Жизнь – что простокваша
Шрифт:
Проснулась я рано. Неожиданный стук в дверь в такую рань удивил.
– Да-да! – разрешила бабушка.
Вошёл молодой мужчина в костюме защитного цвета. Бабушка укоризненно заметила:
– Ты чего это, Тоня, не встречаешь гостей?
– Гостей? – близоруко присматривалась я.
– Здравствуйте! – сказал гость голосом папы Лео.
– Папа! – бросилась я к нему. – На чём приехал? Как через воду (лужки) перебрался?
– Пешком… вброд.
– Воды много?
– Не очень. Снял сапоги и – босиком.
– Замёрз, наверное? Почему без фуфайки?
– Мама костюм сшила,
– Я собиралась к вам. Проходи, чай попьёшь, сахар остался.
– Да что мы – человека не накормим? – вмешалась бабушка.
– Я есть не хочу. Устал… Поспать бы – всю ночь шёл!
Папа Лео снял со спины мешок, приспособленный вместо рюкзака, вынул из него два больших каравая душистого домашнего хлеба серой выпечки, большой эмалированный кувшин домашних сливок, свежее масло, мешочек с домашней лапшой, кусок сала, бутылку молока, торбочку с картошкой и луком, корзиночку с яйцами.
– Этого на месяц должно хватить, – сказал он, оглядывая богатство.
– Вот ещё пять рублей, купишь сахар, подкупишь хлеба, если закончится, – денег должно хватить.
– Конечно, хватит, ещё и останется.
– Останется – в кино сходишь.
– Спасибо, – поцеловала я его.
Мы сели за стол. Папа налил в тарелочку сметану-сливки:
– Ешь, ты же любишь!
Он ел плохо от усталости, я – от непривычки к калорийной пище. Уложила его на свою постель и убежала в школу без того острого чувства одиночества, незащищённости, которое постоянно угнетало.
«Обо мне думают, заботятся!» – ликовала душа. От счастья, меня переполнявшего, рвалась с занятий: дома спал человек, который шёл всю ночь, чтобы я не осталась голодной! С нетерпением ждала конца уроков – накормить, расспросить обо всех. Душу переполняло чувство благодарности и нежности.
Когда я прибежала, папа Лео ещё спал. Дома было как-то особенно уютно и тихо. Бабушка говорила шёпотом:
– Я чугунок с картошкой в печь поставила – тушёная картошка вам будет. Накормишь отца, когда проснётся. Немножко похозяйничала с продуктами, сала в картошку нарезала. Ничего?
– Конечно! Спасибо вам! Спасибо, что сварили, – также шёпотом поблагодарила я.
– Подумала, пока придёшь, я печь уже протоплю. Второй раз топить – накладно. Вот и сварила!
– Не оправдывайтесь! Всё хорошо!
Наступили вечерние сумерки. Папа Лео проснулся. Я накормила его, и мы разговорились. К нашему разговору присоединились бабушка и пришедшая с работы хозяйка.
Словоохотливый папа Лео рассказывал, как воевал, как был ранен, как затем оказался в госпитале.
– Так не призывали же немцев на передовую! – возразила хозяйка.
– Меня призвали перед войной, а когда началась война, никого не спрашивали, кто он по национальности, – немец, поляк, узбек или казах. Приказ для всех был одинаковым – не отступать! Это потом уже вышел указ – немцев снять с передовых и отправить в тыл! Тылом же была трудармия, иначе говоря, – заключение.
– Пап, а отчего немцев сняли с передовых?
– Почём мне знать?
– Так это ж, как божий день, ясно! Воевать против германца русские немцы не стали б, на его сторону перешли бы, – вмешалась хозяйка, завотделом пропаганды райкома партии.
– Не скажите… Мы собирались защищать Родину – республику свою!
– Но родом вы из Германии!
– Да, предки наши – из немецких земель, но мы и наши деды уже здесь родились.
– Ну и что!
– Самые умные командиры – таких, конечно, было немного – рисковали карьерой, но оставляли у себя в роте немцев. Роты от этого только выигрывали – получали отличных переводчиков!
– Я такими фактами не владею, – усомнилась хозяйка.
– Нас, русских немцев, глубоко обидели. Выслали, лишили домов, отобрали родину. Как каких-то преступников, в Сибирь сослали. Весь народ объявили «диверсантами» и «шпионами», «провокаторами» и «предателями». Их и без нас хватало!
Я незаметно толкнула пау Лео – не говори, мол, лишнего…
– Ну да, предателей и среди русских хватало! – поддержала бабушка.
– Конечно! А перед высылкой шо учинили – знайте?
– Пап, завтра рано вставать… Давайте разговоры закончим – спать пора!
– Я отдохнул, выспался. В бригаде привык помалу спать, высплюсь! – не понял отец намёка.
– Ты, Тоня, не волнуйся, мы никому докладывать не побежим. Рассказывайте! – обратилась бабушка к отцу. – И что же учинили?
– Переодели в немецку форму НКВД-шников и высадили недалёко от села, как немецкий десант. Люди увидали парашютистов и ахнули – немцы ж, фашисты! А их тьма-тьмушша! Испугались, шо село захватят, вооружились, кто чем мог, и разбили десант! Не думали, шо их провоцируют, специально подставляют! А как победе радовались! – и замолчал. – Их всех потом расстреляли. Ни в чём не повинные люди полегли. За что?
– Пап, ты, наверное, придумываешь?
– Я-я? Придумываю? Это не один я видел! Там такой бой шёл!
– Я об этом впервые слышу, – заметила хозяйка.
– Так разве об этом станут писать? Об этом вы нигде не прочитаете! Но это чиста правда. Почти всех, кто участвовал в уничтожении десанта, объявили «врагами народа» и расстреляли. Чуть позже расформировали республику и объявили весь народ диверсантами и провокаторами. А это неправда!
– Неужто так и было?
– Гм… Можете не верить. Как хотите, но… так было.
– А где тебя ранило? – полюбопытствовала я.
– Под Курском, раненого командира из боя выносил. Пуля навылет прошла, чуть ниже лопатки, слева. Ещё немного – и сердце б задело. В рубашке родился, но само интересно в госпитале потом произошло.
– И что же произошло? – бабушке не терпелось.
– Могу рассказать, ежли хотите.
– Пап, ты наговоришь сегодня на свою голову!..
– Не бойся! – успокоила старушка. – Пусть расскажет.
И папа Лео рассказал.
– Привезли меня с командиром в госпиталь. Лежу. В палате нас четверо: выздоравливаюшший пехотинец на костылях, лётчик с перебинтованной головой (он всё бредил), молоденький солдатик без сознания и я. Пехотинец за всеми ухаживал – то воды поднесёт, то сестру позовёт, то одеяло поправит. Лётчик пришёл в себя и поинтересовался, с кем лежит. Узнал, шо я немец, и начал задираться, а однажды схватил у кровати костыль и в меня запустил. Руку ушиб.