Жизненный путь Христиана Раковского. Европеизм и большевизм: неоконченная дуэль
Шрифт:
Ни Троцкий, ни он сам не смогли, очевидно, понять, что для сталинской группы, все глубже скатывавшейся к сектантской замкнутости в мировом коммунистическом движении, блокистская тактика была лишь формальной данью реально отринутым установкам на единый фронт и не подтверждалась конкретными предложениями и делами. При этом сами Раковский и Троцкий стояли на сектантских позициях. Христиан Георгиевич без каких-либо оснований утверждал, что этот «суррогат» – рабоче-крестьянский блок – «как настоящий рак, проникает в организм Коминтерна». [1145]
1145
HU.HL. bMS Russ 13. T 1753.
Х. Г. Раковский обратился к VI конгрессу Коминтерна с телеграммой, в которой выразил согласие с документом, направленным конгрессу Троцким с анализом характера разногласий в ВКП(б). В телеграмме говорилось: «Как один из основателей Коминтерна выражаю пожелание конгрессу сказать веское мужественное слово против исключений и ссылок и требовать в интересах мировой и русской революции восстановления единства ВКП(б) на основе ленинизма, диктатуры пролетариата и честной партийной демократии». [1146] Раковский рекомендовал группе оппозиционеров (Мрачковскому, Белобородову, Муралову, Радеку, Преображенскому, Смилге, Каспаровой, Рафаилу, Ищенко, Смирнову, Ауссему, Сосновскому) также выступить с обращениями к VI конгрессу. [1147]
1146
РГАСПИ. Ф. 326. Оп. 1. Ед. хр. 111. Л. 7; HU.HL. bMS Russ 13. T 1753.
1147
HU.HL. bMS Russ 13. T 1753.
В начале июля 1928 г. Христиан Георгиевич выступил с инициативой обращения ссыльных в Политбюро ЦК ВКП(б) с просьбой о разрешении их собрания в Москве, Алма-Ате или другом месте для выработки совместного письма в партийные органы. В связи с этим он послал телеграммы ряду своих товарищей, испрашивая их согласия на включение в список выступающих с этим требованием. [1148] Мотивируя в письме Троцкому от 21 июля причины, по которым он взял на себя эту роль, Христиан с некоторым чувством неловкости, что он, мол, отнюдь не претендует на место главы оппозиции, ни в коем случае не собирается в этом смысле конкурировать со своим адресатом, указывал на получение им писем от Каспаровой, Радека и других с идеей такого собрания, сообщал, что накопилось уже до полудесятка аналитических тезисов и обращений оппозиционеров, которые надо обсудить. В то же время не было известно, взялся ли сам Троцкий писать такое обращение.
1148
РГАСПИ. Ф. 326. Оп. 1. Ед. хр. 111. Л. 12; HU.HL. bMS Russ 13. T 1643.
Вряд ли Раковский мог искренне рассчитывать на согласие Политбюро. Скорее реальной целью его акции была консолидация лидеров оппозиции, демонстрация нежелания бюрократов-сталинистов идти на какой бы то ни было диалог. Об этом свидетельствует только что процитированное письмо Троцкому, где далее было сказано: «Я считал, конечно, что наше обращение за разрешением может быть на черной партбирже и использовано против нас, но я считал и считаю также, что две идеи для нас важны и обязательны: защищать свои взгляды и, когда случай представится, постучать в двери партии». Вероятное отклонение обращения поставит нас перед необходимостью принять новое решение, говорилось в письме. [1149]
1149
HU.HL. bMS Russ 13. T 1768.
Такая акция была бы тем более важной, что индивидуальные обращения оппозиционеров в ЦК ВКП(б) с заявлениями об отказе от своих взглядов становились все более частыми. «Вопрос вопросов: методы руководства, – писал Раковский Радеку. – Есть книга, которую наша бюрократия страшно не любит: “Государство и революция” Ленина. Для чего нам нужна была пролетарская диктатура и что мы с ней сделали?.. На эту тему я исписал сотни листов бумаги». [1150] Та же мысль звучала в телеграмме Троцкому от 23 июля: «Считаю во главу угла [необходимо] поставить вопрос методов руководства партии пролетарским государством». [1151]
1150
РГАСПИ. Ф. 326. Оп. 1. Ед. хр. 111. Л. 12.
