Жизнь и приключения Мартина Чезлвита (главы I-XXVI)
Шрифт:
Еще бы не помнить! Сотни раз!
– Мы не жаловались, - продолжал мистер Пексниф.
– Время от времени мы позволяли себе утешаться мыслью, что истина все же победит и добродетель восторжествует, - но не часто. Милые мои, вы помните Это?
Ну конечно! Какие же тут могут быть сомнения, милый папа? Вот странный вопрос!
– А когда я увидел вас, - заключил мистер Пексниф еще более почтительно, - в той маленькой, скромной деревушке, где мы, если позволительно так выразиться, влачим существование, я только позволил себе заметить, что вы во мне несколько ошибаетесь, досточтимый; и это было, мне кажется, все.
– Нет, не все, - ответил Мартин, который сидел, прикрыв лоб рукой, и только теперь взглянул на мистера Пекснифа.
– Вы сказали гораздо больше; и это вместе с другими обстоятельствами, которые стали мне известны, открыло мне глаза. Вы вполне бескорыстно замолвили слово за... надо ли говорить, за кого! Вы знаете, о ком я говорю.
Смятение изобразилось на лице мистера Пекснифа, и, крепко сжав трепетные руки, он ответил смиренно:
– Совершенно бескорыстно, сэр, уверяю вас.
– Я это знаю, - сказал старик, спокойно как всегда.
– Я уверен в этом. Я так и сказал. И с тем же бескорыстием вы отвлекли от меня стаю гарпий и сами сделались их жертвой. Другой на вашем месте сначала дал бы им проявить всю их алчность, чтобы по сравнению с ними выиграть в моем мнении. А вы пожалели меня и отвлекли их, за что мне и следует вас поблагодарить. Так что, видите, мне известно все, что произошло за моей спиной, хоть я и уехал оттуда!
– Вы меня удивляете, сэр!
– воскликнул мистер Пексниф, что было истинной правдой.
– Но это еще не все, что мне известно о вашем поведении, - продолжал старик.
– У вас в доме есть новый жилец.
– Да, сэр, есть, - ответил архитектор.
– Он должен уехать, - сказал старик.
– Куда? К вам?
– растерянно и с дрожью в голосе спросил мистер Пексниф.
– Туда, где сможет - найти себе приют, - отвечал старик.
– Он обманул вас.
– Надеюсь, что нет, - с жаром сказал мистер Пексниф.
– Верю и надеюсь, что нет. Я был в высшей степени расположен к этому молодому человеку. Надеюсь, нельзя будет доказать, что он лишил себя всяких прав на мою поддержку. Обман, обман, уважаемый мистер Чезлвит, - ничего не может быть хуже обмана. Если будет установлено, что он меня обманул, я сочту себя вынужденным немедленно отречься от него.
Старик взглянул на его прелестных союзниц, а особенно на мисс Мерси, которой он посмотрел прямо в лицо с гораздо большим интересом и оживлением, чем обнаруживал до сих пор. Опять встретивши взгляд мистера Пекснифа, он сказал сдержанно:
– Вам, разумеется, известно, что он уже выбрал себе подругу жизни?
– Боже мой!
– воскликнул мистер Пексниф, изо всех сил ероша волосы и глядя на дочерей дикими глазами.
– Это превосходит всякое вероятие!
– Вам это известно?
– повторил Мартин.
– Но ведь не без разрешения и одобрения своего дедушки, достоуважаемый сэр?
– воскликнул мистер Пексниф.
– Нет, лучше не говорите мне! Из уважения к природе человеческой не говорите мне ничего подобного!
– Я так и думал, что он скрыл это от вас, - сказал старик.
