Жизнь без слов. Проза писателей из Гуанси (сборник)
Шрифт:
Не в силах выносить ее похрапывание, Цай Юйчжэнь растолкала Чжу Лин и стала махать в сторону окна. Чжу Лин подумала, что та выгоняет ее на улицу, мол, катись отсюда. Чжу Лин на это ответила: «Это моя кровать, а ты возвращайся туда, откуда пришла». Слова Чжу Лин нисколечко не напугали Цай Юйчжэнь, она со всего размаха шлепнулась на кровать, которая еще долго раскачивалась и нещадно скрипела. Она думала, что этим невыносимым звуком обратит Чжу Лин в бегство.
В свою очередь Чжу Лин решила одолеть Цай Юйчжэнь словами, ведь та могла лишь слышать, но при этом не разговаривала. Чжу Лин заявила: «Я ношу ребенка Ван Цзякуаня. Я с ним начала спать еще два года назад. Мы не знаем, откуда ты явилась, но жить здесь дальше ты не можешь». Цай Юйчжэнь
Увидав, что лежавшая в постели Чжу Лин прикоснулась головой к краю кровати, Ван Цзякуань решил, что она хочет остаться у него дома. Чжу Лин никак не ожидала, что в эту самую секунду все ее прекрасные мечты возьмут и лопнут. «Это ребенок Чжан Фубао, зачем ты пришла ко мне? – спросил Ван Цзякуань. – Уходи, а если не уйдешь, я всем расскажу правду». – «Умоляю тебя, никому не говори, особенно моей маме, – тут же откликнулась Чжу Лин. – Я лучше умру, чтобы всем вам жилось спокойнее».
С этими словами Чжу Лин вытащила ноги из-под одеяла и опустила их на пол. Она долго шарила под кроватью, прежде чем нашла свои туфли. Слова Ван Цзякуаня оказали чудодейственное влияние. Чжу Лин попробовала подняться, но, сделав несколько попыток, так и не смогла разогнуть свою тушу. Ван Цзякуань подошел к ней и помог приподняться. Чжу Лин сказала: «Я – глухая, я ничего не слышала, я никого не боюсь».
Между тем Цай Юйчжэнь хорошенько запомнила те слова, что Чжу Лин сказала Ван Цзякуаню, пытаясь замять ситуацию. А сказала она, что лучше умрет, чтобы всем жилось спокойнее.
Цай Юйчжэнь увидела, как Чжу Лин взяла веревку и пошла в персиковую рощу за деревней. На землю опускались сумерки, лишь на вершине горы задержался отблеск вечерней зари. На веревке, которую сжимала в руке Чжу Лин, Цай Юйчжэнь заметила красный отсвет, казалось, что ее разукрасило заходящее солнце или цветы персика. «Еще днем она здесь фотографировалась, а вечером решила здесь же покончить с собой», – подумала Цай Юйчжэнь.
Неожиданно Чжу Лин обернулась и увидела, что за ней идет Цай Юйчжэнь. Чжу Лин подобрала с земли камень и швырнула в Цай Юйчжэнь. «Что ты увязалась за мной, словно собака? Может, хочешь отведать моих какашек?» – накинулась она на Цай Юйчжэнь. Та, услыхав ее брань, отступила и, немного поколебавшись, опрометью побежала домой к Чжу Лин.
Дядюшка Чжу в это время как раз подметал двор, подняв такой столб пыли, что та накрыла его с головой. Цай Юйчжэнь, сомкнув руки вокруг своей шеи, стала показывать ему на комнатную балку. Но дядюшка Чжу ничего не понял и, раздраженный, что ему мешают работать, стал злиться. Грудь Цай Юйчжэнь разрывалась от боли, словно ее безжалостно полоснули чьи-то когти. Она схватила висевшую на стене веревку, обмотала ее вокруг своей шеи, встала на носочки и вытянулась в струнку. «Хочешь повеситься? – спросил ее дядюшка Чжу. – Тогда возвращайся в свой дом и вешайся». С этими словами он огрел ее метелкой по заду и выгнал за ворота.
Через какое-то время Ян Фэнчи пошла искать свою дочь по соседям. Цай Юйчжэнь, слыша ее тревожные крики, не находила себе места. Она показывала ей в сторону персиковой рощи, без конца рисуя в воздухе петлю. Тогда дядюшка Чжу связал все ее неразборчивые жесты воедино и понял, что дело плохо.