1151
HU.HL. bMS Russ 13. T 1753.
6. Письмо Валентинову
Важнейшие результаты раздумий Христиана Георгиевича были изложены в письме Григорию Борисовичу Валентинову, начатом 2 и завершенном 6 августа 1928 г. Это был ответ на «Размышления о массах» Г. Б. Валентинова, ранее работавшего в редакции газеты «Труд», а теперь находившегося за участие в оппозиции в ссылке в городе Великий Устюг. «Размышления», датированные 9 июля, Раковский получил от автора.
Письмо Х. Раковского было впервые опубликовано лишь через год после его написания. Появилось оно в «Бюллетене оппозиции (большевиков-ленинцев)», который в июле 1929 г. начали издавать в Париже (затем в Берлине и вновь в Париже после прихода к власти в Германии нацистов) соратники Троцкого, причем в течение ряда лет (до своей кончины в феврале 1938 г.) руководителем этого издания был сын Троцкого Л. Л. Седов.
Скорее всего, текст был передан Троцкому, который во время депортации из СССР в Турцию в начале 1929 г. [1152] вывез его за границу вместе со всем своим огромным архивом и затем, придавая ему с полным основанием важное значение, передал письмо для публикации. [1153] Могут, однако, быть и соображения другого рода. Дело в том, что после высылки Троцкого Раковскому удавалось вплоть до 1930 г. переправлять в «Бюллетень оппозиции» некоторые материалы, о которых будет рассказано ниже. Не исключено, что и данный документ был переслан по этому, неведомому для нас каналу, который, возможно, был связан с заграничными командировками лица или лиц, тайно сочувствовавших оппозиции. [1154]
1152
16 декабря 1928 г. Троцкий ответил решительным отказом на требование прекратить политическую деятельность. 29 января 1929 г. он был арестован в Алма-Ате, доставлен поездом в Одессу и на пароходе «Ильич» вывезен в турецкие территориальные воды, где был объявлен выехавшим в Турцию на лечение.
1153
Бюллетень оппозиции. 1929. № 6. С. 14–20. Заверенная Раковским копия письма Валентинову хранится в Хотонской библиотеке Гарвардского университета (HU.HL. bMS Russ 13. T 2206). Позже письмо неоднократно публиковалось на русском и других языках. Научную публикацию документа осуществил В. П. Данилов в журнале «Вопросы истории» (1988. № 12. С. 68–830). Мы анализируем письмо Валентинову именно по этому тексту. Документ опубликован также В. Г. Сироткиным по тексту «Бюллетеня оппозиции» в сильно сокращенном виде (Неделя. 1988. № 43. С. 9), причем из документа старательно исключены не только «обширные экскурсы в историю английской и французской буржуазных революций», как пишет в предисловии В. Сироткин, но и все упоминания о том, что это – документ оппозиции. В некоторых случаях сокращения, далеко не всегда обозначенные отточиями, привели к нарушению логики Х. Г. Раковского, а иногда и к прямому извращению смысла (например, когда цитата из письма Л. Д. Троцкого выдается за часть данного документа). В Болгарии «Письмо Г. Б. Валентинову» опубликовано Ангелом Вековым также по тексту «Бюллетеня оппозиции» (Веков А. Указ. съч. // Ново време. 1988. № 11. С. 71–80).
1154
Не исключено, что эти материалы посылались в Турцию, на Принцевы острова, где жил Троцкий, и доходили до него вследствие недостаточной «добросовестности» стамбульской агентуры ОГПУ. Ведавший ею, а затем переметнувшийся на Запад Г. С. Агабеков пишет, что резидентура в Стамбуле организовала просмотр писем, поступавших на имя Троцкого. «Несколько таких писем при мне было получено из Москвы. Они носили официальный характер. Некоторые издатели и журналисты обращались к Троцкому с вопросами и предложениями. Впоследствии было решено таких писем не задерживать и пропускать их Троцкому» (Агабеков Г. С. Указ. соч. С. 229). Имеется в то же время свидетельство П. Навилля о том, что в 1929 г. он получал в Париже сообщения от Раковского, написанные «каллиграфическим почерком на небольших кусочках картона по пять квадратных сантиметров каждый, которые перевозились (Навилль, естественно, не указывает кем. – Авт.) в лацканах мехового пальто» (Navill P. Op. cit. P. 25).
