Жизнеописания наиболее знаменитых живописцев, ваятелей и зодчих
Шрифт:
А если впоследствии и были выпущены гравюры остальных восьми частей, напечатанные с подписью Альбрехта, нам кажется неправдоподобным приписывать их ему, так как вещи эти — плохие и, судя по головам, одеждам и всему приему, на манеру его не похожи, почему и полагают, что они были выполнены другими после его смерти ради барыша, когда можно было уже не считаться с самим мастером и не давать ему этого заказа. А подтверждается это тем, что он в 1511 году сделал в том же размере на двадцати листах все житие Богородицы и настолько хорошо, что лучшего и сделать нельзя в отношении выдумки, построения перспективы и изображения построек, одежд и голов стариков и юношей.
И, в самом деле, если бы этот исключительный человек, столь деятельный и разносторонний, родился в Тоскане, а не во Фландрии, и если бы он имел возможность изучить все, что есть в Риме, так, как изучили это мы, он сделался бы лучшим живописцем всех стран, подобно тому как он был самым исключительным и самым прославленным художником из всех, которыми когда-либо обладали фламандцы.
В том же году, продолжая искать выход для воплощения своих фантазий, он решил создать пятнадцать разных деревянных досок одного размера, чтобы передать страшное видение, записанное на острове Патмосе св. Иоанном Евангелистом в его Откровении. И вот, приступив к работе со всем свойственным ему необузданным воображением, весьма подходящим для такого сюжета, он изобразил все эти небесные и земные явления настолько хорошо, что это было просто чудом, а всех зверей и чудовищ — с таким разнообразием приемов, что это оказалось великим откровением для многих из наших художников, которые впоследствии воспользовались изобилием и богатством его великолепных фантазий и выдумок.
Его же руки можно видеть резанного на дереве обнаженного Христа, который окружен эмблемами страстей и, приложив руки к лицу, оплакивает наши грехи. Вещь эту, как она ни мала, нельзя не похвалить.
Засим, достигнув еще большего умения и еще большей смелости и видя, что произведения его в цене, он сделал несколько листов, поразивших весь мир, а также принялся за резьбу доски эстампа в пол-листа с изображением олицетворенной Меланхолии со всеми инструментами, от которых всякий, кто ими пользуется, становится меланхоликом, и удалась она ему столь отменно, что более тонкой работы резца представить себе невозможно. А на трех маленьких листах он изобразил три Богоматери, друг от друга отличных и исполненных в тончайшей резьбе. Однако было бы слишком долго, если бы я стал перечислять все произведения, вышедшие из рук Альбрехта. Достаточно, если читатель узнает, что, нарисовав тридцать шесть историй для серии Страстей Христовых и вырезав их, он договорился с Маркантонио о совместном выпуске этих листов. И вот, попав в Венецию, произведение это явилось причиной того, что в Италии стали делать удивительные образцы таких эстампов, как об этом будет сказано ниже.
В то время как Франческо Франча в Болонье занимался живописью, из числа многих его учеников выдвинулся, как самый изобретательный из них, некий юноша по имени Маркантонио, который получил прозвище деи Франчи, так как он много лет находился при Франче и очень был им любим. И вот, владея рисунком лучше, чем его учитель, и пользуясь резцом с большой легкостью и изяществом, он обрабатывал чернью пояса и всякие другие серебряные предметы, которые были в то время в большом ходу и которые получались у него исключительно красивыми, так как он был в этом деле поистине неподражаем. А когда у него, как и у многих в свое время, возникло желание постранствовать по свету и кое-что повидать, в частности — приемы других художников, он, с благословения Франчи, отправился в Венецию, где был хорошо принят в среде художников этого города. В то самое время кое-кто из приехавших в Венецию фламандцев привез с собой много листов, гравированных и отпечатанных на дереве и на меди Альбрехтом Дюрером, и Маркантонио увидел их на площади св. Марка. Пораженный манерой этих работ и приемами Альбрехта, он истратил на эти листы почти все деньги, которые он взял с собой из Болоньи, в частности, он купил Страсти Иисуса Христа, резанные на тридцати шести деревянных досках в размере четверти листа, недавно отпечатанные названным Альбрехтом и включавшие все, начиная от грехопадения Адама и изгнания его ангелом из рая и кончая сошествием св. Духа. Сообразив, сколько чести и пользы извлек бы для себя всякий, кто занялся бы в Италии этим искусством, Маркантонио решил отдаться ему возможно более тщательно и ревностно. И вот он стал подделывать эти гравюры Альбрехта, изучая способ ведения черты и общий характер купленных им эстампов, которые настолько славились своей новизной и своей красотой, что каждый стремился их приобрести.
Подделал же он все тридцать листов страстей и жизни Христа, но на меди и грубой резьбой, подобной той резьбе, которой Альбрехт резал по дереву, и подписывал их той монограммой, которой Альбрехт подписывал свои произведения, а именно буквами А. Д. Он добился при этом такого сходства, что листы эти, о которых никто не знал, что их сделал Маркантонио, приписывались Альбрехту и продавались и покупались как его произведения. Когда же об этом написали Альбрехту во Фландрию и послали ему одну из Страстей, подделанных Маркантонио, Альбрехт пришел в такую ярость, что, покинув Фландрию, прибыл в Венецию и, обратившись в Синьорию, подал жалобу на Маркантонио, однако ничего не добился, кроме того, что Маркантонио было запрещено впредь помечать свои вещи именем или вышеприведенной монограммой Альбрехта.
