Жизнеописания наиболее знаменитых живописцев, ваятелей и зодчих
Шрифт:
Писал он много и в Риме, а в Лукке в Сан Фриано он расписал одну из капелл странными и причудливыми фантазиями; однако кое-что там стоит и похвалить, как, например, историю о Кресте и некоторые истории из жития св. Августина, где изображено множество знатных лиц этого города. И говоря по правде, это одна из лучших работ фреской, когда-либо написанных красками мастером Амико. Заслуживают похвалы и в церкви Сан Якопо в Болонье на алтаре св. Николая некоторые истории из жизни этого святого, а также нижний фриз с перспективами. Когда император Карл V посетил Болонью, Амико соорудил у входа во дворец триумфальную арку, рельефные статуи на которой сделал Альфонсо Ломбарди.
Что Амико обладал большим опытом, чем кто-либо другой, не удивительно, ибо говорят, что он, будучи человеком не от мира сего и ни на кого не похожим, исходил всю Италию, зарисовывая и копируя любую живопись или скульптуру, как хорошую, так и плохую, благодаря чему он набил себе руку и на выдумки, а если он мог заполучить что-нибудь для себя полезное, он охотно за это брался, но затем это портил, чтобы никто другой не мог этим воспользоваться. Все эти занятия и довели его до манеры, столь странной и сумасбродной.
Наконец, состарившись и дожив до семидесятилетнего возраста, он, то ли от искусства, то ли от своего нескладного образа жизни, впал в самое дикое безумие, над чем мессер Франческо Гвиччардини, благороднейший флорентинец и правдивейший описатель истории своего времени, управлявший тогда Болоньей, вместе со всем городом немало потешался. Тем не менее некоторые полагают, что безумие это сочеталось у него с хитростью, ибо, продав некоторые свои владения за малую цену, он находился в безумии и в самой крайней нужде, придя в себя, пожелал получить их обратно и на определенных условиях, и действительно их получил, ссылаясь на то, что продавал их, когда был не в себе. Но так как это могло быть и по-другому, я не стану утверждать, что это было именно так, и скажу лишь, что именно так мне неоднократно об этом рассказывали.
Он занимался скульптурой и высек из мрамора, как умел, в церкви Сан Петронио по правую руку, как войдешь в церковь, усопшего Христа на руках у Никодима, в той же манере, как и его картины. Амико писал сразу обеими руками, держа в одной руке кисть для светлых красок, а в другой — для темных, но особенно красив и смешон он был, когда стоял, унизав весь свой пояс кругом горшочками со смешанными красками, так что похож был на дьявола св. Макария со всеми его склянками. А когда он работал с очками на носу, он мог бы и камень рассмешить, в особенности если начинал трепать языком, ибо болтал он за двадцатерых, и когда рассказывал истории самые невероятные, смех был, да и только. И следует сказать по правде, что ни об одном человеке он никогда не говорил ничего хорошего, какими бы добродетелями или талантами тот ни обладал, каковы бы ни были достоинства, дарованные ему природой или судьбой. И, как было уже сказано, он так любил болтать и рассказывать всякие небылицы, что, когда как-то вечером, когда звонили к вечерне, он встретил одного болонского живописца, покупавшего на площади капусту, бедняга никак не мог от него отвязаться, и Амико со своими сплетнями продержал его, занимая приятными разговорами, под лоджией Подесты до самого утра, пока не сказал живописцу: «Иди же, вари свою капусту, время идет».
Он наделал бессчетное множество и других глупостей и шуток, о которых поминать не буду, так как пора уже рассказать кое-что и о Джироламо из Котиньуолы, написавшем в Болонье много картин и портретов с натуры, среди которых два в доме Виначчи хороши отменно. Он написал мертвым монсиньора де Фуа, погибшего в битве при Равенне, а немного спустя написал портрет Массимилиано Сфорцы. Он написал получивший большое одобрение образ в церкви Сан Джузеппе, а в церкви Сан Микеле ин Боско в капелле св. Бенедикта маслом на дереве образ, послуживший поводом к тому, что он совместно с болонцем Бьяджо написал в этой церкви все истории, которые они готовили фреской и отделали посуху и в которых видна опытность, как об этом говорилось при описании манеры Бьяджо.
