Жизнь графа Дмитрия Милютина
Шрифт:
На этом беседа закончилась. Но 25 апреля к Муравьеву прибыл фельдъегерь от императора с просьбой явиться тотчас же к нему на прием.
В приемной императорского кабинета во дворце смущенно стоял лишь князь Горчаков.
– Александр Михайлович! Вы не знаете, зачем император вызвал меня на прием?
– У его величества ваш старший брат, Николай Николаевич Муравьев-Карский. А государь хочет с вами поговорить о делах Западных губерний.
Минут через пять вышел от императора Николай Николаевич Муравьев и пригласил Михаила Николаевича на прием к императору. «Почему он так смущен?» – мелькнуло у Муравьева.
– Михаил Николаевич! Я пригласил вас в нелегкое для страны время. В последней с вами беседе вы напомнили мне, что много лет работали в Северо-Западном крае, были вице-губернатором, губернатором в тех краях, хорошо знаете тех людей и обстоятельства. Князь Горчаков подробно изложил здесь европейскую политику, Запад готов развязать войну против нас, если мы не удовлетворим польские требования, особенно лютуют Франция и Англия. В Польше очень плохо, можем ли мы удержать Литву, просто не знаю… Я предлагаю вам принять на себя управление Северо-Западным краем, с командованием всеми войсками, в нем расположенными, с присоединением к четырем губерниям Виленского генерал-губернаторства и двух Белорусских. Вы должны прекратить мятеж, привести все там в надлежащий порядок, даю вам полные права действовать по вашему усмотрению, а когда мятеж будет подавлен, я вам предоставлю выбор: либо продолжаете там генерал-губернаторствовать, либо вернетесь на отдых, как вам заблагорассудится.
Предложение для Муравьева было неожиданным и очень ответственным. Ведь совсем недавно император скинул его из министров государственного имущества, а тут весьма любезен и дает полные права действовать, нехотя подумал Муравьев. А почему он должен торопиться?
– Ваше величество, ваше предложение весьма лестно для меня. Как русский человек, я никогда не отказывался от государственных поручений, я принимаю на себя эту трудную обязанность генерал-губернатора в том краю, но вместе с тем прошу с вашей стороны полного доверия к моим решениям и поступкам, иначе ничего не получится, у вас слишком много доброжелательных советчиков, а у меня своя система действий. Возможно, ваше величество, вы не одобряете управление в Польше, оно не соответствует нынешним обстоятельствам, а нужно, чтобы в царстве Польском и в Западных губерниях была одна система, а в мою систему входят строгое преследование мятежников, вплоть до смертной казни отъявленных преступников, возвышение достоинства русской национальности и самого духа в войске, а то русские воины постоянно оскорбляются поляками, плюют на них, а они ничего не могут сделать, дисциплина и все прочее. А главное, ваше величество, надо дать решительный отпор иностранным державам, а то я видел, насколько смущен князь Горчаков, получая злобные иностранные телеграммы, и эта моя система строгого преследования мятежа и польского революционного духа должна быть системою и всех министров вашего правительства, а то чаще всего у министров бывают разные мнения; тут должно быть единство, иначе ничего не получится. Поэтому, ваше величество, я готов, но, может быть, вы найдете подходящее лицо для возлагаемого на меня поручения, возможно, его система больше подойдет и нашим министрам, и Европе. Я наперед знаю, что моя система не понравится ни полякам, ни некоторым нашим министрам, я знаю поляков, уступчивостью и послаблением мы только ухудшим дело, только строгой справедливостью и преследованием крамолы мы можем восстановить спокойствие в крае, а край тот искони русский, мы сами его ополячили, опыт 1831 года ничему нас не научил, надо восстановить русскую народность и православие в крае. В Витебске, в Гродно, в Могилеве я хорошо узнал польский характер, он ничуть не изменился за эти тридцать лет. Я хорошо знаю тот край и революционные замыслы польской крамолы.
– С удовольствием выслушал вас, Михаил Николаевич. Полностью согласен с вашей системой, и от оной мы уже не отступим. Я тотчас же могу написать указ о вашем назначении.
– Ваше величество! Очень прошу вас распорядиться, чтобы я мог повидаться с вашими министрами и изложить свою систему по делам Западных губерний, я надеюсь, и министры согласятся с моей системой. Иначе…
В тот же день разнеслось по императорскому дворцу и в Петербурге, что генерал Муравьев назначен генерал-губернатором Северо-Западного края, генерал Назимов был награжден алмазными знаками орденами Святого Александра Невского, а его увольнение последовало «вследствие совершенного расстройства здоровья многосложными занятиями по обоим возложенным на него званиям».
