Жизнеописания наиболее знаменитых живописцев, ваятелей и зодчих
Шрифт:
Возвращаясь же к работам Андреа, скажу, что для Джован Мариа Бенинтенди он в его доме расписал все потолки и разукрасил все передние, там, где находятся истории, написанные Франчабиджо и Якопо из Понтормо. С Франчей он ездил в Поджо, где написал обрамления этих историй терретой так, что лучшего увидеть невозможно. Для кавалера Гвидотти на Виа Ларга он отделал фасад его дома сграффито, а равным образом и еще один красивейший фасад дома Бартоломео Панчатики, выстроенного на площади дельи Альи и принадлежащего ныне Роберто деи Риччи. Не расскажешь об узорах, кессонах, сундуках и большом числе потолков, выполненных собственноручно Андреа: так как весь этот город ими переполнен, перечислять их не буду. Не умолчу о написанных им тондо с разнообразными гербами, ибо не проходило ни одной свадьбы, чтобы вся мастерская его не была завалена заказами того или другого горожанина, и никогда не выполнялось ни одного узора для парчи или льняной и шерстяной ткани
Не могу не рассказать и о том, как в бытность мою на службе у герцога Алессандро Медичи, когда я был еще молод, мне, по случаю приезда Карла Пятого, во Флоренции заказаны были знамена для замка, или же, как его теперь называют, цитадели. И была там одна хоругвь в восемнадцать локтей по древку и в сорок в длину, малинового сукна, расшитая кругом золотыми узорами с эмблемами императора Карла V и дома Медичи, а в середине был герб его величества, на который ушло сорок пять тысяч листков золота. В помощники я пригласил Андреа для узора и Мариотто как позолотчика. И от этого человека, относящегося с присущими ему любовью и добротой к тем, кто обучается искусству, я научился многому. Опытность Андреа была такова, что я не только сам часто пользовался его услугами, когда сооружались арки по случаю приезда его величества, но и когда прибыла дочь Карла V мадама Маргарита для бракосочетания с герцогом Алессандро, я пригласил его и Триболо для убранства, которое я соорудил в доме великолепного Оттавиано деи Медичи у Сан Марко и которое гротесками украшал он, статуями — Триболо, а фигурами и историями — я.
Наконец, много работ было им сделано при погребении герцога Алессандро и еще больше на свадьбе герцога Козимо, ибо все придворные эмблемы, написанные мессером Франческо Джамбуллари, сочинившим праздничные украшения для этой свадьбы, были выполнены Андреа с различными и разнообразными украшениями. Между тем Андреа при своем мрачном умонастроении, которое часто его мучило, не раз собирался лишить себя жизни, но друг его Мариотто следил за ним зорко и охранял его так, что закончил он свой жизненный путь только в старости, шестидесяти четырех лет от роду, оставив по себе в наши дни славу мастера гротесков доброго, превосходного и редкостного, почему все занимающиеся этим ремеслом, не только во Флоренции, но и в других местах, постоянно и все больше и больше подражают его манере.
Жизнеописание Марко Калабрийца, живописца
Когда в мире рождается великий светоч в какой-либо науке, сияние его, где большим пламенем, а где меньшим, но повсеместно озаряет собою все, да и чудеса, им творимые, бывают в зависимости от места и воздуха то большими, то меньшими. Ведь поистине такие-то таланты, в таких-то местах всегда бывают способны к делам невозможным для других, которые, сколько бы они ни трудились, никогда тем не менее не могут достигнуть величайшего совершенства. Но когда мы видим, что какой-либо плод возрос в месте для его произрастания необычном, мы этому дивимся и тем более можем радоваться доброму таланту, когда находим его в таких краях, где люди подобного склада не рождаются.
Вот таким и был живописец Марко калабриец, который, покинув свою родину, выбрал своим местожительством Неаполь, как город приветливый и полный приятностей, хоть путь держал он в Рим, дабы найти там цель, к которой ведут занятия искусством. Но столь сладким было для него пение сирены, ведь сам он больше всего любил играть на лютне, а мягкие волны Себето так его разнежили, что оставался он всем телом пленником этого города до той поры, когда душу он отдал небу, а прах — земле.
Марко выполнил бесчисленное множество работ маслом и фреской и на этой своей родине проявил себя больше любого другого из занимавшихся в его время тем же искусством, о чем свидетельствует сделанный им в Аверсе, в десяти милях от Неаполя, и в особенности в церкви Сант Агостино написанный им маслом на дереве образ главного алтаря в огромнейшей раме с разными историями и фигурами, где он изобразил св. Августина в споре с еретиками, а сверху и по сторонам истории Христа и святых в разных положениях. В этом произведении видна очень последовательно выдержанная манера, в которой использовано все лучшее из вещей, написанных в манере современной, и которая включает великолепный и испытанный колорит. Это одна из многочисленных его работ, выполненных им в упоминавшемся городе и разных местах королевства.
