Жизнь без слов. Проза писателей из Гуанси (сборник)
Шрифт:
Они напоминали двух упавших в воду людей, которые отчаянно цеплялись друг за друга, погружаясь с головой в омут ночи. В эту темную пору, которая их сблизила, любые звуки казались избыточными. Чжу Лин протянула руку и выключила приемник Ван Цзякуаня, но тот его снова включил. Чжу Лин считала, что приемник был для Ван Цзякуаня не больше чем обычным ящичком, он мог лишь ощутить его вес на шее, но не более. Чжу Лин снова отняла у него приемник, приложила к уху и медленно убавила громкость, и тут же все вокруг погрузилось в невозмутимую тишину. Ван Цзякуаня переполняла неудержимая радость, он расстегивал пуговицы на груди Чжу Лин и
Одна за другой в деревне погасли все лампы. Ван Цзякуань и Чжу Лин, одурманенные друг другом, заснули прямо в стогу. То, что произошло с Чжу Лин, напоминало сон. До этой ночи родители всегда держали ее под надзором. Мать следила, чтобы дочь была занята нескончаемым рукоделием. Дома она усердно создавала семейную атмосферу, к примеру, просила дочь поджарить тарелку семечек, после чего усаживалась под лампой, щелкала их и собственноручно отправляла в рот Чжу Лин. Мать без устали твердила о том, какие подлые мужчины и как опасно взрослым девушкам ходить в одиночку.
Чжу Лин разбудил окрик отца. Проснувшись, она почувствовала на своей груди мужские руки и со всей силы залепила Ван Цзякуаню пощечину. Тот убрал руки, его щека онемела от боли. Глядя на Чжу Лин, которая, покачивая бедрами, демонстративно отправилась восвояси, он сказал: «Ах ты бессовестная!» Но Чжу Лин уловила в его голосе нотки удовольствия. Про себя она подумала: «Сегодня я устроила бунт, причем пошла не только против родителей, но и против Ван Цзякуаня. Своей пощечиной я ему показала, кто остался победителем».
На следующее утро Ван Цзякуаня, еще сонного, вытащил из постели дядюшка Чжу. Глядя, как он брызжет слюной и потрясает кулаками, Ван Цзякуань сообразил, что тот собирается выместить на нем злобу. Однако он увидел рядом с ним Чжу Лин. Сложив руки на груди, она, подергивая плечами, рыдала в голос. Из ее спутанных волос торчала солома.
«Вчерашнюю ночь Чжу Лин, судя по всему, провела с тобой, – начал дядюшка Чжу. – Если это правда, я, так уж и быть, отдам ее тебе в жены. Раз уж ей приглянулся глухой, я не буду за нее беспокоиться». Чжу Лин подняла голову, заплаканными глазами уставилась на Ван Цзякуаня и сказала: «Говори, говори правду».
Ван Цзякуань догадался, что дядюшка Чжу спрашивает его, переспал ли он с Чжу Лин. Напуганный до смерти, он почувствовал, что ноги задрожали, словно его босиком поставили в снег. И тогда он что было сил затряс головой и стал оправдываться: «Нет, нет…»
Тогда Чжу Лин, точно дрын, вознесла правую руку над своей головой и тяжело опустила ее на левую щеку Ван Цзякуаня. Раздался звонкий, как от разрыва хлопушки, шлепок, и она почувствовала, что ее ладонь онемела. Ван Цзякуань чуть не упал, его повело набок. Прижав руку к горящей огнем щеке, он ощутил, что эта пощечина была раз в десять сильнее, чем вчерашняя. «Похоже, я и правда чем-то обидел Чжу Лин, – подумал он, – над моей головой нависла беда. Но чем я ее обидел? Почему она бьет меня без всякого повода?»
