Жизнь без слов. Проза писателей из Гуанси (сборник)
Шрифт:
Когда Ван Гуйлинь снова подходил к деревне, Чжан Фубао, чтобы не быть замеченным, скользнул в придорожную рощу. «Заодно справлю нужду, – подумал он, – а там, может, Ван Цзякуань уже и уйдет». Однако когда Чжан Фубао, подвязывая штаны, вышел из рощи, Ван Цзякуань по-прежнему увлеченно рылся в листьях и, судя по всему, никуда уходить не собирался. «Вот гадкая курица», – чуть слышно ругнулся Чжан Фубао.
Тут Чжан Фубао обернулся в сторону деревни и заметил удаляющийся силуэт Чжу Лин. «Худо дело, – подумал он. – Наверное, когда я тут занимался своими делами, Чжу Лин успела подойти к клену, но, увидав там вместо меня Ван Цзякуаня, развернулась и пошла назад. Если Чжу Лин задержится еще на полчаса, мы не успеем на автобус до города».
Примерно
Когда Чжу Лин узнала от Лю Гофана, что под кленом сидит только Ван Цзякуань, она тотчас поменяла свои планы. Сначала у нее была договоренность с Чжан Фубао, что она встретится с ним под кленом в девять часов утра, после чего они вместе поедут в больницу. Но едва она вышла за пределы деревни, как увидела приближающегося Ван Гуйлиня. Она решила, что тот наверняка столкнулся под деревом с Чжан Фубао и теперь, увидев ее, может распустить ненужные слухи. «Будет лучше, если я постараюсь избежать встречи с ним, иначе что он подумает, встретив сначала Чжан Фубао и тут же меня?» Рассудив таким образом, Чжу Лин повернула домой.
Для пущей безопасности Чжу Лин привлекла к своим планам Лю Гофана, который пробегал мимо ее дома. Она попросила его принести ей три листочка с клена, что рос на околице деревни. Лю Гофан, доставив ей три алых листочка, заодно сообщил, что под кленом сидит глухой Ван Цзякуань и что-то там ищет. «Там был кто-нибудь еще?» – уточнила Чжу Лин. Лю Гофан, помотав головой, ответил: «Нет».
Упустив возможность съездить в город, Чжу Лин стала вспыльчивой и тревожной. Ее внимательная мать Ян Фэнчи вдруг приметила, что уже давно не видела, чтобы Чжу Лин стирала свои прокладки. Тогда Ян Фэнчи решила пощупать живот своей дочери. Едва она протянула к ней руку, как тут же, одернутая криком Чжу Лин, отпрянула. Материнские руки первые раскрыли тайну о беременности Чжу Лин.
Каждый день народ видел, как Ван Цзякуань выходит из деревни в поисках своего уха и каждый раз возвращается с пустыми руками. Это длилось с полмесяца, пока люди не обратили внимание, что Ван Цзякуань направляется в деревню, ведя за собой красивую девушку.
На ее правом плече болталась черная кожаная сумка, набитая кисточками всевозможных размеров. Подходя к деревне, Ван Цзякуань снял сумку с ее плеча и перевесил на свое. Девушка приветливо улыбнулась и стала что-то рисовать в воздухе. Ван Цзякуань догадался, что она его благодарит.
На околице один за другим стали собираться зеваки, они появлялись так же неожиданно, как выскакивающие из земли ростки бамбука. Такое внимание к его персоне порадовало Ван Цзякуаня. Но больше всего он был доволен поведением девушки. «Как она догадалась, что я глухой? – задавался вопросом Ван Цзякуань. – Когда я забирал у нее сумку, она вместе со словами благодарности стала говорить со мной жестами. Ведь мы с ней впервые встретились, как она узнала, что я глухой?»
Из доносившихся с улицы разговоров Ван Лаобин понял, что к его дому вместе с какой-то немой девушкой приближается Ван Цзякуань. Вскоре он услышал, как открываются ворота и сквозь этот скрип раздается голос Ван Цзякуаня: «Отец, я привел девушку, которая продает кисти. Она очень красивая, красивее, чем Чжу Лин». Ван Лаобин стал двумя руками искать опору, чтобы встать, но Ван Цзякуань тут же усадил его обратно на табурет. «Из каких ты мест будешь, девушка?» – спросил ее Ван Лаобин, но ответа так и не дождался.
