Жизнь и приключения Мартина Чезлвита (главы XXVII-LIV)

Диккенс Чарльз

– Занимает!
– отозвался Джонас.
– Как бы не так! Если у вас имеется хоть двадцатая часть его капиталов, можете уходить на покой! Мы с вами были бы богачи, если б могли вскладчину купить его мебель, серебро и картины. Станет такой человек занимать деньги! Да, с тех пор как мне подвернулся случай (и, кстати сказать, хватило ума) обзавестись паем в страховом обществе, которого он председатель, я нажил... неважно, впрочем, сколько я нажил, - сказал Джонас, как будто вспомнив обычную свою осторожность.
– Вы меня отлично знаете, я о таких вещах не болтаю. Но, ей-богу, кое-что я приобрел.

– Право, дорогой мой Джонас, - с большой горячностью воскликнул мистер Пексниф, -

такому джентльмену следует оказать внимание. Может быть, он захочет осмотреть церковь? Или, если он имеет вкус к изящным искусствам - в чем я не сомневаюсь, - я могу послать ему несколько папок с чертежами. Солсберийский собор, дорогой мой Джонас, - в связи с упоминанием о папках, а также стремясь выказать себя с наилучшей стороны, мистер Пексниф перешел на обычный для него в таких случаях цветистый слог, - есть здание, освященное для нас вековыми традициями и внушающее самые возвышенные чувства. Здесь мы созерцаем работу прошлых веков. Здесь мы слушаем раскаты органа, прогуливаясь под гулкими сводами. У нас имеются чертежи этого прославленного здания с севера, с юга, с востока, с запада, с юго-востока, с северо-запада...

Во время этого лирического отступления и даже во время всего диалога Джонас покачивался на стуле, засунув руки в карманы и с хитрым видом склонив голову набок. Теперь он смотрел на своего собеседника так издевательски, что мистер Пексниф остановился и спросил, что он хочет сказать.

– Ей-богу, Пексниф, - ответил он, - если б я знал наверное, кому вы собираетесь оставить свой капитал, то помог бы вам удвоить его в самое короткое время. Недурно было бы использовать такой случай в кругу своего семейства. Но ведь вы хитрец!

– Джонас!
– расчувствовавшись, воскликнул мистер Пексниф.
– Я не дипломат, душа у меня нараспашку. Большая часть тех незначительных сбережений, какие мне удалось скопить в течение моей, надеюсь не бесчестной и не бесполезной, жизни, уже отдана, передана и завещана (поправьте меня, дорогой Джонас, если я неточно изъясняюсь) со всеми выражениями доверия, которых я не стану повторять, и в ценностях, о которых нет надобности здесь упоминать, лицу, имя которого я не могу, не хочу и считаю излишним называть здесь.
– Тут он горячо пожал зятю руку, словно хотел прибавить: "Благослови вас бог, берегите их хорошенько, когда получите!"

Мистер Джонас только покачал головой и засмеялся и, казалось переменив намерения, сказал, что "нет, лучше уж Он сохранит это в секрете". Но когда он сообщил, что пойдет прогуляться, мистер Пексниф настоял на том, чтобы сопровождать его, заметив, что по дороге он забросит мистеру Монтегю свою визитную карточку, которая послужит ему рекомендацией при встрече. Что он и сделал.

На прогулке мистер Джонас хранил ту строгую сдержанность, которая давеча заставила его спохватиться и прервать разговор. Он не делал никаких попыток задобрить мистера Пекснифа, а наоборот, был груб и неотесан более обыкновенного, и потому мистер Пексниф, вовсе не подозревая его намерений, позволил захватить себя врасплох. Ибо взломщик всегда склонен думать, что у другого взломщика имеется такой же набор отмычек, каким орудует он сам; зная, как он сам поступил бы в подобном случае, мистер Пексниф думал: "Если бы этому молодому человеку было что-нибудь от меня нужно, он вел бы себя вежливо и почтительно".