Михаил Николаевич Муравьев был известен как человек энергичный, с крутым характером и патриотическим настроением. Императору он изложил свою программу действий в Виленском крае, предложив решительно заменить на ответственных постах поляков русскими или немецкими офицерами и гражданскими лицами, преданных Российскому государству и императору.
«Генерал Муравьев изложил свой взгляд на положение Северо-Западного края и систему действий, которой он намеревался следовать как единственному верному пути к скорейшему подавлению мятежа, – вспоминал Дмитрий Милютин свои разговоры с Муравьевым в эти дни. – Исходной точкой этой системы было твердое признание того края русским, с полным исключением всего польского. Государь, одобрив вполне этот взгляд, уполномочил генерала Муравьева действовать по предначертанному им плану».
В эти дни Муравьев повидался с министрами, Милютин, Зеленый приняли его тепло, Долгоруков и Валуев колебались, но, зная о намерении императора, согласились с предложениями Муравьева, его системой подавления Польского мятежа.
28 апреля Муравьев вновь был принят императором и дал полное согласие на его предложение, дополнив свои ранние предложения более конкретными и точными. Император согласился, но через два дня, когда окончательно решался вопрос о назначении, Муравьев заметил некую холодность в лице Александра Второго, значит, Долгоруков и Валуев что-то наговорили ему, подумал Муравьев.
– Я по-прежнему согласен на ваше предложение, ваше величество. Но Долгоруков и Валуев не одобряют мою систему. Может быть, вы поищете еще кого-нибудь на это место?
– Я однажды высказал свои убеждения, – гневно сказал Александр Второй, – и не намерен их повторять.
– Но ваши министры не готовы поддержать меня с моей системой…
– Это неправда, – грубо оборвал Муравьева император.
Муравьев все сразу и понял, встал и откланялся:
– Ваше величество, найдите другого вместо меня.
Император опомнился, встал и, подойдя к Муравьеву, взял его за руку и обнял его, прося прощение за грубость, которая невольным образом вырвалась у него:
– Такой у меня дурной характер, Михаил Николаевич. Иногда выскажу против желания недолжное слово… Так я могу отдать в приказах о вашем назначении? Польша самостоятельно не справится со своими проблемами.
Две недели генерал-губернатор Северо-Западного края Муравьев подбирал сотрудников для совместной работы. 12 мая выехал в Вильну.
В литературных кругах, в науке, искусстве, в журнальной политике происходили все те же процессы, что и в верхних этажах общества. Вокруг польского вопроса, «рокового вопроса», столкнулись различные точки зрения писателей. Многие понимали, что некогда Екатерина Вторая совершила трагическую ошибку, пойдя вместе с Австрией и Пруссией на раздел Польши, но сейчас что-нибудь поправить невозможно. Россия тяжелее всех чувствует нравственную ошибку в неправоте этого события, но католический фанатизм, шляхетский аристократизм и национальная гордыня поляков мешают пойти на предоставление полной самостоятельности Польше. Иван Аксаков, совсем недавно признавая за Польшей независимое положение в мире, теперь был за полное подавление восстания и восстановление в Польше русского правительства, но был против чудовищного насилия против поляков, он был против скорого суда. В будущем, писал Иван Аксаков, «рано или поздно последует теснейшее и полнейшее, искреннее соединение славянской Польши с славянскою же Россией, что к тому ведет непреложный ход истории, но не лучше ли ввиду такого неизбежного исторического решения предупредить все, что грозит нам бедой, враждой и раздором, добровольно, сознательно покаясь взаимно в исторических грехах своих, соединиться вместе с братским, тесным союзом против общих врагов – наших и всего славянства?».
Герцен оказался самым яростным полонистом, к нему приезжали в Лондон из Франции и других городов Европы революционные польские вожди, обсуждали с ним возможности отделить Польшу от России, Герцен уверял, что в России возникли сильные революционные партии, они разбудят общество, они, дескать, помогут… Герцен писал статьи, призывал русское общество одуматься, однако общество читало эти статьи, но возникающие революционные партии были очень слабы по своей численности и малозначительны по своему влиянию на общество. Но Герцен продолжал писать.