Чжу Лин, закрыв лицо руками, развернулась и, потряхивая распущенными волосами, выбежала вон. Ван Цзякуань зашел в комнату к отцу, Ван Лаобину. «Почему она набросилась на меня?» – спросил он. Но не успел он закончить фразу, как Ван Лаобин тоже отвесил ему пощечину. «К чему было выставлять себя глухим? Что же ты ничего не ответил? Такая хорошая пара тебе нашлась, а ты упустил свое счастье».
Ван Цзякуань заплакал, а когда выплакался, взял нож и выбежал за порог. Он был готов кого-нибудь убить, но ему никто не попадался. Он несся по деревне, срубая ветки деревьев, и собаки с курами разлетались от него в разные стороны. Он был готов порешить сам себя, чтобы только никто другой больше его не тронул. Но, вспомнив, что дома у него слепой отец, он потихоньку умерил шаг.
Теперь по ночам Ван Цзякуань сидел взаперти. Выполняя волю отца, он щепил бамбук, чтобы потом сплести из него подстилку. Ван Лаобин считал, что для мужчин плетение из бамбука – это то же самое, что для женщин вязание или шитье подметок. Если руки будут чем-то заняты, то никаких бед никто не натворит.
Три вечера Ван Цзякуань драл бамбуковое лыко, после чего еще три дня плел из него циновку, которая к концу работы стала приобретать форму. Ван Лаобин, проведя по ней рукой, разочарованно покачал головой. Ван Цзякуань решил, что тому вместо циновки понадобилось сплести корзину, и он тут же успокоил отца, обещая все переделать. Отец в ответ тут же перестал качать головой, а Ван Цзякуань подумал: «Значит, я угадал».
В тот вечер, когда Ван Цзякуань принялся старательно распускать циновку, Ван Лаобин услышал, как кто-то ходит у них по чердаку. Он предположил, что там копошится Цзякуань, и даже окликнул его, но ответа так и не получил. Между тем шум наверху становился все громче. «Не похоже, чтобы там хозяйничал Цзякуань, – подумал Ван Лаобин, – кто тогда дерет лыко в гостиной?» Тем временем Цзякуань распускал бамбуковую подстилку, даже не догадываясь, что на чердаке кто-то есть.
Тогда Ван Лаобин слез с кровати и наощупь направился в гостиную. Тут он упал, споткнувшись о ведро с мочой. Застоявшаяся моча вылилась на пол и измарала его одежду, по комнате распространилась ужасная вонь. Он попробовал встать, но ударился головой обо что-то жесткое и понял, что оказался под кроватью. Ван Лаобин пробовал отползать в разные стороны, но везде натыкался на кровать и набил себе на лбу пять шишек.
Учуяв резкий запах мочи, Ван Цзякуань подумал, что его отец справляет нужду. Но поскольку запах не исчезал, а становился все сильнее, он взял лампу и пошел проведать отца. Зайдя в комнату, он увидел, как отец весь мокрый ползает под кроватью и, открыв рот, показывает рукой наверх.
Ван Цзякуань, прихватив лампу, поднялся на чердак и заметил сломанную дверь. Кроме того, у них пропало больше десяти кусков вяленого мяса. На ветру раскачивалась лишь бамбуковая жердь, на которой они прежде висели. Ван Цзякуань крикнул вниз отцу: «Кто-то своровал мясо».
На пятый день ближе к вечеру во двор к Ван Лаобину со связанными за спиной руками в сопровождении своего отца Лю Шуньчана пришел Лю Тинлян. На шее у него висело два куска закопченного мяса, последние из тех, которые он украл. Лю Шуньчан пнул сына, и тот, повалившись на колени, упал в ноги Ван Лаобину. «Лаобин, – начал Лю Шуньчан, – я вылечил многих людей, но мне так и не удалось излечить от воровства своего сына. Несколько дней подряд он не приходил домой есть. Почуяв неладное, я решил за ним проследить. Оказалось, что в роще на другом склоне горы он с приятелями жарит украденное мясо. Всего их было четверо, они припасли и жаровню, и приправы. За других я не отвечаю, а вот Лю Тинляна связал и привел к тебе, чтобы ты его наказал по своему усмотрению».