Огни факелов, похожие на редкие звезды, рассеялись по задней стороне горного склона, повсюду слышались голоса, выкрикивающие имя Чжу Лин.
На пятый день рано утром Чжан Фубао по заведенному порядку пошел к колодцу возле школы, чтобы набрать воды. Неожиданно его ведро уперлось в какой-то плавающий предмет, а из колодца повеяло странной вонью. Принеся из дома фонарик, он посветил им в колодец и увидел тело Чжу
В то утро уроки в школе отменили. Следующие несколько дней Чжан Фубао по-прежнему не мог избавиться от мыслей о трупе. Школьники видели, что на уроках его постоянно тошнит. Жена Чжан Фубао, Яо Юйпин, выблевала почти всю желчь и теперь ослабла так, что у нее не было никаких сил стоять за кафедрой.
Пришла весна, и Чжао Кайин принес в деревню сделанные в прошлом году фотографии. Держа в руках пачку изображений Чжу Лин, он пошел за деньгами к Ян Фэнчи. «Чжу Лин умерла, – сказала та, – если нужны деньги, спрашивай с нее». Получив от ворот поворот, Чжао Кайин приготовился уже бросить фотографии в огонь, но Ван Цзякуань его остановил, сказав, что выкупит все фотографии до единой.
С крыши дома, где жил Ван Цзякуань, стали доноситься странные перекатывающиеся звуки, похожие на порывы ветра или мышиную возню. Эти звуки появлялись в глубокой ночной тишине в одно и то же время, уже несколько дней подряд Цай Юйчжэнь находилась в их плену. Ей очень хотелось взять лестницу и залезть на крышу, чтобы выяснить, что это, но кромешная тьма нагоняла на нее страх.
Днем она забралась на стоявшее за домом персиковое дерево и внимательно осмотрела крышу, однако ничего, кроме серых неровных кусков черепицы да солнечных бликов, там не обнаружила. Убедившись, что крыша пуста, она решила, что больше подобных звуков по ночам не будет. Однако в положенный срок, едва Цай Юйчжэнь провалилась в сон, ее снова пробудили странные звуки. Лежа с открытыми глазами, она дождалась рассвета и, полная решимости разгадать тайну, снова полезла на дерево. Цай Юйчжэнь изучила чуть ли не каждую черепицу, но источника звука так и не нашла. «Может быть, у меня что-то с ушами?» – подумала она.
Между тем эти звуки угнетали и Ван Лаобина. Поначалу он старался к ним привыкнуть. Потеряв сон, он просто усаживался на краю кровати и ночь напролет дымил трубкой да мочился в стоявшее рядом ведро. Но мало-помалу Ван Лаобин стал терять над собой контроль. Эти звуки, словно пила, вонзались в его мозг. «Если я сейчас же не усну, то просто сойду с ума», – подумал он и, собрав всю волю в кулак, улегся в постель. Но уже через несколько минут он снова поднялся и, потянувшись к стоявшему в изголовье светильнику, свалил его на пол. После грохота разбившегося вдребезги светильника на некоторое время установилась полная тишина, но вскоре странный звук вернулся и снова стал изводить Ван Лаобина.
Тогда Ван Лаобин принялся шуметь сам, чтобы прогнать навязчивый звук. Он взял курительную трубку и стал стучать ею о край кровати на манер барабанной колотушки. Он действовал, словно неутомимый дятел, чем добавил неудобств Цай Юйчжэнь, которая точно так же, как и он, не могла уснуть.
Вскоре дятел успокоился: Ван Лаобин сменил тактику и принялся болтать, причем без умолку. Наконец Цай Юйчжэнь услышала, как его бессвязное бормотание затихло, сменившись храпом. Этот звук показался ей сладким, словно аромат вожделенной пищи для оголодавшего.
Однако звуки с крыши никуда не исчезли. Цай Юйчжэнь посветила фонариком в сторону чердака, но, кроме подпорок для черепицы и досок, ничего там не увидела. Тут ей показалось, что с крыши звуки переместились вниз и спрятались в шкафах. Одну за другой она стала открывать дверцы всех шкафов, но так ничего и не нашла. От шорохов пробудился только что уснувший Ван Лаобин. «Тебе жить надоело? Я с таким трудом уснул, а ты меня снова разбудила», – недовольно проворчал он. В это время вдруг наступила удивительная тишина. Цай Юйчжэнь нерешительно топталась на месте, изо всех сил стараясь больше не шуметь.