Жизнеописания наиболее знаменитых живописцев, ваятелей и зодчих
Шрифт:
Нисколько не менее отменным любого из упомянутых выше мастеров был Энеа Вико из Пармы, который, как мы видим, вырезал на меди Похищение Елены Россо, а также по его же рисунку еще один лист с изображением Вулкана и толпы Амуров, кующих стрелы в его кузнице при участии Циклопов, лист — поистине великолепный. Он воспроизвел на другом листе Леду Микеланджело, вырезал Благовещение по рисунку Тициана, а кроме того, историю Юдифи, написанную Микеланджело в Сикстинской капелле, портрет герцога Козимо деи Медичи в молодости и в полном вооружении по рисунку Бандинелли, портрет самого Бандинелли и, наконец, единоборство Купидона и Аполлона в присутствии всех богов. Вообще, если бы Энеа попал к Бандинелли и получил от него признание за свои труды, он вырезал бы для него еще много других превосходнейших листов. Засим отличнейший живописец Франческо, питомец кардинала Сальвиати, находясь во Флоренции и пользуясь щедростями герцога Козимо, заказал Энеа тот самый большой лист с изображением обращения св. Павла и множества всяких коней и солдат, который получил величайшее признание и доставил Энеа широкую известность. После этого последний сделал портрет синьора Джованни деи Медичи, отца герцога Козимо, в раме, полной всяких фигур. Равным образом вырезал он и портрет императора Карла V в раме, полной фигур побед и соответствующих трофеев, за что он заслужил награду от его величества и хвалу от каждого зрителя. А на другом, отлично выполненном им листе он изобразил победу его величества, одержанную им на Альбио, для Дони же он вырезал в форме медалей в очень красивых обрамлениях несколько головных портретов, а именно: Генриха, короля Франции, кардинала Бембо, мессера Лодовико Ариосто, синьоры Лауры Террачины, мессера Чиприано Морозино и, наконец, самого Дони.
А для редчайшего миниатюрного дона Джулио Кловио он сделал св. Георгия, верхом на коне, поражающего змия, на листе, в котором он показал себя с наилучшей стороны, хотя это и была, можно сказать, одна из первых его гравюр.
Наконец, обладая талантом ко всему возвышенному и желая перейти к начинаниям более значительным и более похвальным, он предался изучению античности, в особенности же античных медалей, о которых он выпустил в печать немало книг с доподлинными изображениями многих императоров и их жен, сопровождаемыми надписями и разного вида оборотами, могущими сообщить каждому любителю необходимые познания и разъяснения в области истории. Этим он заслужил и заслуживает величайшего признания, и всякий, кто порицал его за его сочинения о медалях, был не прав, ибо, если принять во внимание затраченный им труд и то, насколько книги эти полезны и красивы, нельзя не извинить, если он кое в чем несущественном иногда и ошибался, да и ошибки эти, проистекавшие не иначе как от плохой осведомленности, от излишней доверчивости или от инакомыслия, так или иначе обоснованного, и в самом деле достойны извинения, тем более что такого рода ошибки допускали и Аристотель, и Плиний, и многие другие.
Нарисовал Энеа также ко всеобщему удовлетворению и на пользу всем костюмы разных народностей, а именно то, как принято было одеваться в Италии, во Франции, в Испании, в Португалии, в Англии, во Фландрии и других частях света, причем как у мужчин, так и у женщин, как у крестьян, так и у горожан, и вещь эта получилась талантливая, красивая и смелая. Выполнил он также очень красивое родословное древо всех императоров. И, наконец, он ныне, после стольких трудов и работ, отдыхает под сенью Альфонса II, герцога Феррарского, для которого он сделал геральдическое древо всех маркизов и герцогов дома Эсте. Ради всего этого и многого другого, что было им создано и что он продолжает создавать, мне и захотелось достойно помянуть о нем в числе стольких выдающихся мастеров.
Над гравюрой на меди работали и многие другие, которые хотя и не достигли такого же совершенства, однако немало потрудились на пользу человечества, выпустили в свет много историй и иных произведений лучших мастеров, дали возможность увидеть различные замыслы и манеры живописцев тем, кто не может побывать в местах, где находятся главнейшие их творения, и познакомили заальпийских жителей со многими вещами, им дотоле неизвестными. Правда, хотя многие листы и пострадали от нерадения печатников, все же в некоторых гравюрах, не говоря уже об упоминавшихся, можно обнаружить кое-что и хорошее, как, например, в большом рисунке со Страшного суда Микеланджело, написанного на стене папской капеллы, гравированного Джорджо Мантуанцем, или в Распятии св. Петра и Обращении св. Павла, написанных в капелле Паолина в Риме и гравированных Джованбаттистой Кавальери, который по рисункам других мастеров впоследствии вырезал на меди и напечатал такие вещи, как св. Иоанн Креститель в пустыне, как Снятие со креста, которое Даниелло Риччарелли из Вольтерры написал в капелле церкви Тринита в Риме, как Богоматерь в окружении ангелов и как множество других.