Негодование, которое ощутил мистер Пексниф при Этом ужасном открытии, могло сравниться только с пламенным гневом его дочерей. Как! Они допустили к себе в дом, к своему семейному очагу змея, обручившегося тайно, крокодила, который присватался к кому-то на стороне, нищего самозванца, притворщика, выдающего себя за холостяка и обманом втершегося в их девический мир?! И подумать только, что он позволял себе обманывать кроткого, почтенного старика, имя которого он носит, доброго и нежного опекуна, который заменил ему отца (не говоря уже о матери), - ужасно, просто ужасно! Выгнать его с позором - этого мало. Неужели за такие дела не полагается наказания или штрафа? Возможно ли, чтобы в законах страны это было упущено из виду и за такое преступление не назначено кары? Изверг! Как подло он обманул их!
– Я очень доволен, что вы так горячо меня поддержали, - сказал старик, поднимая руку, чтобы остановить поток их гнева.
– Не стану отрицать, меня радует такое ваше рвение. Будем считать, что с этим предметом покончено.
– Нет, достоуважаемый сэр, - воскликнул мистер Пексниф, - не покончено, пока я не очищу свой дом от скверны!
– Все в свое время, - сказал старик.
– Будем считать, что это уже сделано вами.
– Вы очень добры, сэр, - ответил мистер Пексниф, пожимая ему руку.
– Вы делаете мне честь. Да, вы можете так считать, даю вам мое слово!
– Есть другое дело, - сказал Мартин, - в котором вы мне, надеюсь, поможете. Вы помните Мэри, кузен?
– Это та самая молодая особа, которая произвела на меня такое глубокое впечатление? Дорогие мои, я уже говорил вам, - заметил мистер Пексниф, обращаясь к дочерям.
– Простите, что я прервал вас, сэр.
– Я рассказывал вам ее историю, - продолжал старик.
– И об этом я тоже говорил вам, - помните, милые мои?
– воскликнул мистер Пексниф.
– Такие дурочки, мистер Чезлвит, - они чуть не расплакались, сэр, представьте себе!
– Да что вы!
– сказал Мартин, по-видимому очень довольный.
– Я боялся, что мне придется убеждать вас, просить, чтобы вы отнеслись к ней доброжелательно ради меня. А вы, оказывается, не завистливы? Что ж, завидовать вам, конечно, нет причины. Она от меня ничего не получит, милые мои, и это ей известно.
Обе мисс Пексниф пролепетали свое одобрение такой мудрой предусмотрительности и сочувственно отозвались об ее интересной жертве.
– Если бы я мог предвидеть то, что произошло сейчас между нами четверыми, - сказал старик в раздумье, - впрочем, теперь уже поздно об этом думать. Так вы встретите ее приветливо, барышни, и будете к ней добры, если понадобится?
Где та сиротка, которую обе мисс Пексниф не приняли бы с восторгом в свои распростертые сестринские объятия? А уж если эту сиротку поручал их заботам тот, на кого, прорвав, наконец, плотину, хлынули их долго сдерживаемые чувства, - судите сами, какие неисчерпаемые запасы нежности должны были излиться на нее!
Последовала пауза, в продолжение которой мистер Чезлвит сидел в раздумье, уставясь в землю и не говори ни слова; и так как он явно не желал, чтобы его размышления были нарушены, мистер Пексниф и обе его дочери тоже хранили глубокое молчание. Во все время разговора старик подавал свои реплики с какой-то холодной, безжизненной готовностью, словно затвердил их наизусть и устал повторять сотни раз одно и то же. Даже в те минуты, когда его слова были всего теплее и тон всего ласковее, он оставался все таким же, нисколько не смягчаясь. Но вдруг его глаза оживились и заблестели, и голос стал как будто выразительнее, когда он произнес, очнувшись от задумчивости:
– Вы знаете, что об этом скажут? Подумали вы?
– О чем скажут, досточтимый сэр?
– спросил мистер Пексниф.
– Об этом новом согласии между нами.
Мистер Пексниф выразил на своем лице мудрую снисходительность, давая понять, что он выше всех низменных кривотолков, а вслух заметил, покачав головой, что без сомнения говорить будут очень многое.
– Очень многое, - подтвердил старик.
– Некоторые скажут, что я выжил из ума на старости лет, одряхлел после болезни, ослаб духом и впадаю в детство. Выдержите ли вы все это?