Жизненный путь Христиана Раковского. Европеизм и большевизм: неоконченная дуэль
Шрифт:
Раковский указал, что исключение из ЦК двух виднейших деятелей партии, соратников Ленина, является громадным ударом по всей партии, что аргументы в пользу их исключения убоги, что в выступлениях представителей руководящего большинства отсутствовал анализ внутреннего и международного положения страны и прежде всего того, как исключение Троцкого и Зиновьева из ЦК отразится «на состоянии классов внутри страны и за рубежом». Раковский высмеял аргумент Сталина по поводу брошюры Троцкого 1904 г., которую тот действительно посвятил «дорогому учителю П. Б. Аксельроду». [1003] «Я не знаю, – отмечал Раковский, – забыл ли Сталин или он не знает, что Ленин несколько раньше тов. Троцкого также назвал Аксельрода “дорогим учителем”». [1004] «Нельзя также считать аргументами всю ту дребедень, все те антибиографические и биографические сведения, которые в изобилии приводились здесь, но которые с излишком покрываются обоснованной теоретической критикой, которую мы слышим со стороны оппозиции».
1003
Сталин И. Сочинения. М., 1949. Т. 10. С. 204–205.
1004
У Ленина можно найти десятки высказываний о выдающейся роли П. Б. Аксельрода, как и других членов группы «Освобождение труда», в пропаганде марксизма в России и политическом пробуждении российского пролетариата.
Показывая, по каким причинам фигурировали только аргументы о партийной дисциплине, Раковский, по существу дела, отмечал демагогию сталинской группы, хотя и не употреблял этого термина. «Приводя эти аргументы, легче всего возбудить ненависть и озлобление против оппозиции. Партия не знает, кто является первым, систематическим и самым ответственным нарушителем партийного устава, партийной дисциплины и партийного единства. Значительная часть молодых членов партии еще склонна принимать существующий режим в партии за нормальный режим, а всякое уклонение – не от партийного устава, а от искаженного партийного режима – она принимает за нарушение устава, за нарушение дисциплины и единства партии».
Оратор отверг прозвучавшее на пленуме обвинение по адресу оппозиционеров в связи их с контрреволюционным подпольем, внезапно возникшим «делом о заговоре», о некоем «бывшем колчаковском офицере» и группе бывших эсеров. [1005] Он показал, что в длинном докладе на пленуме председателя ОГПУ В. Р. Менжинского в оглашенных им показаниях арестованных лиц не было ни прямого, ни косвенного намека на какое-либо отношение этого дела к борьбе оппозиции.
Склонный к историческим аналогиям, внимательно следивший за литературой о европейских революциях XVIII–XIX вв., Х. Г. Раковский обратил внимание на книгу известного французского историка Жоржа Ленотра «Робеспьер и Матерь Божия», написанную на основе архивных документов. [1006] В книге рассказывалось об одной старухе, мнившей себя «Матерью Божией» и имевшей какое-то отдаленное, по существу дела случайное отношение к Робеспьеру. Собирая обвинительный материал против него, враги облыжно приписали ему связь с указанной дамой, построив «на этой дребедени» обвинение в заговоре против конституции. «Разве история должна повторяться в самых мельчайших подробностях?» – вопрошал Раковский. [1007]
1005
Судя по воспоминаниям бывшего сотрудника ОГПУ А. Орлова, агент ОГПУ провокатор М. С. Строилов (в материалах 1927 г. его называли Щербаковым), обещавший приверженцам Троцкого достать бумагу для издания нелегальных материалов, был по указанию Сталина, переданному заместителю председателя ОГПУ Г. Г. Ягоде, «повышен в чине», превращен во «врангелевского (не колчаковского!) офицера» для того, чтобы можно было обвинить оппозиционеров в тайном сотрудничестве с бывшими белогвардейцами (Орлов А. Тайная история сталинских преступлений. М., 1991. С. 205). Гипотеза о том, что Щербаков являлся агентом ОГПУ и был использован для дискредитации оппозиции, была выдвинута еще на октябрьском пленуме 1927 г. Зиновьевым (Правда. 1927. 2 ноября).
