Жизнь графа Дмитрия Милютина
Шрифт:
– Государь, будем! – раздалось из зала собрания Благородного клуба.
– Благодарю вас от всей души за радушный прием. Я верю чувствам вашей преданности и убежден, что они никогда не изменятся.
Директор департамента Министерства внутренних дел Дмитрий Николаевич Толстой был вполне доволен началом торжественной церемонии, посвященной празднованию тысячелетия России. Министр Валуев очень опасался за нравственное состояние новгородского дворянства, боялся, что они подведут торжественность момента и вся подготовка к этому событию может рухнуть. Дмитрий Толстой готовил это празднество в том духе, чтобы холодность дворянства растопить, а все сословия, пришедшие на празднование, примирить. Кажется, думал Толстой, это ему удается, и Валуев будет доволен его присутствием в Новгороде. Дворянство до сих пор расстроено отменой
Обедня, крестный ход на Софийскую набережную, где возвышался памятник «Тысячелетие России», созданный молодым скульптором Михаилом Микешиным, парад войскам гвардейских полков.
Император поблагодарил создателей памятника, а скульптору Микешину вручил орден Святого Владимира 4-й степени и пожизненную пенсию в 1200 рублей.
Потом обед для всех присутствовавших на празднестве, император и императрица обошли все 360 столов и приветствовали собравшихся.
Дворяне организовали обед и бал, много было выпито за дворян и за процветание самодержавия в России и самого императора с императрицей.
10 сентября Александр Второй со своим семейством отбыл из Новгорода.
Дмитрий Милютин, терпеливо занимаясь своими повседневными делами по Военному министерству, внимательно следил за событиями в царстве Польском, читал газеты, донесения из Варшавы, получалось чаще всего, что правительственные распоряжения не выполнялись поляками, продолжались празднования национальных праздников, с патриотическими песнями, в национальной одежде, явно конфликтуя с управлением наместника и маркиза Велепольского. Потом это нервное брожение началось и в Северо-Западном и Юго-Западном краях, в Литве, Белоруссии, в Подолии и на Волыни… Поляки требовали в своих воззваниях полной самостоятельности Польши, как в былые времена. Повсюду создавались центры, которые руководили подготовкой восстания в царстве Польском. Так что надежды на устройство Николая Милютина на достойную работу в Польском государстве таяли с каждым днем. Это огорчало Дмитрия Алексеевича, но каждое движение Александра Второго о Польше привлекало внимание.
В начале января 1863 года в Варшаве в рекруты должны были пойти те, кто больше всего участвовал в беспорядках, но, предупрежденные чиновниками из управления, они скрылись в лесах, образовав повстанческие отряды. Точно так же произошло и в других городах. С этого началось общее восстание поляков против царского засилья.
Восстание долго готовилось, в Париже и Лондоне скрывались руководители и вели активную работу по подготовке восстания, они были связаны с Герценом и Огаревым, с итальянскими революционерами, со всеми, кто протестовал против царского гнета в Польше. Вот взрыв и произошел.
Глава 5
ПОЛЬСКИЙ МЯТЕЖ В РОССИИ 1863 ГОДА
Новый, 1863 год начался как обычно: торжественные приемы, балы, парады… Дмитрий Алексеевич участвовал чуть ли не во всех новогодних торжествах, хотелось ему или нет, но должность обязывала его участвовать во всех этих празднествах. Но из Польши все чаще и чаще стали поступать тревожные сообщения… Огромный объем документов, поступавших в Военное министерство – указы, приказы, рескрипты, месячные строевые рапорты, докладные письма многочисленных подчиненных, письма родных и друзей, – все эти документальные свидетельства представляли Россию и внешний мир во всем многообразии и противоречиях.
Но вскоре все события отхлынули на второй план перед мощно развернувшимися событиями в Польше. Началось вроде бы с частного и мелкого случая: много лет в Польше не было рекрутского призыва, а тут поступило распоряжение провести общий набор в России и царстве Польском, но маркиз Велепольский высказал опасение, что в настоящее время рекрутский набор может создать тревогу в обществе, которое на грани мятежа. Так оно и случилось, кое-где набор был произведен, но в некоторых уездах рекруты пошли не в русскую армию, а стали собираться в мелкие отряды и нападать на русских солдат и офицеров. Бывало и удачно, и эти успехи вскружили голову наиболее отчаянным полякам. Из Парижа, Лондона, из германских городов в Польшу хлынули отчаянные революционеры, давно мечтавшие поднять восстание против русского владычества суверенным государством.
