Жизненный путь Христиана Раковского. Европеизм и большевизм: неоконченная дуэль
Шрифт:
Раковский в то же время сообщал Радеку о своем плохом самочувствии, о тяжелых климатических условиях в городе, для которого характерны были нестерпимая летняя жара, повышенная влажность, грязь, полчища комаров. «Нужно было бы весь день стоять под краном, но, во-первых, нет крана (в гостинице, куда я переселился, нет даже воды), а во-вторых, если вода хороша для сердца, она плоха для суставов. У меня легко получается ревматизм». [1138] Все же представляется, что жалобы на здоровье не были вполне основательными. Как мы сейчас увидим, Христиан сохранил в полной мере интерес к женскому полу и подлинно мужские страсти.
1138
Там же. Л. 12.
Переписывался Х. Г. Раковский и с другими ссыльными, например с И. Я. Врачевым, находившимся в Вологде. Врачев вспоминает: «Сначала письма приходили из Астрахани, потом с Алтая». [1139]
В Астрахани произошло важное событие в личной жизни Х. Г. Раковского. Он увлекся молодой женщиной Юлией Ионовной Щегловой, которая стенографировала его воспоминания, и сблизился с ней в те месяцы, когда его супруга находилась в Москве. Позже, уже после перевода в Саратов, он получил от Юлии письмо с одновременно радостной и весьма тревожной вестью о рождении ею сына Аскольда, зачатого в промежутке между этапами работы над рукописью. 56-летний Христиан Георгиевич не относился сколько-нибудь серьезно к своей связи с молодой астраханкой – женщиной совершенно иного круга, сугубо житейских интересов, проявлявшей к нему скорее дочерние, уважительные, нежели плотские и тем более страстные чувства.
1139
Возвращенные имена. М., 1989. Кн. 2. С. 94.
Но Юлия оказалась не просто хорошей матерью, но и весьма предусмотрительной женщиной. Предвидя вполне возможное развитие событий, она дала ребенку свое отчество, и это способствовало тому, что он не разделил трагической участи детей «врагов народа». Аскольд Юльевич Щеглов, знавший с малых лет, кем был его отец, сумел сберечь эту тайну в течение многих десятилетий. Он окончил астраханский медицинский институт, аспирантуру в Ленинграде, защитил кандидатскую диссертацию и с 1968 г. являлся доцентом кафедры внутренних болезней Калининского (ныне Тверского) медицинского института. До весны 1990 г., когда он был обнаружен авторами этой работы, А. Ю. Щеглов никогда не давал о себе знать в качестве сына Х. Г. Раковского. Но в сентябре 1990 г. он побывал в Болгарии, где был тепло принят, и с этого времени, так сказать, «легализовался». [1140]
1140
Дума (София). 1990. 12 септември; Поглед. 1990. 5 ноември.
Что же касается Х. Г. Раковского, то он, любивший детей, хорошо себя с ними чувствовавший, с удовольствием с ними игравший, воспитывавший дочь своей жены и племянницу, но до сих пор не имевший потомства, был внутренне счастлив в связи с появлением на свет единственного родного сына. Но коренным образом менять свою жизнь он не собирался. В семейной жизни Раковского возникли естественные сложности. Однако Александрина, узнав об измене мужа и ее последствиях, оказалась на высоте: она не только не препятствовала контактам отца с ребенком, но позже, возвратившись в Москву, в мае 1936 г., сердечно принимала маленького Аскольда в своем доме. [1141]
1141
Воспоминания А. Ю. Щеглова о рассказах Ю. И. Щегловой, записанные в личных беседах в апреле 1990 г.
Х. Г. Раковский продолжал анализировать важнейшие тенденции международной жизни, их направления и изменения. Некоторые из его писем Л. Д. Троцкому были своеобразными политико-экономическими эссе. Так, заслуживает внимания письмо от 29 февраля 1928 г. с интересным анализом характера англо-американских противоречий, вытеснения Соединенными Штатами Великобритании с традиционных мировых рынков, превращения последней в «младшего партнера» США. [1142] Эту тенденцию, которая получила мощное развитие лишь в годы Второй мировой войны, Раковскому удалось уловить в ее зачатке – за десять с лишним лет до ее начала (сходных взглядов придерживался Троцкий).