1006
Lenotre G. Robespierre et la «M`ere de Dieu». Paris, 1926.
1007
В книгах Ленотра и других историков речь идет о полусумасшедшей Катерине Тео, при посредстве которой была предпринята попытка скомпрометировать или, по крайней мере, представить Робеспьера в смешном виде, ибо Тео считала его мессией. Ссылки на Ленотра – это подтверждение незаурядной исторической эрудиции Раковского, его интереса к истории Франции и особенно к революции конца XVIII в. Бывший деятель румынского рабочего движения М. З. Вильдер, работавший в конце 20-х годов в Институте Маркса – Энгельса, вспоминал, что, возвратившись из Франции, Раковский посещал его в институте. Оба вспоминали былое. Раковский, по словам Вильдера, «очень увлекался в то время учением великого французского социалиста-утописта Сен-Симона» (Вильдер М. З. Одна из страниц эпохи мужества и героизма // Вопросы истории КПСС. 1989. № 10. С. 109). Вскоре, находясь в ссылке, Раковский развернет подготовку труда по этой проблеме.
Наиболее подробно, учитывая характер своей предыдущей деятельности, Раковский остановился на той связи, которую он усматривал между внутрипартийным положением и борьбой в ВКП(б), с одной стороны, и тактикой международного капитализма – с другой. Приводились данные о том, что в западных буржуазных кругах борьба в СССР воспринимается как конфликт между революционным крылом (оппозицией) и умеренной частью (большинством), и это приводит к некоторым практическим выводам. В правящих кругах капиталистических стран возникает установка на торможение в решении вопроса о долгах, так как, по их мнению, большевики «будут вынуждены признать долги и в будущем заплатить нам больше, чем это готовы были бы сделать теперь». В качестве иллюстрации того, как, «ставя ставку на умеренное большинство ЦК, международный империализм дает нам бои и, самое главное, выигрывает их», Раковский привел конфликт с Францией, связанный с его отозванием с дипломатического поста. Кампания против полпреда, по его убеждению, исходила из предпосылки, что он, принадлежа к оппозиции, может не надеяться на защиту собственного правительства, в доказательство чего приводились документальные выдержки из французских газет, заявления А. Бриана и т. п. «Эта уверенность нашла видимость подтверждения в пассивности Наркоминдела и Политбюро по отношению к своему представителю в Париже». «Исторический смысл последнего франко-советского конфликта заключается в том, что переговоры на тех основах, которые Политбюро считало единственно совместимыми с нашими политическими и экономическими интересами, сорвались. Французское правительство будет теперь выдвигать новые требования… Теперь мы входим в новую полосу, когда соглашение будет возможно ценой капитуляции с нашей стороны. Изменить создавшееся положение к выгоде для нас можно только решительным изменением всего партийного курса».
В этих высказываниях проявлялась неоправданная экстраполяция фиксированного политического момента на будущее, не учитывалась поливариантность развития как СССР, так и капиталистического мира. Но с точки зрения того конкретного положения, которое имело место во второй половине 1927 г., анализ Раковского был весьма убедительным.
Х. Г. Раковский высказал убеждение, что вера «сторонников аппаратной власти» в укрепление партии путем избавления от оппозиционеров является самообольщением. «Коммунистическая партия, которая перестает свободно обсуждать – конечно, в рамках подлинного партийного устава – крупные вопросы внутренней и внешней политики, такая партия не смогла бы удержать свою роль руководителя пролетарской диктатуры и международного рабочего движения. Я жалею руководителей партии и Политбюро, если они и дальше будут считать, что можно руководить великим революционным государством в тягчайшей международной и внутренней обстановке, опираясь не на сознательного партийца, а на своего аппаратчика. Я жалею этих товарищей, когда они ищут опоры в тех людях, которые, являясь только тенью самих руководителей, будут вторить тому, что им предписывается из агитпропов, что им преподносится по шпаргалке. Таким образом руководить страной нельзя!»
