
Эка Сетиаван индонез. Eka Setiawan, здесь два имени, Эка — «первый».
61
Путри, индонез. Putri — «принцесса».
— Путри! — Ади так хотел ее поприветствовать, но отец дернул за руку:
— Ади, не шуми, уже раджа едет.
Раджа И Густи Нура Маде Агунг сидел в королевском паланкине — на носилках в виде кресла, которое поддерживали снизу четверо слуг. Его белая одежда, предназначенная для кремации, была видна издалека. И потому плотный, широкоплечий раджа казался скульптурой из мрамора — сидел молча, с задумчивым выражением лица, на котором осталась печать королевского достоинства и даже… высокомерия. Ади обратил внимание и на то, что сегодня раджа был особенно обвешан украшениями из драгоценных камней и золота. Он будто не выбирал, а взял механически первое попавшееся из своего сундука и украсил себя, как праздничное дерево.
В правой руке раджа держал небольшой крис [62] , также инкрустированный камнями. Это был самый дорогой и самый искусно выполненный крис, и очень многие жители Бадунга знали, что его сделал известный мастер, поэт и шаман, и на протяжении всего процесса изготовления он читал великие поэмы.
Он ковал клинок из нескольких видов металла, и только в благоприятные дни, соблюдая все духовные нормы, а в конце работы провел обряд оживления криса, так что теперь душа кинжала полна сил.
62
Крис, индонез keris (европейцы часто пишут kris) — традиционный балийский кинжал.
Лезвие криса, не прямое, а волнообразное, напоминало о том, что это оружие предназначено не для того, чтобы вонзать его в живую плоть, а чтобы в ритуальном танце уничтожать злых духов. Чем больше танцор размахивает крисом, тем больше этих духов попадет под металлическое лезвие. Одним словом, этот крис являлся символом силы и могущества, но никак не средством для убийства людей.
Раджа сжимал рукоятку криса с изображением змеи, которая выбросила навстречу врагу свой раздвоенный ядовитый язычок, а хвост свернула кольцом. Именно таким символом украсил крис старый мастер-кузнец, ведь он считает, что этот символ удваивает силу пусть даже ритуального, но — оружия, и делает его обладателя непобедимым.
Раджа поприветствовал собравшихся и произнес:
— Когда Бали завоевала яванская династия Сингасари, ее силы быстро истощились. Справедливость восторжествовала! Наступил крах и большой династии Маджапахит, под игом которой тоже оказался наш народ. Она пала с приходом на Яву ислама… Зато сколько прекрасных священников, сколько музыкантов, писателей и актеров хлынуло на Бали — весь цвет Явы! А ведь это — ваши предки! Они не позволили зарыть свой талант и сохранили его… Правда, пришлось покинуть родные места… Зато здесь, на Бали, этот талант расцвел еще сильнее! Сегодня стоит выбор и перед нами. Покориться врагам и умереть в рабстве или остаться такими же гордыми и независимыми, — делайте выбор сами. Я могу лишь показать пример…
Нет, не злые духи хлопали в ладоши со стороны Санура, побережья королевства Бадунг. Там стояли нерушимой стеной, загораживая остров от злых демонов, голландские военные корабли, и сами, словно демоны, выбрасывали в мирных жителей шквал огня и дыма. От залпов мощного оружия вспыхнули дворцы знати и скромные хижины простых людей. Языки пламени и клубы черного дыма застилали солнце над Бадунгом.
Потому и обрушились в этот день небеса.
Люди шли в сторону пури — дворца раджи, чтобы в этот трагический час быть вместе. Те, кому уже не было места ни в залах, ни во дворе дворца раджи, выстраивались вдоль дороги. Они-то и увидели первыми колонну марширующих солдат — торжественную, словно на параде. Солдаты чеканили шаг и уже почти приблизились к пури, когда громко и тревожно начали бить барабаны, а потом взметнулся над дворцом высокий столб дыма. Наконец, звуки барабанов смолкли, как будто закончился какой-то ритуал, и перед солдатами предстала странная беззвучная процесссия: разнаряженный раджа восседал на носилках, а за ним следовали придворные, стража, священники и дети. Женщины казались особенно нарядными: на их груди красовались бусы и колье, в ушах — серьги, на руках — браслеты, а в волосах — цветы, любимые цветы Бога Вишну. Они были подоткнуты и за левое, и за правое, ухо, а у некоторых девушек украшали волосы разноцветной диадемой. В руках людей не было огнестрельного оружия, и только узким лезвием поблескивали ритуальные крисы.
Примерно в ста шагах от изумленных голландских солдат по сигналу раджи И Густи Агунга носильщики остановились. И опять он не произнес ни слова, а только посмотрел в сторону жреца. И тот, выполняя священную волю правителя, размахнувшись, вонзил в грудь раджи крис. Жуткая церемония началась.
Участники этой необычной процедуры заранее подготовились к ней: они оделись, как принято для кремации, и провели традиционные предсмертные ритуалы, чтобы освободить себя от пут материи и нечистоты. Люди свято верили в то, что их душу ждет новая жизнь, но уже в другой оболочке, потому и нужно проявить в последние минуты старой жизни силу воли, чтобы в следующем воплощении иметь все те блага, что есть сейчас, а может, и гораздо больше. Поэтому действовали без страха, невозмутимо, не задумываясь, кто попадет под лезвие их кинжалов: друзья или сослуживцы, дальние родственники или самые близкие и любимые… Многие же направляли крис на себя.
Ади давно уже понял, для чего он здесь. Но он никак не мог представить, что надо проткнуть этим лезвием сердце отца, или Анака Агунг Рая, или Эки Сативана, или — Путри… Крис ему подарил отец на День рождения со словами: «Этот маленький кинжал наделен великой силой». И этот клинок висел в доме на почетном месте. Никогда еще на нем не было крови — не только человека, но даже животного… А сейчас…
— Папа, я не смогу!
— Ади, если завтра я не увижу тебя, помни о том, что ты представитель касты кшатрия, где ценится в первую очередь благородство. Когда-то и мои предки приехали на Бали с Явы. Дед говорил, что моя пра-пра-прабабка была голландкой. Это все — легенды. Не думай о прошлом… Береги маму, она коренная балийка, из рода Менгви, а это — очень древний род…
— Ади! — в нескольких шагах от него стояла Путри. Она была совсем не такой, как на свадьбе, и улыбалась ему, улыбалась так широко и простодушно, как будто была уже не принцессой, а обыкновенной провинциальной девчонкой. И тут Путри прижала к груди обе руки. И он увидел, как сквозь пальцы бьет алая кровь…
Отец вонзил себе в грудь крис и упал на кучу трупов. Тела беспорядочно валялись, мужские руки переплелись с женскими ногами, словно лианы в поисках солнечного света. Полуоткрытые остывшие рты будто бы не договорили что-то важное, то, что не успели сказать ни в свои двадцать, ни в свои семьдесят. Глаза детей, потухшие, остекленевшие, остановились в столь неожиданный для них момент, что не успели еще наполниться ужасом и даже — удивлением. Белая одежда, которую многие надели сегодня, покрылась пятнами алого и грязно-красного цвета. Некоторые люди еще шевелились, видимо, в предсмертной агонии. Прижатый к стене, Ади наблюдал, как эта гора растет в ширину и в высоту. А из дворца выходили и выходили люди… Сейчас и они здесь будут лежать.