1142
HU.HL. bMS Russ 13. T 1166.
Политико-экономический анализ подтверждался статистическими данными, взятыми из авторитетных первоисточников. Указывалось, что вытеснение Соединенными Штатами Великобритании идет медленно, но неуклонно, что презрение англичан к американцам перерастает в прямую ненависть, что антагонизм с Америкой выходит на первое место в британской политике. «Но можно ли отсюда сделать вывод о неизбежности англо-американской войны и при этом в ближайшие годы?» – ставил вопрос Раковский, полемизируя с теми советскими политологами, для которых утвердительный ответ звучал бы общим местом.
Автор письма был совершенно другого мнения. Он считал значительно более вероятным, что Великобритании «придется стать на колени перед Америкой, т[о] е[сть] уступить ей первенство, стараясь компенсировать себя за это вытеснение из господства над морем какими-нибудь уступками или “гарантиями” со стороны Соединенных Штатов и направив свои империалистические устремления в другую сторону».
Многие конкретные оценки и выводы в этом анализе и тем более прогнозы не получили подтверждения, и это было неудивительно, если учесть бурные и непредсказуемые изменения во всем мире, которые назревали как раз в конце 20-х – начале 30-х годов и приняли взрывной характер в следующие годы. Тем более впечатляющей представляется общая глубокая концепция этого чрезвычайно интересного документа.
Вместе с тем Х. Г. Раковский мучительно размышлял над сущностью и причинами тех порочных явлений, которые вели к вырождению советского партийного и государственного аппарата, к формированию бюрократической системы и серьезнейшим деформациям в строительстве социалистического общества, которое он продолжал считать сравнительно близкой реальностью, а не прекрасной утопией, превращавшейся в фарс и венчавшейся кровавой трагедией, как это было на самом деле.
Своими мыслями он делился с другими деятелями, прежде всего с Троцким. В связи с опубликованием перед VI конгрессом Коммунистического интернационала в 1928 г. проекта его программы (последний вариант проекта был подготовлен в основном Н. И. Бухариным) Троцкий советовался с Раковским. [1143]
1143
Троцкий Л. Д. Моя жизнь. Т. 2. С. 303–304.
Раковский направил Троцкому обширное письмо с соображениями о недостатках этого документа, не учитывавшего всех реалий развития СССР. Он писал: «Совсем слабо формулирована роль к[оммунистической] партии в период диктатуры пролетариата… Говорится о периоде между пролетарской демократией и буржуазной демократией, и ни слова не сказано о том, что должны делать партии для осуществления пролетарской демократии. “Втягивание масс в строительство”, “переделка собственной природы” (об этом последнем очень любит говорить Бухарин и между прочим в связи с вопросом о культурной революции) суть исторически верные и давным-давно известные положения, но они превращаются в общие места, если не расшифровать, основываясь на опыте, который мы имеем уже за 10 лет сущ[ествования] пролет[арской] диктатуры. Здесь встает целиком вопрос о методах руководства, играющих такую колоссальную роль». [1144]
1144
HU.HL. bMS Russ 13. T 1652; Бюллетень оппозиции. 1929. № 6. С. 18 (в «Бюллетене оппозиции» это и другие письма Раковского цитировались с серьезными ошибками).
Соглашаясь в основном с письмом Троцкого, содержавшим критику проекта программы Коминтерна, которое было направлено в партийные органы, Раковский в то же время бросил упрек: «Письмо не носит характера обращения сосланных, требующих возвращения в партию. Редакция, так сказать, безличная». Соглашаясь в целом с Троцким в критике программы как документа «правого толка», Раковский особенно энергично выступал против тактики «рабоче-крестьянского блока», как в капиталистических, так и в зависимых странах.