Отдельные мысли, которыми Раковский затем поделился с Валентиновым, уже звучали в письмах из Астрахани, адресованных Троцкому, Радеку и другим единомышленникам. Но в послании Валентинову они нашли наиболее обоснованное и концентрированное звучание.
Письмо начиналось с констатации того, что оппозиция своевременно забила тревогу по поводу «ужасающего понижения активности рабочей массы», ее усиливавшегося равнодушия к судьбе Советского государства. Указывая на «волну скандалов» последнего времени, Раковский отмечал крайнюю пассивность масс по отношению к проявлениям грубого произвола, свидетелем которых он сам был. «О кражах, о взятках, о насилиях, о вымогательствах, о неслыханных злоупотреблениях власти, о неограниченном произволе, о пьянстве, о разврате, об этом всем говорят как о фактах, которые не месяцами, а годами были известны, но которые все почему-то терпели». Факты общественной индифферентности трудящихся мало констатировать, необходимо подойти к этому вопросу с научной точки зрения, углубленно подвергнуть его всестороннему анализу, выявить коренные причины и пути устранения.
В принципе, полагал автор, вопрос о понижении активности рабочего класса, доходящей до обывательщины и даже до реакционности, не нов, но такие факты относились ко времени, когда пролетариат был классом угнетенным и эксплуатируемым. «Теперь только впервые мы можем судить на основании фактов о переменах в настроениях рабочего класса, когда он стал классом правящим».
По существу дела, впервые в социологической и политологической литературе Х. Г. Раковский взял на себя анализ того, что он удачно назвал «профессиональным риском» пролетарской власти, то есть тех трудностей, которые проистекали из применения власти, умения или неумения пользоваться ею. При этом легенда о существовании в СССР пролетарской диктатуры, а не диктатуры ВКП(б) или, точнее, ее лидеров оставалась для Раковского, как и для других оппозиционеров, не мифом, а неоспоримым фактом, и это крайне сужало возможность подлинно научного анализа. «Когда часть класса захватывает власть, – говорилось в письме, – известная часть этого класса превращается в агентов самой власти. Таким образом возникает бюрократия. В социалистическом государстве, где нет капиталистического накопления, то есть оно не позволено для членов правящей партии, упомянутая дифференциация является сначала функциональной, но потом превращается в социальную». В то же время переход функции власти к «некоторому количеству людей» из партии и класса ставит под угрозу их сплочение, которое может быть сохранено благодаря лишь системе воздействия, длительному, трудному процессу воспитания самого класса. «Самая идеальная Советская конституция не в состоянии гарантировать рабочему классу беспрепятственное применение своей диктатуры и своего классового контроля, если он не умеет использовать предоставленные ему Конституцией права».
Х. Г. Раковский проявил высокую эрудицию и навыки сравнительного анализа, отмечая несоответствие политических способностей данного, приходящего к власти класса и юридических форм, которые он для себя вырабатывает, считая это общеисторической закономерностью.
Примеры такого рода он приводил из истории Английской революции XVII в. и Французской революции конца XVIII в. [1155]
Особенно интересен и поучителен его непредвзятый анализ революции во Франции, в отношении которой в советской исторической литературе в следующие десятилетия произошла резкая догматизация установок. При анализе Французской революции (вот где пригодилась книга А. Олара!) Раковский исходил из классовой разнородности «третьего сословия», включавшего тех, кто не принадлежал к дворянству и духовенству, то есть буржуазию, крестьян, рабочих и другие группы низов, в том числе маргинальные городские элементы. Отнюдь не переоценивая места и роли последних, он сосредоточивал внимание на том, что постепенная концентрация власти в руках постоянно уменьшавшегося числа граждан не только происходила по линии размежевания классов, но разлагала более или менее однородную социальную массу. Функциональная специализация, отделение правившей чиновничьей верхушки от собственного класса предопределили противоречия в среде самого господствующего класса.
1155
Л. Д. Троцкий свидетельствовал, что Х. Г. Раковский превосходно знал новую историю Европы, биографии и мемуары ее политиков и дипломатов (Троцкий Л. Портреты революционеров. С. 310).