Жизнеописания наиболее знаменитых живописцев, ваятелей и зодчих
Шрифт:
И вот, в то время как Рим, улыбаясь, украшал себя их трудами, а они ожидали награды за созданное ими в поте лица, судьба и зависть послали на Рим Бурбона, разгромившего город в 1527 году. И тогда было разорвано содружество не только Полидоро и Матурино, но и многих тысяч друзей и родственников, много лет проживших в Риме, питаясь тем же хлебом. Ибо Матурино бежал и вскоре после этого, вследствие невзгод, перенесенных им во время разгрома, умер, как говорят, в Риме от чумы и был погребен в церкви Сант Эустакио.
Полидоро же направил свой путь в Неаполь, но, прибыв туда, чуть не умер от голода, так как тамошние дворяне не проявляют особого любопытства к хорошей живописи. И тогда подрядился он работать на других живописцев и написал в главной капелле церкви Санта Мариа делле Грацие св. Петра; так он и помогал живописцам во многих их работах, больше для того, чтобы как-нибудь перебиться. Однако, так как о его способностях уже пошла молва, он для
101
Пропуск в подлиннике.
А также в церкви Сант Анджело, что возле неаполитанского рыбного базара, он написал маслом на дереве небольшой образ с Богоматерью и несколькими обнаженными фигурами, изображающими тоскующие души. Вещь эта считается очень хорошей скорее по рисунку, чем по колориту. Там же для капеллы главного алтаря он написал в том же роде несколько картин с отдельными фигурами во весь рост.
И вот, живя в Неаполе и видя, как мало ценится его мастерство, он решил уехать от тех, кто больше считается с лошадью на скачках, чем с человеком, который своими руками заставляет написанные им фигуры казаться живыми. Потому, сев на корабль, он отправился в Мессину, где начал работать, так как нашел там больше к себе сочувствия и уважения, и, работая непрерывно, он приобрел хороший опыт и сноровку в колорите, а потому и создал там много произведений, рассеянных по разным местам; занимался он и архитектурой, проявив себя во многих сооружениях, им построенных.
Засим, когда Карл V возвращался после победы в Тунисе и проезжал через Мессину, Полидоро соорудил в честь его прекраснейшие триумфальные арки, чем заслужил известность и щедрое вознаграждение. Однако, так как он все время горел желанием снова повидать тот Рим, который всегда манит к себе и тех, кто в течение долгих лет пытал счастья в других странах, он напоследок написал на доске маслом Христа, несущего крест, прекраснейшего по качеству и по колориту, и там же он изобразил в большом числе сопровождающих его на смерть солдат, фарисеев, коней, женщин и детей, а впереди разбойников, твердо придерживаясь своего представления о том, как могла протекать подобного рода казнь; и казалось, что в превосходнейшей этой работе природа постаралась показать в последний раз, на что он был способен.
После этого он много раз собирался вырваться из этой страны, несмотря на то, что он был в ней на хорошем счету. Мешкал же он по причине одной женщины, которую любил много лет и которая задерживала его своими сладкими словами и ласками. Однако так велико было его стремление снова увидеть Рим и друзей, что, взяв из банка порядочную сумму своих денег, он окончательно решил уехать. Он продолжительное время держал при себе подмастерья из местных жителей, который питал большую любовь к деньгам Полидоро, чем к нему самому. Но пока тот держал деньги в банке, он никак не мог до них добраться и удрать с ними. Теперь же, воспылав злодейским и жестоким замыслом, решил он вместе с несколькими вовлеченными в заговор своими приятелями в ближайшую же ночь убить Полидоро спящим, а деньги поделить. И вот, когда тот крепко спал, видя первый свой сон, он напал на него вместе с сообщниками и удавил его веревкой. После этого они нанесли ему еще несколько ранений, и когда убедились в том, что он умер, отнесли его, чтобы не подумали на них, к дверям женщины, которую он любил, чтобы навести на мысль, что он убит ее родственниками или кем-нибудь другим из этого же дома. Но после того, как подмастерье выдал добрую долю денег негодяям, совершившим насилие столь гнусное, он затем выгнал их, а наутро отправился, обливаясь слезами, к одному графу, который был другом покойного мастера, и рассказал ему, что хозяина его убили. Однако, несмотря на то, что виновников совершенного преступления тщательно искали в продолжение многих дней, так ничего и не выяснили. И все же, поскольку ни природа, ни человеческая добродетель не мирится с ударами, наносимыми им рукою судьбы, они, по воле Господа, заставили одного человека, никак в этом не заинтересованного, заявить, что совершить убийство не мог никто, кроме самого этого подмастерья. И посему граф приказал скрутить ему руки и подвергнуть пыткам, но тот, не дождавшись муки, сознался в преступлении и был приговорен судом к повешению, сначала же его водили по улицам и терзали раскаленными щипцами, а в конце концов четвертовали.
