Жизнь без слов. Проза писателей из Гуанси (сборник)
Шрифт:
Под окнами Чжу Лин околачивался не только Ван Цзякуань. Среди ее поклонников были Гоуцзы, Лю Тинлян, Лао Хэй, Ян Гуан, а также те, чьи фамилии называть вслух неприлично: кто-то был женат, кто-то состоял на госслужбе. Гоуцзы и его приятели росли вместе с Чжу Лин и вместе с ней ходили в начальную и среднюю школу. Всем им за это время, случайно или нет, уже доводилось гладить ее толстую смоляную косу. Гоуцзы говорил, что поглаживал ее, словно новенький учебник или только что оперившегося цыпленка. Но теперь Чжу Лин остригла волосы, и перед парнями предстала красивая девушка на выданье. Гоуцзы говорил, что мечтает погладить ее по щекам.
В то лето, когда Ван Цзякуань
Как-то раз Гоуцзы заметил, что Ван Цзякуань стоит высоко на крыше дома Чжу Лин и под палящим солнцем помогает дядюшке Чжу перекладывать черепицу. Гоуцзы подумал, что дядюшка Чжу просто в очередной раз припахал к работе глухого. Он дал ему знак спуститься с крыши, после чего потащил его к дому Лао Хэя. Переживая, что не успел доложить черепицу, Ван Цзякуань оглядывался назад и просил Гоуцзы его отпустить. Он упирался изо всех сил, но Гоуцзы все-таки притащил его к Лао Хэю.
«Ты все приготовил?» – спросил Гоуцзы Лао Хэя. Тот подтвердил. Тогда Гоуцзы заломил Ван Цзякуаню руки, а Ян Гуан пригнул его голову и окунул в таз с горячей водой, словно курицу, которую собирались ощипать. «Что вы хотите сделать?» – заволновался Ван Цзякуань.
Гоуцзы и Ян Гуан насильно усадили мокрого Ван Цзякуаня на деревянный табурет, и тут же к нему с острой бритвой подошел Лао Хэй. «Мы тебя обреем, – сказал он, – чтобы твоя голова блестела словно лампочка в сто ватт, чтобы дома у Чжу Лин было ослепительно светло». Ван Цзякуань видел, как Гоуцзы с Ян Гуаном смеются и как его волосы клочками отлетают на землю.
Лао Хэй обрил Ван Цзякуаню половину головы и дал знак товарищам, чтобы они отпустили его. Ван Цзякуань потянулся к голове и, нащупав половину оставшихся волос, попросил: «Лао Хэй, обрей меня до конца». Лао Хэй замотал головой. Тогда Ван Цзякуань с этой же просьбой обратился к Гоуцзы. Гоуцзы взял бритву и стал скрести по голове Ван Цзякуаня с такой силой, что было страшно слушать. «Больно», – пожаловался Ван Цзякуань. Тогда Гоуцзы передал бритву Ян Гуану. Ван Цзякуань увидел, как тот, озорно улыбаясь, подходит к нему, собираясь помочь товарищам. Ван Цзякуань испугался, что тот начнет орудовать бритвой так же, как Гоуцзы, а потому соскочил с табурета, вырвал бритву из его рук и убежал домой. Устроившись перед зеркалом, Ван Цзякуань сбрил оставшиеся волосы.
Когда он закончил со всем этим, солнце уже село за гору. Сверкая обритой головой, Ван Цзякуань снова полез на крышу дома дядюшки Чжу, чтобы продолжить работу. Гоуцзы и Ян Гуан, которые проходили мимо, громко закричали: «Эй ты, лампочка [1] , уже скоро стемнеет, а ты все работаешь». Ван Цзякуань этого не услышал, зато прекрасно слышал дядюшка Чжу. Он швырнул сверху обломок черепицы, и тот просвистел над головой Гоуцзы, прогоняя его прочь.
Уже далеко за полночь дядюшка Чжу проснулся оттого, что его залило дождевой водой. Та протекла со стороны недоделанной крыши и словно ночной разбойник прокралась в темные комнаты. То, чего так опасался дядюшка Чжу, все-таки свершилось. Он вышел на улицу, поднял голову и уставился на черное, точно закопченное днище сковородки, небо. В тот же миг капли дождя, будто саранча, обрушились на его лицо. С крыши раздался чей-то голос: «Пакеты!» Казалось, что этот тонувший в шелесте дождя голос исходит откуда-то с небес.
