Жизнь и Смерть маленькой Красной Шапочки
Шрифт:
над романтическими представлениями о детях, которые «стоят среди нас, как
великие пророки», и явный намёк на традиции Просвещения, сообразно которым
детство понимается только как первая ступень на пути к взрослению и обладанию
полными правами, однако никакой иной ценности не имеет. Отсутствие присущей
детству чистоты приводит героиню к соблазну, а именно к греху гордыни. Таким
образом, если «Геновева» посвящена торжеству и вознаграждению невинности,
«Красная Шапочка» пародирует грехопадение и расплату за него.
Как пишет Р. Петцольдт, объектом иронии в «Красной Шапочке» является
поверхностное отношение к религии: наивная, близкая к суеверию вера Бабушки и
Красной Шапочки составляет контраст с искренним религиозным чувством
Геновевы. В качестве примера можно привести фрагмент прощального письма
пфальцграфини:
Ich will mit diesen Zeilen Abschied nehmen,
Schwer s"undigst du, doch will ich dir vergeben,
Glaub mir, dass ich dich immer herzlich liebt [18, 206]
(В этих строках хочу попрощаться с тобой,
Ты совершаешь тяжкий грех, но я тебя прощаю,
Поверь, я всегда любила тебя от всего сердца).
Закончив письмо, она отправляется на казнь. В вере, в духовном утешении
заключается единственная надежда и спасение Геновевы, в то время как Красная
Шапочка воспринимает религию поверхностно, не пытаясь вникнуть в её суть. Так, она пересказывает события земной жизни Спасителя весьма кратко и неточно и
добавляет: «В катехизисе всё написано так – слово в слово». Затвердив истины из
катехизиса, девочка не чувствует сакральности христианства, святости церковного
пространства и в духе просветителей подчеркивает лишь обрядовую сторону
религии. Символом ее пустой «религиозности» автор делает её красную шапочку:
«Ах, как бы я хотела всем сердцем радость испытать,
Когда бы только меня могли конфирмовать!
Для этого должна ты снова
В подарок красненькую шапочку-обнову
Преподнести мне».
Красная шапочка в трактовке Тика является не только традиционным сказочным
атрибутом героини, но и неизбежно вызывает ассоциации с красным фригийским
колпаком, который был символом якобинского клуба. В 1800 г., когда была
написана и издана сказочная комедия, аллюзии на якобинцев оставались вполне
актуальными и ясными. Ш. Шерер замечает, что красный цвет шапочки
демонстрирует связь с революционными событиями при помощи множества
происходящих в «трагедии» актов насилия, ассоциирующимися с кровавыми
ужасами Революции: кошка из песенки, которую поёт героиня, попадает в ловушку
для куницы, волчицу -
35
36
свою звериную натуру ради службы у человека, сама Красная Шапочка погибает от
клыков Волка.
Не рассматривая подробно политического контекста «Красной Шапочки» в целом
(об этом речь пойдет далее), стоит всё же заметить, что у читателей-романтиков –
«образованных людей», «презирающих» религию – соседство двух образов –
святой Геновевы и Красной Шапочки – могло вызывать и важную «трагическую»
ассоциацию. Как известно, во время Французской революции якобинцы, т.е.
«обладатели красных шапок», сожгли мощи покровительницы Парижа, еще одной
святой Женевьевы (Геновевы), на Гревской площади, традиционном месте казней.
Ещё более усиливает эффект упоминание о том, что Красная Шапочка мечтает
носить свою любимую шапочку всегда и всюду, включая церковь. Благочестивая
Бабушка сердится на неё и говорит, что в церковь нельзя надевать вызывающе-
яркий головной убор:
« Господь не терпит,
Чтобы к нему, как будто бы на танцы прибегали
И в церкви Слово Божие произносили в красных шапках».
Подобные эпизоды и высказывания героев явно пародируют антиклерикальные
настроения эпохи Просвещения и революционные идеи якобинцев с их новой
светской «религией» – культом Верховного Существа.
Как можно заметить, ключевым моментом в предопределении судьбы героинь
обеих драм является опасность, которой они подвергаются. Если для Геновевы
незаконные притязания и угрозы Голо становятся испытанием, которое она
преодолевает, как истинная христианка, своеобразным мученичеством,
присоединившим ее к сонму святых, то для Красной Шапочки зубы и когти волка
означают возмездие за грехи.
Опасность в трагедии всегда исходит от злодея, осознанно восстающего против
мирового порядка. Голо, пользующийся полным доверием пфальцграфа,
покушается на честь женщины, которую ему поручили блюсти, а затем клевещет на
неё, нарушая тем самым все возможные моральные нормы. Волк,
разочаровавшийся во время службы у крестьянина в «идеалах» верности и долга, восстаёт не только против крестьянина, но и против всего человечества. В третьем, центральном акте «Красной Шапочки» он предаётся фантазиям о мести:
« ... Любое счастие хочу разрушить я:
У жениха убить невесту,
Родителей с детьми их разлучить».
И Голо, и Волк – трагические герои, которые не в силах справиться со своими