После всего этого Маркантонио, переехав в Рим, полностью отдался рисунку, Альбрехт же, вернувшись во Фландрию, застал там нового соперника, который уже приступил к изготовлению многих тончайших гравюр, соревнуясь в этом с Альбрехтом. Это был Лука из Голландии, который, хотя и не владел рисунком так, как владел им Альбрехт, тем не менее во многом не уступал ему в умении пользоваться резцом. В числе многих больших и красивых листов, им выполненных, первыми в 1509 году появились два тондо, в одном из которых — Несение креста, а в другом — Распятие. Затем он выпустил Самсона, конного Давида и св. Петра-мученика с его убийцами. После чего он напечатал гравированный на меди лист с изображением сидящего Саула и юного Давида, играющего перед ним. А немного времени спустя он, уже значительно созрев, изобразил на огромнейшей, тончайшим образом гравированной, картине Вергилия, подвешенного за окном в корзине, и тут же разные головы и фигуры, настолько удивительные, что Альбрехт, изощрив свой талант в этом соревновании, выпустил несколько листов, превосходнее которых и быть не может. В том числе, желая показать все свое умение, он изобразил вооруженного всадника, олицетворяющего человеческое мужество с такой законченностью, что мы видим блеск на доспехах и на шерсти вороного коня, столь трудно передаваемый в рисунке. Рядом с этим человеком шла Смерть с песчаными часами в руках, а за ним дьявол и тут же мохнатая собака, выполненная с самыми трудными тонкостями, какие только доступны гравюре.
В 1512 году были выпущены шестнадцать маленьких историй Страстей Христовых, им же выполненные на меди так хорошо, что более красивых, нежных, живых и к тому же более объемных фигурок и не увидишь. И опять-таки тот же Лука из Голландии, воодушевленный тем же духом соревнования, вырезал двенадцать подобных же досок, очень красивых, но далеко не столь совершенных по резьбе и по рисунку, а также св. Георгия, утешающего девушку, которая плачет, так как ей суждено быть растерзанной змием, Соломона, поклоняющегося идолам, Крещение Христа, Пирама и Физбу и Ассура с царицей Эсфирь, склонившей перед ним колена.
Со своей стороны, и Альбрехт, не желая уступить Луке ни по количеству, ни по качеству своих произведений, вырезал обнаженную женскую фигуру, сидящую на облаках, а также Умеренность, держащую в руках золотую чашу и узду, на фоне пейзажа, изображенного с мельчайшими подробностями, а затем и св. Евстахия, коленопреклоненного перед оленем с крестом между рогами. Этот лист — просто чудо, но особенно хороши собаки, которые изображены в разных положениях и прекрасней которых и быть не может. А в числе многих путтов, выполненных им в различных манерах для украшения гербов и эмблем, он сделал несколько, держащих щит с черепом в шлеме, увенчанном петухом, перья которого так распущены, что более тонкой работы при помощи резца, казалось бы, выполнить невозможно. И в конце концов он выпустил лист с изображением пишущего св. Иеронима в кардинальском облачении, со спящим львом у его ног. На этом листе Альбрехт изобразил комнату с застекленными окнами, освещаемую солнцем, лучи которого падают как раз в то место, где пишет святой, так живо, что это поистине чудо, и тут же книги, часы, рукописи и всякие другие предметы, как нельзя лучше подходящие для такого рода занятий. Вскоре после чего, а это было чуть ли не последним его произведением, он в 1523 году изобразил в маленьком размере Христа с двенадцатью апостолами. Можно также видеть многие его эстампы с портретными головами, как-то: Эразма Роттердамского, имперского курфюрста, кардинала Альбрехта Бранденбургского, а также и собственный его портрет. Однако, сколько бы он ни гравировал, он никогда не бросал живописи, но продолжал писать на дереве и на холсте и создавал всякие иные живописные произведения, все без исключения — выдающиеся. Мало того, он оставил после себя много писаний, касающихся гравюры, живописи, перспективы и архитектуры.
Вернемся, однако, к гравированным эстампам. Творения Дюрера послужили для Луки из Голландии толчком к тому, что он по мере сил стал следовать по его стопам и, после упомянутых выше вещей, вырезал на меди четыре истории из деяний Иосифа, четырех евангелистов, трех ангелов, явившихся Аврааму в долине Мамврийской, Купание Сусанны, молящегося Давида, Мардохея, торжествующего на коне, Лота, опьяненного дочерьми, сотворение Адама и Евы, которым Бог запрещает вкушать от плода на дереве, указывая на него, Каина, убивающего своего брата Авеля. Все эти листы были выпущены в 1529 году.
Но больше всего известности и славы доставил Луке большой лист с изображением Распятия Иисуса Христа и другой, где Пилат на него указует, говоря: «Се человек». Эти листы, большие и многофигурные, ценятся очень высоко, равно как и Обращение св. Павла, где его, ослепшего, ведут в Дамаск. Произведения эти достаточно говорят о том, что Лука может быть причислен к тем, кто превосходно владел резцом.
Композиции историй Луки очень выразительны и выполнены с такой ясностью и до такой степени лишены всякой путаницы, что и в самом деле кажется, что изображаемые им события и не могли произойти иначе. К тому же в композициях этих в большей степени соблюдены законы искусства, чем у Альбрехта. Мало того, по ним видно, что, гравируя свои произведения, он проявлял большую сообразительность, тщательно все обдумывал, ибо у него все постепенно удаляющиеся предметы изображены все с меньшим нажимом резца, теряясь вдали, так же как они и в природе постепенно теряются для глаза, смотрящего на них издали. Принимая это во внимание, он и изображал их дымчатыми и настолько нежными, что и в цвете этого иначе не изобразишь. Эти его наблюдения открыли глаза многим живописцам.