1
Жарг.
Дядюшка Чжу распорядился, чтобы его домочадцы стали собирать пакеты и передавать их стоявшему на крыше. Туда был направлен свет всех фонариков. Прибежавшие по первому зову помощники принесли целую кучу пакетов, и оказавшийся на крыше человек, словно разноцветными заплатами, закрыл ими все дыры.
Этим промокшим до костей спасителем, который остановил потоп, оказался глухой Ван Цзякуань. По чердачной лестнице он спустился вниз, и дядюшка Чжу пригласил его погреться у огня. Вскоре от Ван Цзякуаня пошел пар, казалось, он выходит прямо из его кожных пор.
Среди тех, кто подавал наверх пакеты, Ван Цзякуань узнал Чжан Фубао. Лао Хэй по-свойски погладил Ван Цзякуаня по голове и знаками ему объяснил, что Чжан Фубао спит с Чжу Лин. Ван Цзякуань, не поверив ему, замотал головой.
Народ начал расходиться, только Ван Цзякуань продолжал сидеть у огня, намереваясь полностью высушить одежду. Тут он заметил, что правый глаз Чжу Лин покраснел, словно от слез. Она без конца ему подмигивала, явно подавая какой-то знак. Наконец Чжу Лин встала и вышла за порог. Ван Цзякуань тут же последовал за ней. Он не слышал, что говорила Чжу Лин, но ему казалось, что этот разговор касается его. Между тем Чжу Лин обратилась к матери: «Мама, пока я подавала наверх пакеты, мне в глаза попала соринка, я пойду к Юаньюань, пусть она посмотрит, что там. Да и постель моя намокла, так что сегодня я буду ночевать у нее».
И тут Ван Цзякуань заметил, что за углом дома Чжу Лин кто-то поджидает. Посветив в его сторону фонариком, Ван Цзякуань узнал в этом человеке Чжан Фубао. Вместе эти двое дошли под дождем до коровника и спрятались там. Ван Цзякуань увидел, как в одной руке Чжан Фубао держал фонарик, а другой оттягивал веко правого глаза Чжу Лин и дул ей на глаз. Потом Чжан Фубао почти вплотную прильнул к ее глазу губами, а уже через секунду они и правда коснулись ее. Тут же, словно испустивший дух старик, свет фонаря погас, и Ван Цзякуаня обступила сплошная тьма. Все подмигивания Чжу Лин Ван Цзякуань расценил как приглашение на разговор, а та, оказывается, умышленно разыграла для него весь этот спектакль.
Дождь прошел, небо прояснилось, лысая черепушка Ван Цзякуаня, точно черпак из тыквы, колыхалась под свирепым солнцем. Он возненавидел себя, особенно свои уши. «У других уши как уши, а у меня невесть что», – подумал он. Тогда он схватил острую бритву, высоко занес ее левой рукой над головой и наотмашь отрезал себе правое ухо. «Мои уши только место зря занимают, так лучше их вообще скормить собакам», – решил он.
Наступила осень, с деревьев стали опадать крупные, размером с ладонь, листья. Опускаясь, они хлопали по земле, отчего по всей деревне то и дело раздавались звучные шлепки. Бесчисленные листы-ладошки покрывали собой все вокруг, они не собирались возвращаться назад, новые ладошки отрастут на ветках лишь следующей весной. «Листья хоть и опадают, через год появляются снова, а вот мои отрезанные уши больше не вырастут».
Ван Цзякуань воспылал к листьям такой любовью, что теперь стал с утра пораньше усаживаться под кленом, что рос на околице деревни. Алые листья опадали вокруг него, а он запускал в них руки и, словно курица, копался в них, внимательно наблюдая за движениями пальцев. «Что он там ищет?» – удивился Чжан Фубао.
Чжан Фубао заметил, что в сторону их деревни направляется человек, вскоре он разглядел в нем Ван Гуйлиня из соседней деревни. Подойдя к клену, Ван Гуйлинь спросил у Ван Цзякуаня, что тот ищет. «Ухо», – ответил тот. Ван Гуйлинь в ответ лишь усмехнулся: «Что же ты его ищешь? Твое ухо давно съели собаки, его уже не найдешь».