Раковский заключал тезисы своего непроизнесенного выступления убеждением, что руководящая группа не в состоянии возвратиться с того гибельного пути, по которому она идет, что исправление создавшегося положения может быть осуществлено только самой партией.
Это был документ, исполненный решимости продолжать борьбу за возвращение к ленинской политике, как ее понимали оппозиционеры, но в то же время наивно недооценивавший те тягчайшие административно-бюрократические деформации, которые, имея корни в самих политических представлениях и государственно-политической практике Ленина, уже произошли в партии и которые не давали реальной возможности обычным квазидемократическим путем устранить Сталина и его группу с руководящих партийных и государственных постов.
Судя по времени смещения с дипломатического поста, можно полагать, что Х. Г. Раковский возвратился в СССР в середине октября. [1008] Видимо, соответствует истине показание Раковского на провокационном судебном процессе 1938 г. о том, что, отправляясь в Москву после снятия с дипломатического поста в октябре 1927 г., он остановился в Берлине в советском полпредстве, где встретился с Н. Н. Крестинским, являвшимся полпредом в Германии, и Л. Б. Каменевым, занимавшим недолгое время такой же пост в Риме. Естественно, трое политических деятелей обсуждали текущее положение в стране и мире. В то же время явно клеветническим было утверждение, признанное Раковским на процессе, что было принято решение «маневрировать». [1009] Подразумевалось при этом намерение, скрывая истинные цели, проводить ту или иную линию в зависимости от обстоятельств, но линию, выгодную для оппозиции, то есть в сам по себе безобидный термин «маневрирование» вкладывался криминальный смысл. [1010]
1008
В качестве курьеза можно привести сообщение французской газеты «Журналь», перепечатанное солидной болгарской газетой, о том, что Раковский намеревался 16 октября тайно выехать из Парижа в Москву, но не смог приобрести билета в спальный вагон (Слово. 1927. 17 октомври). На самом деле отставной полпред, пообедав в последний раз в компании А. де Монзи и других французских друзей (Конт Ф. Указ. соч. С. 226–227), выехал на автомашине в Мюнхен, чтобы не дать новых поводов для инсинуаций правой прессы в связи с его официальным отбытием из Парижа. Затем он поездом отправился в Берлин и оттуда в Москву. В течение всего путешествия его сопровождал румынский писатель Панаит Истрати, который в вагоне с изумлением обнаружил, что под фраком у Раковского оказалась изношенная нижняя рубаха (Istrati P. Vers l’autre flame: Apr`es seize mois l’U.S.S.R. Confession pour vaincus. Paris, 1987. P. 66).
1009
Судебный отчет по делу антисоветского «правотроцкистского блока». М., 1938 (далее Судебный отчет). С. 141–142; Стенограмма бухаринского процесса. М., 2007. С. 234. Установлено, что стенографический отчет не был существенно фальсифицирован, но он редактировался, в том числе лично Сталиным, причем искажению подверглись прежде всего показания Бухарина (Мурин Ю. История одного признания // Совершенно секретно. 2009. 23 июня). Издание же 2007 г. осуществлено по архивному подлиннику стенограммы. Что же касается допросов Раковского, то их тексты в обоих изданиях совпадают, что позволяет нам ссылаться на стенограмму 1938 г.
