Жизнь Бетховена
Шрифт:
Семья ван Бетховен происходит из Фландрии; в маленьком курфюршестве она хранит воспоминания о Мехельне, Лувене и Антверпене. Говорят, что «ван Бетховен» означает «грядка с красной свеклой». Изыскания Раймонда ван Эрде и Эрнеста Клоссона установили, что Людвиг старший родился в Мехельне в 1712 году, учился в певческой школе при епархиальной церкви Сен-Ром, потом поступил на службу в Льежский собор в качестве баса-солиста и певчего в хоре. В 1732 году Людвиг поселился в Бонне и занял должность придворного музыканта, Kurfiirstlicher Hofmusiker. Там он женился на девятнадцатилетней девице по имени Мария Иозефа Поль. В истории курфюршества то была блистательная эпоха, добрые времена Клеменса-Августа, Клеменса Великолепного. Актеры и певцы стекались отовсюду, чтобы развлекать курфюрста. Несколько позднее Людвига пригласили дирижировать оркестром во время церковной службы, а заодно и на концертах, в театре, на балах, во время пиров и серенад; он исполняет различные роли в театре, в 1771 году поет на французском языке партию Дальмона в опере Гретри «Леший». Так как Клеменс-Август весьма скудно платил своим служащим, Людвиг имел еще и виноторговлю, где, но всей видимости, его жена была лучшей покупательницей. В общем, Людвиг — человек вполне добропорядочный, всеми уважаемый, благонамеренный. Он умер в рождественский вечер 1773 года. На портрете, который Бетховен хранил у себя в Вене, он изображен в берете, в зеленой шубе, отороченной мехом; весь его вполне фламандский облик полон достоинства, дышит здоровьем. Во время семейных праздников под его портретом вешали лавровый венок. Бетховен относился к нему с большим почтением. «Это был честный человек», — говорил он много лет спустя
Второй сын Людвига, Иоганн, также стал придворным музыкантом, по традиции очень плохо оплачиваемым; он женился на молодой вдове из Эренбрейтштейна, Марии-Магдалине Кеверих, дочери придворного повара. Своей серьезностью, заботами о семье (несмотря на слабое здоровье) и хозяйстве она заслуживает большого уважения. Иоганн груб, своенравен: он пьет. Из семи детей четверо умерли в младенческом возрасте. Настоящее потомство алкоголиков. Своему деду, старому фламандскому музыканту, своей матери Марии-Магдалине, служанке, ребенок, которого крестили 17 декабря, обязан такими душевными свойствами, как доброта, стремление к ласке, любовь к родным. Впоследствии, в шестой разговорной тетради, Бетховен довольно смутно вспоминает о своей крестной, доброй соседке матушке Баумс. Когда друзья уговаривают его переделать «Фиделио», княгине Лихновской удается сломить яростное сопротивление композитора лишь напоминанием о его матери.
С нетерпением ждут от нас первых сведений о детстве самого Людвига. Вот за клавесином — четырехлетний ребенок, весь в слезах: его заставляют бесконечно повторять упражнения. Пытаются сделать из него виртуоза, что еще не значит — музыканта. Хотя его и посылают в начальную школу, на Нейгассе, все же в детстве он был заброшен, никто им по-настоящему не руководил. Рохлиц впоследствии сравнивал Бетховена с человеком, проведшим долгие годы на необитаемом острове. Едва лишь ему минуло восемь лет (шесть лет, как указано в программе, с целью произвести наибольшее впечатление на публику), отец демонстрирует его в Кельне, в зале музыкальных собраний. Развился он почти так же рано, как и Моцарт, сочинивший несколько маленьких менуэтов и фрагменты сонат в шестилетнем (если верить его отцу) возрасте. Десятилетний Гендель писал мотеты. Известны замечательные рисунки девятилетнего Делакруа. Англия гордится самым поразительным из вундеркиндов: Уильям Крочу было два с половиной года, когда он пачал играть на органе, построенном его отцом.
Кто же был первым учителем Людвига? — Тобнас Пфейфер, странствующий музыкант и фантазер. За ним последовали другие: монах-органист Вилибальд Кох, фламандский клавирист ван ден Эден. Во всем этом, как кажется, не было ничего систематического; музыкальные занятия шли от случая к случаю, так же как и изучение наук в начальной школе, от которой у Бетховена в памяти удержались лишь самые элементарные сведения и немного латыни. Так продолжалось вплоть до того дня, когда в лице Христиана-Готлиба Нефе юный талант нашел разумного и надежного наставника; от него Бетховен впервые получил основательные знания.
