Жизнь и деяния графа Александра Читтано. Книга 4.
Шрифт:
– Князь горячится напрасно, потому что сам он виновен разве что в неопытности и простодушии. Показания, на которых выстроены сии обвинения, не могут считаться достоверными. В России принято пытать при дознании не только подозреваемых в преступлениях, но и свидетелей. В политических делах - обязательно! Между тем, давно известно: etiam innocentes cogit mentiri dolor. Боль заставляет лгать даже невинных. Отдайте любого человека в руки умелому палачу - и через неделю бедняга сознается в чем угодно. Подтвердит, что именно он убил Цезаря или предал Христа. Или устроил Пороховой заговор, а Гай Фокс пострадал невинно. Оговорит хоть самого себя, хоть отца родного. Уж тем более не станет
Сидящий рядом Возгряев угодливо привстал и поклонился. Однако сэр Роберт лишь равнодушно скользнул по нему взглядом. Видно было, что он уже все решил и не чувствует нужды вытаскивать на свет Божий грязные тайны санкт-петербургского двора. Через полчаса процесс завершился: Кантемир и те, кто стоял за ним, получили немалый афронт. Я тоже удержал за собой не все, что хотел. Флотилию железоторговой компании судья предписал разделить с Демидовыми. Бог с нею, и на половину-то моряков не хватит. Кинув пенни уличному мальчишке за то, что привел наемную карету, отправился со своими спутниками в гостиницу.
– А старик грозен.
– Секретарь Тайной канцелярии явно испытывал облегчение.
– На Петра Андреича маленько похож. Вот токмо розыск вести они тут не умеют. По-настоящему, надо бы нас с князюшкой обоих на дыбу поднять, да выспросить хорошенько.
Михайла Евстафьев, пятнадцать лет (из тридцати, прожитых на сем свете) топтавший английскую землю, покосился на него, как благородный лорд на лакея, громко испортившего воздух во время парадного приема. Самовольно начинать разговор в присутствии графа - что за моветон?! Но я не рассердился.
– Христос с тобою, Степа. Здесь так не поступают. Народ богобоязненный, и клятва на Библии не пустой звук. Тем паче, этот суд только имуществом ведает. До государственных преступлений ему дела нет.
– Тьфу! Ханжи корыстолюбивые! Как может истинному христианину не быть дела до богопротивных деяний?!
– Он смутился, вспомнив, что пресловутые 'деяния' приписывались его коллегами как раз собеседнику, и перевел речь на иное.
– А теперь, Ваше Сиятельство, какую службу мне изволите определить?
– Никакую. После суда ты мне больше не нужен: иди, куда пожелаешь. В Амстердам, если угодно, могу доставить.
– Ну как же... Завезли и бросили?!
– Бро-о-осили... Ты вроде не девка - да в Амстердаме и девка не пропадет, найдет работу хоть рукам, хоть чреслам, смотря к чему у ней склонность больше. Жалованье выдам - за все время, что при мне обретаешься; а дальше сам! Хочешь - корабли разгружай, хочешь - в Ост-Индию записывайся. В колониальные войска всех берут, должность определяют по умениям. Платят прилично.
Незачем смущать бывшего секретаря излишними подробностями. Батавию не зря именуют 'кладбищем европейцев'. Голландская Ост-Индская компания каждый год отправляет на восток тысячи людей для пополнения своей приватной армии. Отправляет, не спрашивая о подданстве и вероисповедании. Как в топку ньюкоменовой машины бросает. Иные и впрямь возвращаются богатыми, но их - единицы. Не больше, чем нужно для поддержания кругооборота дураков, добровольно лезущих в пекло.
И мне тоже рекруты надобны. Однако именно этот, охотно прилепившийся к новому хозяину, сукин сын вызывает неодолимое отвращение. Самая мерзкая порода. У таких две ипостаси: раб и тиран. Один лик обращен к господину, другой - к слабейшим и низшим. Им совершенно чужд тот строгий, но доброжелательный, дружелюбно-семейственный дух, который я многолетними трудами выработал и утвердил среди
Не то, чтоб моя команда не нуждалась в шпионах или палачах: куда же без них?! Но этого не возьму и в самую поганую службу. Не позволю сему вонючему хорьку отравлять своими миазмами здоровую нравственную атмосферу. Здесь людям крепости нет, разбегутся - не соберешь! Сам не заметишь, как один останешься.
НОВЫЕ НАЧИНАНИЯ
Призрачный, колеблющийся зеленоватый свет пронизывает сорокафутовую водную толщу, бледным лучом проникая в крохотное, с ладошку размером, стекло. Там, снаружи, кишмя кишат мелкие рыбешки. Одни проносятся на краю видимости серебристыми стрелами, другие вальяжно, как бездельники-придворные, прогуливаются, демонстрируя сверкающие яркими красками бока. Близкое дно покрыто разноцветными кораллами. Цепочка пузырьков, выбиваясь через свинцовую обечайку окна, стремительно убегает вверх, чтоб соединиться с родной стихией.
– Глянь, чудо морское: воздух выходит!
– Ништо, Ваша Милость. Весь не уйдет! Выше стекла довольный пузырь останется.
– Знаю, что останется. Где чеканить, запоминай!
Мой спутник пытается извернуться так, чтобы меня не задеть (что при диаметре водолазной бочки в полтора аршина весьма затруднительно). Косматая и бородатая его башка во мраке, лишь чуть смягченном тускло-зеленым отблеском, навевает мысли не то о нептуновых прислужниках, не то - о русских водяных. Мы оба стоим босыми ногами на жердочках, по пояс в воде, одетые лишь в тонкие полотняные штаны и рубахи; но декабрьская водичка приятно тепла.
Кой черт меня занес на эту галеру, да еще так близко к экватору?! Лучше, наверно, по порядку.
Изрядно помыкавшись между Лондоном и Амстердамом в заботах об устройстве имущественных дел, я, наконец, доплыл до Бристоля, а там - и до Вилбурова. Собрал всех своих на совет. Всех, кого можно. Кого нельзя - у тех запросил мнения почтой, как нам дальше жить и чем зарабатывать на хлеб. На сдобный калач, ибо меньшее никого не устроит. Мне и калач неинтересен: не хлебом, как говорится, единым... Зацепившись, вроде бы, за тот круг, в коем решают мировые судьбы, вдруг оказаться разжалованным в средней руки заводчики и судовладельцы - разочарование страшное. Плевать на славу и почести; единственное, что ценно во власти - возможность потихоньку, помалу, на волосок, на толщину паутинки, двигать мир в угодную мне сторону. МНЕ угодную. Не кому-нибудь иному. Большие деньги, в принципе, могут заменить чин в этом деле, но только ОЧЕНЬ большие. Сопоставимые с доходом одной из ост-индских компаний или средней руки европейского герцогства. Даже мечтать не стану: все равно неисполнимо. Бывают люди, способные и без денег обойтись: духовные вожди, подвижники, ересиархи. Лютер, Лойола, Аввакум. Или великие ученые, калибра Ньютона и Галилея. Мне до таких - как до звезды небесной.
Или это просто упадок духа, накативший после вынужденного бегства из России, а на самом деле я все могу? Выяснить не удалось, потому что вместо приунывшего капитана за дело взялась команда. Да хорошо взялась! Что там Crowley's crew леди Феодосии?! Наши посильнее будут! Не зря тратил на ребятишек деньги, время и душевные силы. Иван Онучин, моя правая рука по заводу, открыл разговор.
– В свете последних сообщений из Тайболы... Вы позволите, Александр Иванович?
– Да, Ваня, можно. Рассказывай все.