Между тем девушка достала из сумки листок бумаги и потрясла им перед собой. Ван Цзякуань заметил, что его уголки уже пообтрепались и весь он был испещрен иероглифами разной величины. «Отец, глянь, она показывает листок с иероглифами, посмотри, что
Ван Цзякуань помахал в сторону ворот, и появившиеся невесть откуда зеваки со всех сторон повалили во двор. Сквозь нестройный галдеж Ван Лаобин различал женские, мужские, взрослые и детские голоса. Он также услышал, как они читали написанное на листке:
«Меня зовут Цай Юйчжэнь, я занимаюсь продажей кистей. Большие – 5 юаней, маленькие – 2,5 юаня, средние – 3,5 юаня. Сейчас в городах кисточками уже не пишут, там перешли на компьютеры и ручки, поэтому я продаю кисточки в деревнях. Я немая, сделайте одолжение, купите одну-две кисточки для своих деток, буду очень благодарна за помощь».
Кто-то спросил, сама ли она это написала. Она отрицательно помотала головой. Потом девушка стала передавать кисточки деревенским. Но те, глядя на них словно на оружие, медленно попятились назад. Девушка шаг за шагом подступала к ним все ближе. Ван Лаобин услышал, как народ начал расходиться, и про себя подумал: «Словно прибитые мухи, пожужжали и пропали».
Выбрав дом Ван Цзякуаня в качестве опорного пункта, Цай Юйчжэнь стала ходить по ближайшим деревням, предлагая свой товар. Но куда бы она ни приходила, всех сдувало от нее, словно ветром. Ею и ее кисточками интересовались только охочие до слабого пола мужики да некоторые подростки. Мужики в одну руку брали кисточку, а другой начинали поглаживать пылающие щеки Цай Юйчжэнь. При этом на стоявшего рядом Ван Цзякуаня никто не обращал никакого внимания. С ним не считались, ведь он был просто глухим, который увязался за Цай Юйчжэнь будто собачка. Погладив Цай Юйчжэнь, они, словно наевшись и напившись досыта, отходили от нее, так ничего и не купив. Ван Цзякуань про себя размышлял: «Если я не буду ходить вместе с ней, ее не только будут гладить по лицу, но станут хватать за грудь, а то и снасильничают».
Ван Цзякуань сопровождал Цай Юйчжэнь семь дней, за это время они продали десять кисточек. Теперь за пазухой Цай Юйчжэнь лежали мелкие засаленные купюры.
Осеннее солнышко медленно клонилось к горизонту. Ван Цзякуань пропустил Цай Юйчжэнь вперед, а сам вдыхал исходящий от нее аромат. Солнце светило им в спины, его тень наложилась на ее тень. Тут он заметил, что к ее штанам налипли кусочки глины, которые теперь покачивались в такт ее движениям. Это настолько взбудоражило Ван Цзякуаня, что он решил во что бы то ни стало ущипнуть ее за мягкое местечко. «Раз это можно другим, почему нельзя мне?» – подумал он. Размечтавшись, Ван Цзякуань неожиданно услышал отзвуки гонгов и барабанов. Он огляделся по сторонам поля, но никого не заметил. Между тем звуки все нарастали, казалось, они вот-вот разорвут его грудь. Наконец до него дошло, что эти звуки исходили изнутри – то колотилось его сердце.
Ван Цзякуань решительно протянул к Цай Юйчжэнь правую руку, но девушка подскочила и устремилась вперед. «Ты скользкая словно рыбка», – заметил Ван Цзякуань. Девушка стала шагать осмотрительнее и быстрее. Так они и шли перебежками, то и дело похихикивая.
Их пересмешки прервали две собаки, которые, пристроившись у обочины, занимались случкой. Боясь спугнуть животных, они убавили шаг. На Цай Юйчжэнь вдруг обрушилась усталость, ее ноги словно приросли к земле. Она тут же уселась и с вожделением уставилась на собак, а те, словно учителя, никуда не торопясь, преподавали им свой урок. Лучи заката падали на их шерсть, на бескрайних поросших травой откосах царила полная тишь. Собаки, настороженно глядя вперед, слаженно покачивали восемью лапами, отчего лежавшие под ними листья издавали чуть слышное шуршание. Цай Юйчжэнь услыхала необычное всхлипывание собак, ее это очень возбудило. Под эти самые звуки Ван Цзякуань и увлек ее в рощу.