Сам Нефе — человек образованный, сведущий теоретик. Он был учеником и последователем Марпурга, в свою очередь учившегося у Рамо; Марпург оставил несколько сонат и песен, но прославился литературно-музыкальными трудами. Число его сочинений довольно значительно; после смерти Бетховена в его библиотеке нашли классический «Трактат о фуге» Марпурга. Благодаря Нефе он ознакомился с «Хорошо темперированным клавиром» Себастьяна Баха. Слава Баха возродится спустя много десятилетий; это будет заслугой Мендельсона. Теперь же величайшему немецкому музыканту предпочли Карла-Филиппа-Эмануэля, «берлинского Баха», второго сына Иоганна-Себастьяна. Разумеется, в обширном наследии Филиппа-Эмануэля есть интересные новшества, использованные последующими поколениями. Восхищаются сонатами и концертами этого придворного музыканта, который имел сомнительную честь аккомпанировать на клавесине царственному флейтисту Фридриху. До сих пор Бетховен ограничивался эмпирическим изучением техники игры на клавесине, скрипке либо органе; став учеником просвещенного Нефе (который, подобно Филиппу-Эмануэлю, изучал право), он увидел, как расширился его кругозор. Новый директор придворной капеллы разбирался в поэзии, он положил на музыку стихи Клопштока. Он знает и комментирует пространные трактаты Марпурга, чье влияние так велико во всей Европе. Анонимная газетная заметка, написанная Нефе в 1783 году, дает ясное представление о том, чем был тогда тринадцатилетний музыкант: «Луи ван Бетховен… играет на фортепиано весьма совершенно… очень хорошо читает с листа… играет большей частью «Хорошо темперированный клавир» Себастьяна Баха… Господин Нефе преподал ему также основы контрапункта. Теперь он наставляет его в композиции и для поощрения велит награвировать в Мангейме девять его вариаций на тему марша. Этот юный гений заслуживает поддержки, чтобы иметь возможность путешествовать. Он, конечно, станет вторым Вольфгангом-Амадеусом Моцартом, если будет идти вперед так же, как он начал». Вот первое пророчество о Бетховене. В эту пору появляются первые его сочинения: вместе с девятью вариациями — три сонаты. Вполне справедливо, что в программу одного из юбилейных вечеров в Вене была включена томная Серенада Нефе, в стиле баркаролы из «Сказок Гофмана», а также Соната Филиппа-Эмануэля. В небольшом зале боннского музея мы с признательностью останавливаемся перед очень выразительным портретом молодого директора капеллы курфюрста: есть сходство с Жан-Жаком, одухотворенность, пыл.
Силуэт шестнадцатилетнего Бетховена. Литография Беккера по рисунку Немеза. 1786 г.
Бетховен спасен. Бедного юношу хвалят за скромное поведение; в праздничные дни он появляется в придворном наряде: фрак цвета морской воды, жилет в цветочках, короткие панталоны с пряжками, шпага на боку (вспоминается шарденовский портрет юного Годфруа — ребенок со скрипкой). В театре он помогает своему учителю Нефе, репетирует за клавесипом с актерами и изучает репертуар: «Орфей» и «Альцеста» Глюка, произведения Паизиелло, который впоследствии будет излюбленным композитором Первого консула и напишет траурный марш на смерть генерала Гоша; пользующаяся модным успехом «Маркиза ди Тулипано» и «Китайский идол» — комические оперы Гретри; опера «Феликс, или Найденыш», которой завершил свою карьеру Монсиньи, отчаявшись создать нечто лучшее; опера «Данаиды» Антонио Сальери, чье дарование развилось в Вене (он был капельмейстером придворного оркестра, когда Бетховен там с ним встретился). Соперник Моцарта и учитель Шуберта, Сальери пленил «Данаидами» парижскую публику, объявив, что написал ее якобы в сотрудничестве с Глюком. Шамфор подшучивает по поводу этого произведения — в нем девяносто восемь покойников: «Скажите же мне, в каком приходе случилась такая эпидемия? Это должно было принести кюре немалый доход». Театральные труппы приезжают из Франции или Германии, сменяя друг друга. Тем временем проницательный и строгий Нефе продолжает заниматься с любимым учеником; возможно, его педагогические приемы спорны, однако они дают простор индивидуальности. «Его метод, — говорит Ноттебом, — состоял в том, чтобы законы и явления музыки связывать с духовным миром человека и, в сущности, брать его за основу». Эта на первый взгляд несколько догматическая формулировка оказалась плодотворной для юного ума, склонного к размышлениям, жаждавшего проявлений самых высоких чувств; тогда же Бетховен открыл для себя Шекспира, поддался очарованию Шиллера и, овладевая сложным искусством музыки, проявлял серьезность и сосредоточенность, характерные для детей, испытавших нравственные невзгоды.