Но этим не вернули жизнь Полидоро и живописи не был возвращен этот редкостный и стремительный талант, каких в течение уже стольких веков не бывало на свете. Ибо, если бы вместе с ним могли умереть и выдумка, и изящество, и смелость в образах искусства, то, конечно, и умерли бы и они. Как счастливы природа и талант, вложившие в тело человеческое дух настолько благородный, и как завистливы и в ненависти своей жестоки рок и судьба его, допустившие смерть столь необыкновенную.
И хотя они отняли у него жизнь, славу его они не отнимут у него никогда. Похороны его были весьма торжественными, и вся Мессина скорбела бесконечно, погребая его в кафедральном соборе в 1343 году.
Поистине многим обязаны художники Полидоро, обогатившему живопись великим изобилием всяких нарядов и необычайнейших и разнообразнейших украшений, а равным образом за то, что он создавал разного рода фигуры, а также животных, постройки, гротески и пейзажи настолько прекрасные, что после него им подражал всякий, кто старался быть таким же разносторонним. Однако, видя пример Полидоро, и удивляешься, и содрогаешься при виде непостоянства Фортуны и того, на что она способна, когда она тем людям, от которых этого никак нельзя было бы ожидать, позволяет достигнуть совершенства в каком-нибудь деле, и притом, к немалому огорчению тех, кто долгие годы понапрасну трудится над тем же искусством, — удивляешься, — говорю я, — при виде того, как она же приводит этих же людей после многих трудов и лишений к жалкому и несчастнейшему концу, и именно тогда, когда они надеялись насладиться наградой за свои мучения, и делает она это при ужасных и чудовищных обстоятельствах, когда сострадание забывается, добродетель оскорбляется, а благодеяния обращаются в невероятную и исключительную неблагодарность.
Итак, насколько живопись может похваляться доблестной жизнью Полидоро, настолько же он вправе пенять на Фортуну, которая если она некоторое время как будто ему и благоволила, то лишь для того, чтобы потом, когда он менее всего этого ожидал, привести его к жестокому концу.
Жизнеописание Россо, флорентийского живописца
Случается иной раз, что людей, преданных своему делу и отдающих ему все свои силы, вдруг, когда меньше всего можно было бы этого ожидать, превыше всякой меры и перед лицом всего мира превознесут и прославят, как это явно видно на примере Россо, флорентийского живописца, ибо труды, вложенные им в искусство живописи, не были оценены ни в Риме, ни во Флоренции теми, кто мог их вознаградить, и он лишь во Франции нашел того, кто по достоинству их признал, и причем в такой степени, что слава, которая выпала на долю Россо, способна была утолить жажду самого непомерного тщеславия, какое только могло бы возгореться в груди любого художника. Более высоких почестей, сана или степени не мог достичь он в своем положении, ибо столь великий король, как король Франции, ему благоволил и среди его собратьев по ремеслу ценил его превыше всякого другого. И поистине достоинства его были таковы, что, если бы судьба на них поскупилась, она нанесла бы этим ущерб величайший. В самом деле, не говоря о живописи, Россо был награжден прекраснейшей внешностью, речь его была изящной и строгой, он был отличнейшим музыкантом и наилучшим образом усвоил основы философии, но важнее всех его превосходнейших качеств было то, что в композиции своих фигур он всегда был весьма поэтичным, а в рисунке основательным и смелым, сочетая легкую манеру с потрясающей силой неожиданности, словом, сочетал фигуры великолепнейшим образом.
Он был превосходнейшим и необычным архитектором и, несмотря на то, что сам он был бедным, всегда обладал богатством и величием духа. И потому те, кто в своих живописных трудах будут придерживаться того пути, какого придерживался Россо, всегда будут прославлены так, как прославляются его работы, которые не имеют себе равных по смелости, выполнены без натуги и лишены того худосочия и той скуки, какими страдают произведения бесчисленного множества тех, кто старается ничто сделать чем-то.
В юности своей Россо срисовывал картоны Микеланджело и пожелал учиться только у немногих мастеров, оставаясь, однако, при твердых своих убеждениях, противоречивших их манере, как это видно по табернаклю в Мариньолле за флорентийскими воротами Сан Пьер Гаттолини, где для Пьеро Бартоли он написал фреской усопшего Христа и где он начал проявлять, насколько он мечтает о манере смелой и, более чем у других, величавой, но в то же время легкой и поражающей.
Когда Лоренцо Пуччи был папой Львом рукоположен в кардиналы, Россо, будучи еще безбородым юнцом, написал над дверями церкви сервитов Сан Себастьяно герб Пуччи с двумя фигурами, удивившими тогда художников, еще не ожидавших того, что из него вышло. После чего воодушевился он так, что, написав для мастера Якопо, брата-сервита, занимавшегося поэзией, образ Богоматери с поясным изображением св. евангелиста Иоанна, он по его же совету выполнил во дворе упомянутых сервитов рядом с Посещением Якопо из Понтормо Успение Богоматери, где на небе изобразил ангелов в виде обнаженных мальчиков, изящнейшим образом реющих в воздухе, ведя вокруг Богоматери хоровод и образуя в сокращении прекраснейшую линию очертаний.