1010
Современный автор В. В. Соколов, являвшийся в 80-х годах заместителем начальника Историко-дипломатического управления Министерства иностранных дел СССР, без каких-либо ссылок, видимо на основе собственного воображения, описывает встречу Раковского, Крестинского и Каменева в таких выражениях, которые недалеко ушли от лексики «Краткого курса истории ВКП(б)» и являются, по существу дела, клеветническими. Он пишет: «Все они знали друг друга много лет, нередко спорили, а бывало, что вместе выступали против Ленина (?)… Он (Крестинский. – Авт.) пытался их убедить изменить тактику борьбы, но понял, что его аргументы не доходят до них. Их уязвленное самолюбие (?) диктовало им другой тип поведения (?)» (Новая и новейшая история. 1989. № 5. С. 134–135). Все вопросительные знаки в цитате принадлежат авторам книги. Здесь, во-первых, грубым искажением истины является утверждение, что в составе РКП(б) Раковский когда-либо выступал против Ленина, тем более вместе с Каменевым. Во-вторых, автор облыжно сводит причины и мотивы деятельности оппозиции, по крайней мере осенью 1927 г., к «уязвленному самолюбию», голословно отрицая тем самым глубоко идейный и принципиальный смысл борьбы оппозиционеров против сталинщины.
Комментируя встречу в Берлине, П. Бруэ уместно, хотя и на базе лишь последующего опыта, замечает: «Мы можем представить себе трех человек, олицетворявших тогда, если говорить в целом, три позиции, по которым произойдет раскол в рядах старой гвардии большевиков: сторонники капитуляции перед угрозой исключения, как Крестинский, сторонники капитуляции во имя реинтеграции, как Каменев, и, наконец, сторонники сопротивления, как Раковский». [1011]
Х. Г. Раковский принял активное участие в устной пропаганде взглядов оппозиции, фиксируя главное внимание на резкой критике бюрократических извращений в партийной и государственной жизни и деятельности. Судя по имеющимся сведениям, он неоднократно выступал или пытался выступить на собраниях коммунистов Москвы. Об одном из таких выступлений, состоявшемся 31 октября, свидетельствовал Л. Д. Троцкий, описавший двухтысячное собрание в Колонном зале Дома союзов (бывшем Дворянском собрании), на котором с большим трудом к трибуне удалось пробиться Л. Б. Каменеву и Х. Г. Раковскому. Но услышать, что они говорили, было почти невозможно, так как сталинисты «твердо решили не дать собранию выслушать речи представителей оппозиции. Это, в сущности, то же, что сделано с платформой. Запрещать платформу или поднимать грохот во время речей тт. Каменева и Раковского могут те, кто боится партии, то есть боится, что она услышит и поймет». [1012]
1011
Broue P. Rako // Cahiers Leon Trotsky. № 18. P. 11.
1012
Коммунистическая оппозиция в СССР 1923–1927. Т. 4. С. 232.
В тот же день Раковский выступил на партконференции Краснопресненского района Москвы. «Правда» отказалась опубликовать его речь, и о ней можно судить лишь по выхваченным из контекста выдержкам и враждебным комментариям. «Нового он не сказал ни единого слова, – утверждал корреспондент, – опять все то же: о кулацкой опасности, о росте частного капитала, о росте термидорианских настроений». Журналист злорадно писал, что, когда Раковский попытался опровергнуть инсинуации о намерении оппозиции создать вторую партию, начались крики: «Уже создаете!», «Уже вербуете!», «Преступники!» и т. п. «Стараясь перекричать шум, – комментировала газета, – оратор только подливал масла в огонь, когда распинался о том, что путь создания второй партии гибелен для революции». Когда же он вспомнил эпоху Ленина, выборы по платформам, клакеры подняли такой неистовый вой, что Раковскому пришлось прервать выступление. [1013]
1013
Правда. 1927. 1 ноября.
Архивные документы все же позволяют создать более четкое представление о выступлении Раковского перед партийцами Красной Пресни. Выступавший с докладом о работе ЦК ВКП(б) М. И. Калинин убеждал присутствовавших, что в конфликте с Францией советская сторона вышла победителем, так как были сохранены дипломатические отношения, оправдывал отказ от решительной защиты Раковского на посту полпреда, хотя и отметил его роль в переговорах, проявленную им энергию. [1014]
1014
Центральный архив общественно-политической истории Москвы (далее ЦАОПИМ). Ф. 69. Оп. 1. Ед. хр. 455. Л. 17–18.