Его творческое развитие идет по прямому и ясному пути. Этот путь указывает ему Нефе, капельмейстер и философ. Семья Брейнингов дала Бетховену то, чего ему не хватало у домашнего очага. Больше того: Элеонора, Лорхен (она вышла замуж за Вегелера) была первой из тех, кого полюбил Бетховен, к кому он тщетно стремился. Все, изведавшие в молодые годы профессию педагога и присущие ей надежды и горести, поймут, что происходит в сердце Людвига ван Бетховена: ученица — его ровесница, он сопровождает ее во время прогулок на лоне природы в ясные дни;
Итак, духовное развитие юноши Бетховена шло гармонично и просто. Горизонт его расширялся. Весной 1787 года курфюрст разрешил ему отправиться в Вену; это столица Иозефа II, это также и столица Моцарта. Что может почувствовать семнадцатилетний музыкант, прибывший в город, где, кажется, все поет, где жива память о музыкальных празднествах, устроенных пять лет назад в честь великого князя Павла, наследника русского престола.
Старший сын Марии-Терезии именует себя монархом-философом. Уже двенадцать лет он носит титул германского императора; однако, обладая опытом путешественника, будучи связан с французскими писателями, наученный суровой критикой, которой подвергалась его сестра Мария-Антуанетта, он стремится установить царство разума в своих владениях, покорных традициям и предрассудкам. Даже в условиях республики подобная программа была бы сочтена вызывающей. Наследник Марии-Терезии воспринял идеи того немецкого историка, который под псевдонимом Феброниуса оспаривал церковные установления и власть папы над епископами. «Иозефизм» предоставляет главе государства право вмешательства в дела церкви, издания законов, касающихся культа и церковных служб, установления границ епархий; семинарии подчинены надзору университетов, некоторые монастыри закрываются, вместо других открыты школы. Максимилиан-Фридрих в Кельне одобрил эти положения. В 1786 году князья церкви созвали конгресс в Эмсе, чтобы составить «пунктуацию», то есть памятную записку: двадцать три параграфа ограничивали папские права в соответствии с доктриной Феброниуса. Кельнский нунций Пакка пресек эту дерзкую попытку. Но Иозеф II поддержал сторонников обновления; он намерен уничтожить монашеские ордена как философствующие, так и нищенствующие, учредить гражданскую форму брака и развода; в 1781 году эдиктом о терпимости он решился обеспечить православным и протестантам свободное исповедание их; религии; он хочет уничтожить крепостное право, отменить некоторые привилегии в пользу централизованного государства, запретить пытку, сделать более справедливой налоговую систему; создать систему общественного призрения для бедных, узаконить установления отцовства, взамен рекрутчины ввести добровольную вербовку. Этот странный монарх испытывает отвращение к деспотическому режиму; на придворные празднества он является в военной форме и сапогах, приводя в негодование своего церемониймейстера; слугам не разрешает преклонять перед ним колено; сам принимает простых людей, много работает; подчеркивая свою неприязнь к роскоши, спит на тюфяке, набитом кукурузной соломой, укрываясь: оленьей шкурой. По правде говоря, он не избежал противоречий; палочные наказания сохранены, так же как и конфискация имущества в пользу казны. Но крестьяне ему преданы: он защищает их от помещиков, разрешает расширять хозяйство, стремится ввести единое имперское законодательство и упразднить феодальные права. Во многих начинаниях Иозеф II потерпел неудачу; он стал жертвой не столько даже злой воли своих чиновников, сколько противодействия населения. Общественное развитие Австрии далеко еще не достаточно, чтобы позволить проведение рациональной политической программы. «Почва, — поясняет Альбер Сорель, — была слишком тщательно прополота иезуитами, чтобы оказаться пригодной для появления обильной растительности». В 1774 году в Вене делают попытку основать академию в целях развития немецкой литературы; пригласили даже Лессинга; затея эта не была осуществлена. В эту пору всеобщего подъема Австрия выдвигала лишь музыкантов и увлекалась только развлечениями. Эта сторона жизни австрийской столицы развивалась особенно успешно; знаменитая «Комиссия нравов», учрежденная Марией-Терезией, суровый личный пример, который императрица подавала своему окружению, не смогли обуздать легковесную чувственность, распространявшуюся все больше и больше, превратившую Вену в подлинную землю обетованную для веселой интриги и легкого распутства.
