Жизнь. Ключи к пробуждению
Шрифт:
Как-то раз ко мне в гости приехал француз. Я вернулась из маленького путешествия по Парижу, и новый знакомый, не раздумывая, появился у нас на пороге. Когда я пришла домой с учёбы, он доложил: «У тебя такая милая бабушка, она кормила меня вкусным салатом и что-то рассказывала по-русски». А бабушка шепнула на ушко: «Поедешь в Париж – выходи за него замуж. Этот парень мне нравится».
Каждое утро бабушка замешивала в стакане воды ложку яблочного уксуса. Это было её народное средство от всех недугов. Когда она тяжело заболела и уже лежала в кровати, я садилась рядышком и слушала её истории и воспоминания молодости.
После бабушки остался большой коричневый платяной шкаф, который я перекрасила в белый цвет. Хрустальная посуда. Кружева ручной работы. Чёрная винтажная сумка, на которой бабушка вышивала бисером разноцветные фрукты. Однокурсницы всё спрашивали меня: «Где ты такую достала?» Репродукции картин «Троица» Андрея Рублёва и «Мона Лиза» Леонардо да Винчи. Их бабушка ещё в молодости вырезала из журнала, наклеила на деревянные доски и покрыла лаком. Они излучали, как и сама бабушка, утончённую, совершенную красоту.
Шкатулочка памяти
Переезжая не раз из страны в страну, я научилась оставлять лишь то ценное, что помещается в один чемодан. Детских артефактов уже не найти, но лабиринт памяти хранит много занятных штук.
Тетрадь под названием «Праздник каждый день». Как только научилась писать, я решила «издать» такой календарь. Пока придумала праздники на все дни года, повзрослела и сочла, что надо всё переписывать.
Музыкальный диск Джо Дассена. Текст песни я записывала русскими буквами на слух и помнила его наизусть. Много лет спустя, когда училась в Берлине, спела любимую песню настоящим французам. А они не поняли ни единого слова. Так я решила учить французский.
Коробка из-под конфет, набитая красивыми камушками. На даче я собирала коллекции из кремния и слюды, камни причудливой формы с интересным рисунком.
Большая плюшевая лошадь, похожая на настоящую. Она очень нравилась маме. Родители долго её выбирали, но я просила волшебного пони с крыльями, как в мультфильме.
Письмо солдата. В старших классах я ездила с пионерским отрядом на гастроли по воинским частям. Был в нашей программе один сногсшибательный танец – «сон солдата» под песню Шакиры. С шокирующим костюмом: штаны Алладина, золотой топ, прозрачный платок со звенящими монетками. Спали мы в свободной казарме, ели в солдатской столовой. За обедом с тарелкой гречки мне тайком передали письмо солдата. Там была его фотография, рассказ о себе и предложение встретиться после армии.
Что со мной сделал мальчик
В 5 лет мама отвела меня на бальные танцы. Занятия проходили в огромном зеркальном зале на базе школы. Мне сразу понравился один бойкий мальчик, который солировал в военном марше. Так мужественно он подавал руку партнёрше, а потом подхватывал её на плечо и уносил со сцены. Остальные пары кружились и прохаживались под руку. Незадолго до концерта прима-партнёрша куда-то запропастилась, и руководитель кружка позвал меня на её место. Моё сердце было готово прыгать до потолка.
С этого дня я ждала каждой репетиции и с улыбкой полной молочных зубов чувствовала себя королевой, как только включали музыку нашего марша. Долгожданный трюк с выносом партнёрши в последний момент отменили. А на концерте в самый волнующий миг мой партнёр сбился с толку и не подал мне руку. Мы улыбнулись родительской публике, как учил педагог, и поспешили покинуть сцену, схватившись за руки.
Лет пять спустя я узнала этого парня на лестнице. Заметив его хулиганско-благородную улыбку. Он учился на пару классов старше и играл на перемене в футбол надгрызенным яблоком. «Во дурак!» – прошептала я восхищённо подруге на ухо. Похоже, не слишком конспиративно. «Это чо, я что ль?!!» – ухмыльнулся он, бросив на нас дерзкий взгляд. «Нет-нет. Нет, конечно», – смущённо шепнула я и потянула подругу скорее скрыться из виду. В тот день на нём был надет мятый серовато-бежевый свитер в мелкую петельку. Больше мы не разговаривали.
Чашечка моря
Воздух был размыт светом и всё казалось полу-реальным, охваченным дымкой. Знойный полдень Крымского лета. Со всех ног я неслась к пристани в ожидании «спального парохода», совершавшего рейсы в Турцию. Он был символом приключений и неизвестности и сеял во мне щекочущую мечту. Взойти по трапу на шаткую палубу, поймать солёные брызги щекой, вглядеться в пляс колыхающих чёрную простыню волн. А проснуться на утро уже у незнакомых диковинных берегов. Став открывателем новой земли. Трёхлетним Колумбом, дождавшимся суши.
Ещё до школы, каждое лето мама и тётя везли меня в странствие на свою родину – в Крым. Начиналось всё с Евпатории. Я бежала навестить статуи молодых оленей в парке, каталась на раскрашенном пластиковом дельфине, фотографировалась на полароид с обезьянкой у искусственных пальм мощёной набережной. По дороге к морю мы заходили в наводящую на меня ужас пельменную. Во дворе стояли пластиковые столы в тенистой прохладе деревьев. Мама ставила передо мной дымящуюся тарелку и усаживалась напротив. Я с опаской поглядывала по сторонам. Они были на соседних столах, под ногами, на ветках, норовя то и дело упасть прямо в ложку. Это была империя зелёных гусениц. Кусок пельменя застревал в горле, когда рядом с тарелкой плюхалась одна из них. Но пельмени были слишком вкусны, чтобы отказывать себе в удовольствии.
На теплоходе из Евпатории мы ехали в Севастополь. Пассажиров вели в дельфинарий, расположенный в маленькой бухте. Потом везли в Панораму Севастопольской битвы. Мне хотелось запрыгнуть на поле сражения, потрогать бегущего с котомкой на перевес дедушку, забраться в избушку с проломленной крышей. В глазах разворачивался эпический фильм, а картины битвы захватывали фантазию. После Панорамы наш путь лежал в гости к родственникам. «Так далеко от дома, а всё то же самое: панельная многоэтажка, двор с качелями, лавочки у подъезда», – никак не могла я поверить глазам.
Больше всего из этих поездок мне запомнился свой эксперимент на кухне прабабушки. Заварив чай, она поставила передо мной маленькую белую чашку, добавив: «Здесь сахар, а соль – там». В большой красивой пиале с цветочной росписью. Конечно, я потянулась к пиале, в ней должно было быть что-то прекрасное, как и она сама. Смакуя ожидание, я насыпала в свою чашку полную ложку белого порошка. И позвякивая о стенки, долго размешивала. Отхлебнув чай, я с ужасом выплюнула его обратно. Пить это было невозможно. «Как жаль, – подумала я тогда. – Жизнь странная штука». Во рту оставался ошеломляющий и тошнотворный вкус солёного моря.