Мелкие отряды поляков скрывались в лесах, избегали прямых столкновений с русскими. Но вскоре силы укрупнились, появились вожди польского мятежа, стычки с русскими порой оканчивались вполне успешно.
Рекрутский набор был всего лишь поводом к открытому мятежу поляков, давно задумавших противостоять России и отказаться от русского самодержавия, создать вновь суверенную и независимую Польшу, исправить историческую ошибку XVIII столетия.
Действовавший в Париже Центральный комитет польских мятежников назначил руководителем Зигмунта Падлевского, киевского помещика, в недавнем прошлом подпоручика гвардейской конной артиллерии, склонявшегося в большей степени к «белым», то есть к числу сторонников князя Адама Чарторыйского и его семьи, но порой не прочь был симпатизировать и «красным». Оскар Авейде в своих «Показаниях и записках о польском восстании 1863 года» дал краткую характеристику Зигмунту Падлевскому: «Падлевский представлял собою смесь качеств и недостатков на основаниях самых благороднейших чувств. Он не был чужд честолюбия, в особенности военного, но честолюбие это имело свои границы и свое достоинство; он отдал душу за предмет любви своей. Падлевский был решительным революционером. Он был настоящим главой защитников ускоренного восстания потому именно, что был весьма любим в организации, потому что был начальником города и имел на своей стороне, по крайней мере, большую часть комиссаров и, следовательно, мог располагать во всякую минуту судьбами комитета (Лвейде О. Записки. М., 1961. С. 463–464).
На первых порах успех был на стороне восставших. Великий князь Константин Николаевич сообщил императору Александру Второму о начале восстания в телеграмме: «В городе и дома все благополучно. Шайки на правом берегу Вислы очень усиливаются и отчасти имеют оружие. Телеграф в Плоцке ими поврежден, сообщаемся с ним чрез прусские телеграфы. Посылаю туда еще полк казаков. В 10 верстах от Плоцка полк. Козлянинов, командир Муромского полка, убит мятежниками. Подробности ожидаем».
Повсюду появились прокламации тайного революционного комитета, в которых призывалось все польское население оказать сопротивление российским отрядам, а крестьянам обещана земля в полную собственность, но охотников из крестьян не оказалось.
Вскоре национальный комитет назначил руководителем всего восстания Людвика Мерославского, повстанческого генерала с неограниченными возможностями. Он еще шестнадцатилетним юношей в 1831 году принимал участие в мятеже, был подпоручиком в качестве ординарца при своем отце, руководившем частью повстанческой армии. Бежал вместе с отцом за границу, получил образование в Париже, был то в «белых» под руководством Адама Чарторыйского, то в «красных», несколько месяцев сидел в прусской крепости, привлек внимание польской молодежи яростью своего темперамента борца против России, его публицистические статьи были бескомпромиссны и патриотичны, он всюду искал союзников в борьбе против России, был связан с русскими революционерами, но Герцена и Бакунина поразило безудержное хвастовство Мерославского, ему казалось, что мятеж везде добьется успеха, во многих полках и дивизиях в России командовали поляки, повсюду в самой Польше и Западном крае высокие чиновные посты занимали поляки, все они сочувствовали и поддерживали Польское восстание против России и ратовали не только за автономию, но вообще за отделение от России и создание самостоятельного государства, как это было в королевстве Ягеллонов в XIV–XVI веках.
Милютин давно заметил, как поляки повсюду объединялись, в университетах, в полках, работая учителями и воспитателями в русских семействах, управляющими в русских помещичьих усадьбах. «Ополячиванию Западного края способствовали чрезмерная доверчивость и близорукость начальства местного и центрального, – вспоминал Д. Милютин. – Правительство привыкло само считать этот край польским. В течение долгого времени, под глазами русских властей, деятельно велась польская пропаганда. Враждебные России элементы еще усилились в крае в конце 1860 года и начале 1861-го массою возвращенных из Сибири, из Оренбургского края и Кавказа поляков, сосланных в разное время за участие в прежних заговорах и революционных попытках. Ни ссылка, ни приобретаемая с годами рассудительность, ни сближение с русским обществом и русскими товарищами не образумили их. Они возвратились на родину теми же восторженными безумцами, какими были в молодости».