Музыка Моцарта чаровала высший круг приветливого и жизнерадостного населения столицы, наслаждавшегося театральными зрелищами и концертами. Теперь Моцарту тридцать лет. Вспоминая начало его карьеры, можно подумать, что это и был образец, по которому Иоганн ван Бетховен хотел воспитать своего сына. У обоих отцов — тот же образ действий, то же тщеславие и, несомненно, то же корыстолюбие. Дело сводится к тому, чтобы поразить дворы монархов выступлениями чудо-детей. Шестилетний Моцарт, как рассказывают, играет, перед эрцгерцогиней, которая впоследствии стала королевой Франции; возможно, что, находясь в заключении в Консьержери, Мария-Антуанетта вспоминала об этих музицированиях за клавесином во дворце ее отца, в Шенбрунне. Текст посвящения курфюрсту трех бетховенских сонат, вышедших в 1783 году, в точности напоминает обращение к французской принцессе Виктории с просьбой принять в дар первое сочинение Моцарта. В той же Вене, на даче Месмера, пытавшегося магнетизмом лечить больных, Вольфганг Амадей сочинил по желанию императора свою первую оперу «La finta semplice» [11] , которая тогда не была поставлена; затем он написал зингшпиль «Bastein et Bastienne» [12] .
11
«Притворная простушка» (ит.).
12
«Бастьен и Бастьенна» (фр.).
И здесь уже заметно влияние Жан-Жака Руссо, так глубоко проявившееся у Бетховена: маленькая комическая опера гениального ребенка возникла под впечатлением пародии на «Деревенского колдуна». Да и пребывание в Зальцбурге напоминает жизнь Людвига в Бонне; впрочем, для юного творца родной город менее привлекателен, чем чарующие рейнские берега для его славного последователя. Представим себе епископскую капеллу, составленную из музыкантов-пьяниц и забулдыг; хотя органист и носит имя Михаэля Гайдна, но на службу он приходит под хмельком; епископ, небезызвестный Иероннм Коллоредо, сын имперского вице-канцлера, отнюдь по проявляет к своему оркестру того либерального отношения, которым отличался Макс-Франц, брат Иозефа II. «Муфтий», так называл его Моцарт, никогда бы не снизошел до устроителя серенад, принужденного сочинять музыку для свадебных празднеств и исполнять эти мелодии, шествуя с музыкантами через весь город. Вольфгангу Амадею пришлось путешествовать, искать счастье в Мангейме, где он впервые встретил истинную любовь; вернувшись в Париж, он потерял там мать; на фоне битвы глюкистов с пиччинистами успех его был посредственным; затем он предложил вниманию мюнхенской публики «Идоменея». Иероним взял его с собой в Вену и определил место среди лакеев в прихожей, где Моцарт оставался до тех пор, пока не потерял силы терпеть унижения, пока он не восстал против оскорбительного обращения правителя; молодой, полный творческих сил музыкант бросил службу. В личной жизни судьба Моцарта сложилась более счастливо, чем у Бетховена: встреча с Констанцией Вебер принесла ему радости взаимной супружеской любви. Достойное место он получил лишь в 1789 году, сделавшись придворным музыкантом с жалованьем 800 флоринов. Но все же он обрел в Вене некоторое спокойствие и смог создать здесь свои великие творения. В 1781 году император заказал и велел поставить «Похищение из сераля»; в 1785 году Моцарт подарил нам чудесную «Свадьбу Фигаро».