Чем больше Джонас увиливал от его намеков и расспросов, тем больше старался мистер Пексниф проникнуть в золотые тайны, которые приоткрылись ему нежданно-негаданно. Для чего эти холодные и официальные отношения между родственниками? Что такое жизнь без доверия? Если избранник его дочери, человек, которому он отдал ее с такой гордостью и надеждой, с такой волнующей, безоблачной радостью, - если он не являет собой оазиса в бесплодной пустыне жизни, то где же искать этот оазис?

Мистер Пексниф и не подозревал, на какой предательский зеленый островок он ставит ногу в это мгновение! Уверяя, что "все на свете лишь прах", он и не предвидел, что в самом скором времени расстанется со своим капиталом!

Шаг за шагом, сохраняя на лице все ту же ворчливую и недовольную мину, ибо надежда поразить мистера Пекснифа в самое уязвимое место - в карман, которой так ужасно пострадал у самого Джонаса, заставляла его с особенно злобным увлечением проделывать все свои штуки - шаг за шагом и даже, можно сказать, дюйм за дюймом, Джонас скорее нехотя раскрывал блестящие перспективы Англо-Бенгальской компании, чем ослеплял ими своего внимательного слушателя. И, продолжая разговор в том же скряжническом духе, он предоставил мистеру Пекснифу сделать вывод, - если тот пожелает (а тот, разумеется, пожелал), - что, не будучи наделен от природы красноречием и обходительностью, он, Джонас, намерен, чтобы восполнить этот недостаток, познакомить мистера Монтегю с человеком, богато одаренным в этом отношении, поставив такое посредничество себе в заслугу. Иначе, пробормотал он недовольно, он послал бы своего возлюбленного тестя куда подальше, вместо того чтобы нянчиться с ним.

Подготовленный так ловко, мистер Пексниф явился к обеду, доведя свою учтивость, благожелательность, веселость, благовоспитанность и сердечность до такой высокой степени, какой даже ему еще никогда не удавалось достигнуть. Чистосердечие провинциального джентльмена, утонченность художника, благодушная снисходительность светского человека - все это отражалось на лице мистера Пекснифа, когда он пожимал руку великого прожектера и капиталиста.

– Добро пожаловать в наше скромное селенье, уважаемый сэр!
– сказал мистер Пексниф.
– Мы захолустные жители, первобытная деревенщина, мистер Монтегю, но мы высоко ценим честь, оказанную нам вашим посещением, что может засвидетельствовать мой дорогой зять. Очень, очень странно, - сказал мистер Пексниф, почти благоговейно пожимая ему руку, - но мне кажется, что я вас знаю. Этот высокий лоб, дорогой мой Джонас, - заметил мистер Пексниф в сторону, - эти вьющиеся кудри... я, должно быть, видел вас, уважаемый сэр, где-нибудь в самом избранном обществе.

Ничего не могло быть вероятней, согласились все.

– Я бы желал, - сказал мистер Пексниф, - иметь честь представить вас почтенному патриарху, обитающему в моем доме, - дядюшке нашего друга. Мистер Чезлвит, сэр, действительно высоко оценил бы честь пожать вам руку.

– Этот джентльмен теперь здесь?
– спросил Монтегю, густо краснея.

– Да, здесь, - сказал мистер Пексниф.

– Вы ничего про это не говорили, Чезлвит.

– Я не думал, что вам это будет интересно, - возразил Джонас.
– Для вас в таком знакомстве ничего нет приятного.

– Джонас! Дорогой мой Джонас!
– запротестовал мистер Пексниф.
– Что это вы, право!

– Ну да, хорошо вам распинаться за него, - огрызнулся Джонас.
– Он теперь у вас в руках. Получите от него капиталец.

– Ого! Вот откуда ветер дует?
– воскликнул Монтегю.
– Ха-ха-ха!
– И тут все они рассмеялись, а пуще всех мистер Пексниф.

– Нет, нет!
– сказал Пексниф, игриво похлопывая зятя по плечу.
– Не следует верить всему, что говорит мой молодой родственник, мистер Монтегю. Можно верить ему в официальных делах, можно полагаться на него в официальных делах, но не надо придавать значения полетам его фантазии.