Жил он всегда весело и проводил время отличнейшим образом. А так как с другими мастерами живописи он не соревновался и не спорил, местные синьоры всегда его обожали и за работы его вознаграждали ценой наилучшей. Так и дожил он до пятидесятишестилетнего возраста, когда самая простая болезнь пресекла его жизнь.
После
Товарищем Марко был другой калабриец, имя которого мне не известно, тот, который долгое время работал в Риме с Джованни да Удине, а кроме того, выполнял в Риме много работ и самостоятельно, и в частности расписывал светотенью фасады. В церкви Тринита он расписал также с большой опытностью и старанием капеллу Зачатия.
В те же времена работал Никола, которого обычно все звали мастером Кола из Матриче, написавший в Асколи, в Калабрии и в Норче много весьма примечательных произведений, благодаря которым он заслужил славу мастера редкостного, лучшего из когда-либо работавших в этих краях. А так как он занимался и архитектурой, то все сооружения, воздвигавшиеся в те времена в Асколи и во всей той области, были выстроены им. Он жил постоянно в Асколи и не помышлял о поездке в Рим или перемене местожительства. Так жил он некоторое время беззаботно со своей женой, которая происходила из хорошей почтенной семьи и была одарена исключительным благородством духа. Она проявила его во времена папы Павла Третьего, когда в Асколи произошли столкновения между партиями. В самом деле, когда ей пришлось бежать вместе с мужем, которого солдаты преследовали больше из-за нее, так как была она очень красивой молодой женщиной, чем из-за чего-нибудь другого, и когда она увидела, что другим путем не спасти ей своей части и жизнь мужа, она решилась броситься с высочайшего обрыва в пропасть. И когда всем стало ясно, что она не только убилась насмерть, но и вся изуродовалась, как это действительно и было, они оставили ее мужа в покое и воротились в Асколи.
После смерти этой исключительной женщины, достойной вечного восхваления, мастер Кола прожил остаток своей жизни безрадостно. Короткое время спустя синьор Алессандро Вителли, ставший владельцем Матриче, вызвал мастера Колу, уже пожилым человеком, в Читта ди Кастелло, где заказал ему фресковые росписи в одном из своих дворцов и многие другие работы. Покончив с этим заказом, он вернулся кончать свою жизнь в Матриче.
Он бесспорно поступил бы разумно, если бы занимался своим искусством в тех местностях, где соревнование и соперничество заставили бы его вложить большое старание в живопись для упражнения прекрасного таланта, которым он, как это видно, был одарен от природы.
Жизнеописание Франческо Маццуоли, пармского живописца
Среди многих ломбардцев, одаренных изящной способностью к рисунку и некоей живостью духа в выдумках, а также особой манерой создавать в живописи прекраснейшие пейзажи, никому не уступает, вернее, всех других превосходит Франческо Маццуоли из Пармы, щедро одаренный небом всеми свойствами, необходимыми для превосходного живописца: ибо, помимо того, что говорилось и о многих других, он придавал своим фигурам некую прелесть, сладость и нежность совсем особенные и только ему свойственные. По тому, как он писал головы, равным образом видно, что он учитывал все необходимое настолько, что его манере подражали и ее придерживались бесчисленные живописцы за то, что он осветил свое искусство таким приятным изяществом, что творения его будут всегда цениться, а сам он будет почитаться всеми изучающими рисунок. О, если бы только Господь пожелал, чтобы он продолжал заниматься живописью, а не увлекался мечтой заморозить ртуть, ради приобретения богатств, больших, чем какими наделили его природа и небо! Ведь в таком случае он стал бы в живописи поистине единственным и несравненным. Он же в поисках того, чего найти никогда не мог, потерял время, опозорил свое искусство и погубил жизнь свою и славу.
Родился Франческо в Парме в 1504 году и, так как отца он лишился малолетним ребенком, он остался на попечении двух своих дядей, братьев отца. Оба они были живописцами и воспитали его с величайшей любовью, преподав ему все похвальные обычаи, какие надлежит иметь христианину и человеку приличному.
И как только он подрос и взялся за перо, чтобы учиться писать, как, понуждаемый природой, предназначившей его от рождения рисунку, начал в этой области творить чудесные вещи. Это заметил учитель, обучавший его писать, и, видя, как со временем может возвыситься дух мальчика, убедил его дядьев учить его рисовать и писать красками. И хотя они были уже стариками и живописцами не весьма знаменитыми, они тем не менее понимали толк в произведениях искусства и, сознавая, что Бог и природа были уже первыми учителями молодого человека, они, дабы он приобрел хорошую манеру, не преминули весьма исправно обучать его рисованию под руководством превосходных мастеров. Считая, что он, можно сказать, родился с кистями в руках, они в дальнейшем, с одной стороны, его поощряли, но опасаясь, как бы чрезмерное учение не испортило ему здоровье, они иной раз его и сдерживали.