Тот же Джироламо написал образ для церкви Санта Коломба в Римини в соревновании с Бенедетто из Феррары и Латтанцио, на котором он изобразил св. Лючию скорее сладострастной, чем прекрасной, а в главной абсиде — Венчание Богоматери с двенадцатью апостолами и четырьмя евангелистами, с головами такими большими и уродливыми, что совестно взглянуть. После этого он возвратился в Болонью, но пробыл там недолго и отправился в Рим, где он написал с натуры многих синьоров, в частности папу Павла III. Увидев, однако, что место это не для него и что среди стольких знатнейших живописцев ни чести, ни пользы, ни известности не приобретешь, он направился в Неаполь, где нашел некоторых своих друзей, которые ему покровительствовали, и в особенности мессер Томмазо Камби, флорентийский купец, большой любитель древних мраморов и живописи, предоставивший ему все, в чем он нуждается. И потому принялся он за работу и в монастыре Монте Оливето написал маслом на дереве образ с волхвами для капеллы некоего мессера Антонелло, епископа, не знаю какой местности, а в церкви Сант Аньелло — другой образ маслом с Богоматерью, св. Павлом и св. Иоанном Крестителем; а для многих синьоров он написал их портреты с натуры. А так как, прожив жизнь в бедности, он все старался нажить деньги, а лет ему было уже немало, то по прошествии недолгого времени, когда делать ему в Неаполе было уже почти нечего, он вернулся в Рим. Когда же некоторые из его друзей прослышали, что он скопил некоторые деньжонки, они его уговорили жениться для устройства личной жизни. И вот, поверив, что это ему пойдет на пользу, он так дал себя окрутить, что они для своей цели подсунули ему под бок в качестве жены шлюху, которую они для себя содержали. Повенчавшись и проведя с ней ночь, бедный старик догадался, в чем дело, и так это его огорчило, что, не прожив и несколько недель, он от этого помер на 69-м году своей жизни.
Кое-что скажу я теперь и об Инноченцио из Имолы. Много лет он работал во Флоренции с Мариотто Альбертинелли, после чего возвратился в Имолу и выполнил в этом городе много работ. Однако в конце концов по настояниям графа Джованбаттисты Бентивольи он переехал на жительство в Болонью, где к первым его работам относится копия картины Рафаэля Урбинского, выполненной ранее для синьора Лионелло да Карпи. Для монахов же Сан Микеле ин Боско он написал в капитуле фреской Успение Богоматери и Воскресение Христово; работа эта выполнена несомненно с величайшей тщательностью и очень чисто. Для той же церкви он написал образ главного алтаря, верхняя часть которого выполнена в хорошей манере. Для болонских сервитов он написал на дереве Благовещение, а в церкви Сан Сальвадоре — Распятие, а также много картин и других живописных работ по всему городу. В Виоле для кардинала Ивреа он расписал фреской три лоджии, а именно в каждой из них написал красками по две истории по рисункам других живописцев, но весьма тщательно. В церкви Сан Якопо он расписал фреской одну из капелл и написал маслом образ для мадонны Беноцци, и выполнил это вполне толково. Помимо многих других он написал также портрет кардинала Франческо Алидозио, который я видел в Имоле, вместе с портретом кардинала Бернардино Карниале, и оба они очень хороши.
Был Инноченцио человеком очень скромным и добрым и потому всегда избегал общения и разговоров с болонскими живописцами, отличающимися как раз обратными свойствами. А так как трудился он свыше сил своих, то, заболев пятидесяти шести лет заразной горячкой, оказался настолько изнуренным и слабым, что в несколько дней она его погубила. И потому-то осталась незавершенной и едва-едва лишь начатой работа, за которую он взялся вне Болоньи и которую благополучно завершил болонский живописец Просперо Фонтана, следуя указаниям, полученным от Инноченцио перед смертью.
Работы всех вышеназванных живописцев относятся к 1506–1542 годам, и в нашей Книге есть рисунки каждого из них.
Жизнеописание Франчабиджо, флорентийского живописца
Трудности, которые переносишь в жизни, дабы встать на ноги и одолеть нужду не только свою, но и своих близких, приводят к тому, что кажутся сладчайшими иной раз и пот лица, и невзгоды. И, питаясь этим, иной так насыщает дух свой, что и небесной благодати, взирающей на обратившихся к доброй жизни и наилучшим нравам и проявивших любовь к наукам, приходится в силу благосклонности ее к талантам оказывать таким милость и благоволение, как она, поистине, оказала их и флорентийскому живописцу Франче, вступившему на правильный и наилучший путь искусства. Он занимался им не столько из стремления к славе, сколько для того, чтобы помочь бедным своим родителям, и, будучи сыном самых скромных ремесленников, людей низкого состояния, неизменно старался подняться из этого положения, к чему его немало подстегивало соревнование с Андреа дель Сарто, тогдашним его товарищем, с кем он долгое время делил и мастерскую, и жизнь живописца, жизнь, благодаря которой они, воздействуя друг на друга, искусство живописи обогатили многим.
Начала искусства Франча постиг в юности, прожив несколько месяцев с Мариотто Альбертинелли и, так как он проявлял большую склонность к перспективе и из любви к ней постоянно ею занимался, он в молодые свои годы почитался во Флоренции мастером своего дела. Его первыми работами были в Сан Бранкацио, церкви, насупротив которой он проживал, исполненный фреской св. Бернард, а в капелле Ручеллаи на одном из столбов написанная также фреской св. Екатерина Сиенская, каковые и послужили образцом добрых его качеств, обнаруженных им своими трудами в этом искусстве, однако свои достоинства в гораздо большей степени проявил он в образе Богоматери с младенцем на руках, который находится в небольшой капелле в церкви Сан Пьеро Маджоре и на котором св. Иоанн в виде мальчика приветствует Иисуса Христа.