Жизнь в потусторонье
Шрифт:
Жизнь Леонида.
Свои восемьдесят земных лет Леонид прожил сравнительно неплохо. Почти до последних дней он был подвижным, самостоятельным, не был обузой для родных, не страдал от мучительных заболеваний. Его сознательная жизнь проходила уже в послесталинский период, он не испытал голода и иных суровых лишений. Молодость пришлась на ослабление идеологического противостояния и хрущевскую оттепель. Леонид был умеренным "шестидесятником", т.е. скептически относился к коммунистической партии, видя, что в ней состоит много приспособленцов, не верил в загнивание капитализма и понимал, что на пути строительства лучшего советского будущего совершается много больших и малых ошибок. Тем не менее саму идею социализма (не коммунизма, который был выписан
Железный занавес смягчился. Несмотря на все препоны, до советской и мировой общественности доходили голоса диссидентов. Начала переводиться ранее запрещенная западная литература. Во всем чувствовалась нарастающая возможность демократических перемен. Немало было положительных сдвигов и в сфере бытовых условий, например, кооперативное строительство, покончившее с эпохой коммунальных квартир, предоставление дачных участков.Словом, жизнь была наполнена надеждами на будущее и профессиональным совершенствованием.
Далее советский режим не выдержал экономического соревнования. Переход к новой идеологии и экономике принес ряд несомненных улучшений. Бывшие советские граждане избавились от коммунистического тоталитаризма, принесшего насильственную коллективизацию, голод, гулаги, отсутствие демократии и свободы слова. Закончилась холодная война и угроза ядерного конфликта. Ушли в прошлое дефициты и очереди. Исчезли идеологические препоны для любой литературы и искусства, открылись возможности зарубежных поездок. Свобода слова стала почти полной. Расцвело частное предпринимательство, хотя вокруг него было много всякой бюрократии.
Сначала казалось, что можно мягко и без потерь перейти к цивилизованной рыночной экономике, но, увы, это оказалось невозможным вследствие недостаточности общей цивилизованности, т.е., проще говоря, господству нечестности. Произошло быстрое расслоение на богатых (имевших возможность наворовать) и бедных. Представлялось, что все это лишь естественные неполадки начального периода, но проходили десятилетия, а контраст между богатыми и бедными только углублялся. Первоначальный восторг, вызванный долгожданными новшествами, был приглушен лавиной новых проблем: развалом неконкурентноспособной промышленности, безработицей, инфляцией, коррупцией, массовой бедностью на фоне грандиозного обогащения нуворишей. Бывшие советские республики скатились к статусу стран третьего мира. Свобода слова уже не особенно радовала, поскольку жертвы смелой критики просто не обращали на нее внимания.
После распада Советского Союза в бывших союзных республиках начался некий национальный психоз на почве ажиотажа вокруг прошлых, сильно преувеличенных обид со стороны России. Все это ярко проявилось на Украине. Ненависть к России фактически стала национальной идеей. Радикальные националисты как - то не очень задумывались о вероятных последствиях раздувания враждебности - они были упоены возможностью выражать русофобскую ненависть, казавшуюся им почти священной. И лишь после "революции достоинства" с ее последствиями некоторая часть людей стала понимать, что антирусская политика явилось системным злом, которое не могло привести к иным результатам. Иметь соседом более мощное государство и постоянно демонстрировать свою ненависть к нему (неважно, насколько справедливую) - это почти неизбежный путь к конфликту. Масштабная глупость была налицо. Для лучшего понимания этой ситуации можно представить себе, например, что Молдавия стала на путь аналогичного отношения к Украине, постоянно продуцируя антиукраинские лозунги, акции, литературу. Вряд ли можно сомневаться в том, что Украина нашла бы тот или иной повод для какого - либо акта мести.
Согласно утвердившейся в постсоветское время классификации Леонид оказался в нижней половине среднего класса, т.е. его семья вполне удовлетворяла свои бытовые потребности, но никакой роскоши себе позволить не могла. Ему повезло удержаться на плаву, поскольку, несмотря на значительную безработицу, его специальность была
Проблема умиротворения.
В потусторонье существование эква Леонида было комфортным и беспроблемным, но обрести полный душевный покой он не мог, поскольку его память не могла избавиться от воспоминаний о совершенных в земной жизни ошибках, о причиненных ему обидах и в еще большей степени- обиженных им других людях. Как ни пытался он примириться и оправдаться в собственных глазах, это не получалось. В сравнении с грехами некоторых своих знакомых его провинности были не так уж велики, но это утешало лишь частично. В земной жизни муки памяти и совести отступали на второй план перед житейскими хлопотами, но в потусторонье они стали единственным и очень чувствительным препятствием.
В первые годы потусторонней жизни Леонид удивлялся, огорчался и верил, что со временем это пройдет, но нет, не проходило. Из разговоров со знакомыми он понял, что это общая проблема всех или, во всяком случае, большей части эквов. Оказалось, что совесть - это более серьезная вещь, чем они представляли. Частично, конечно, можно было исправить дело извинениями и примирениями, но многие эквы уже исчезли, а других было трудно найти. Старожилы потусторонья утверждали, что кардинальным решением служило достижение существовавшего в потусторонье Дворца умиротворения. Он находился в настолько труднодоступной горной местности, что далеко не у каждого хватало настойчивости и сил для преодоления всех препятствий, так что около половины попыток заканчивались неудачей.Через несколько лет жизни в потусторонье стремление Леонида к достижнию внутреннего покоя окрепло настолько, что он твердо решил любой ценой попасть во Дворец.
Статусный менталитет.
Кроме участия в конкурсе Леонида занимала работа над одной из теоретических проблем. Ему хотелось разобраться в том, какие идеи наиболее очевидно формировали менталитет того общества, в котором ему суждено было прожить свою жизнь. Речь шла не об идеологических ориентациях типа капитализма или социализма, не о материализме, идеализме или релятивизме и не о религиозной принадлежности. Конечно, идеология, философия и религия существенно влияют на массовый менталитет, но есть итоговое образование, которое наиболее удачно передается понятием "обыденное сознание" и которое в наибольшей степени предопределяет взгляды и поведение людей.
Простому человеку кажется, что его взгляды оправданны и естественны как воздух. На вопрос,в чем заключается его жизненная философия, он, пожалуй, ответит, что нужно честно выполнять свой долг, не подличать, помогать ближним, заботиться о предках и потомках, не зариться на чужое и т. д., т.е. мы столкнемся со всем известными моральными нормами. На самом деле обыденное сознание включает в себя не только эти прописи, но и много других существенных моментов.
Возможно, наиболее определяющими являются представления о способах самоутверждения. Эта человеческая страсть вообще - то обладает дурной славой, поскольку всем известно универсальное требование скромности и чести по заслугам. Гордыня, самодовольство и хвастливость - хорошо известные пороки, и здесь все вроде бы предельно ясно. Но стремление к самоутверждению обладает неуемной энергией. Выражение "основной инстинкт" обычно относят к половой потребности, хотя в действительности такого названия в большей степени заслуживает потребность в самоутверждении, если не считать, конечно, инстинкта самосохранения. Леонид часто задумывался о том, что в обыденном сознании и реальном поведении каждого человека стремление к самоутверждению играет более значительную роль, чем идеологические, религиозные и прочие позиции. Стремятся к власти, жаждут уважения и популярности монархисты и демократы, верующие и атеисты, люди с дипломами и без них. Конфликты в семье и на работе зачастую возникают из - за стычек самолюбий и амбиций.