Позднее и другие гравировали многое, заимствованное у Микеланджело, по требованию Антонио Ланферри, который для этой работы содержал нанятых им печатников, выпустивших в свое время книги с изображением всякого рода рыб, а затем и гравюры по рисункам Микеланджело, сделанным им для маркизы Пескара, а именно: Фаэтона, Тития, Ганимеда, Стрелков, Вакханалию, Сон, Оплакивание и Распятие, а также четыре пророка из капеллы и другие истории и рисунки, награвированные и напечатанные настолько плохо, что я почту за благо не называть имена этих граверов и печатников.
Однако о вышеупомянутых Антонио Ланферри и Томмазо Барлакки я не могу умалчивать, поскольку и они, а также и другие содержали множество молодых людей для гравирования эстампов с подлинных рисунков стольких мастеров, что лучше, во избежание длиннот, их и не перечислять, тем более что в этой манере были выпущены помимо всего прочего всякие гротески, античные храмы, карнизы, базы, капители и тому подобное, снабженное всеми необходимыми размерами. И вот, видя, насколько все это постепенно свелось к наихудшей манере исполнения, болонский архитектор Себастьян Серлио, болея об этом, вырезал на дереве и на меди две книги об архитектуре, в которых, между прочим, имеются тридцать рустованных и двадцать гладких порталов и которые посвящены Генриху, королю Франции. Равным образом и Антонио Аббако выпустил в свет в прекрасной манере все древности и достопримечательности Рима с соответствующими размерами в тонкой и отличной гравировке, выполненной… [106] из Перуджи. Не меньше в этой области проработал и архитектор Якопо Бароцци из Виньолы, который в гравированной на меди книге выпустил наставление о том, как при помощи предложенного им легкого правила можно увеличивать и уменьшать в соответствии с расстановкой пять архитектурных ордеров. Произведение это принесло величайшую пользу искусству, за что мы и должны быть ему обязаны, равно как и Жану Кузену из Парижа за его гравюры и писания об архитектуре.
106
Здесь и в дальнейшем пропуск означает аналогичное отсутствие текста в ранее вышедших изданиях. — Прим. ред.
В Риме же, кроме вышеуказанных граверов, лотарингец Николо Беатричо столько положил труда на эти резцовые гравюры, что создал много похвальных листов, как, например, напечатанные с медных досок два фрагмента саркофагов с конными сражениями и другие листы, полные всяких отлично сделанных зверей, не говоря об истории воскрешенной Иисусом Христом дочери вдовы, лихо сделанной по рисунку брешанского живописца Джироламо Мошано. Он же вырезал Благовещение по рисунку Микеланджело и выпустил в печать мозаичный корабль, сделанный Джотто в портике св. Петра.
Равным образом и из Венеции пришло к нам множество прекраснейших листов, гравированных как на дереве, так и на меди: с Тициана на дереве — Рождество Христово, св. Иероним и св. Франциск, а на меди — Тантал, Адонис и много других листов, вырезанных болонцем Джулио Буоназона, наряду с несколькими другими по оригиналам Рафаэля, Джулио Романо, Пармиджано и других мастеров, рисунки которых он мог получить. Венецианский же живописец Баттиста Франко награвировал частью резцом, а частью травлением много произведений руки различных мастеров, как-то: Рождество Христово, Поклонение волхвов и Проповедь св. Петра, а также несколько листов из Деяний апостольских и многое из Ветхого Завета. И эти способы и приемы печати настолько усовершенствовались, что те, кто сделал это своим ремеслом, постоянно держат при себе в работе своих рисовальщиков, которые, воспроизводя все, что делается хорошего, выпускают это в печать. Недаром мы видим, как после смерти Россо из Франции к нам пришли отпечатки всего того, что можно было найти из его произведений, как, например: Клелия и сабинянки, переходящие через реку, кое-какие маски, похожие на Парок, и выполненное им для короля Франции странное Благовещение, десять танцующих женщин, король Франциск, в одиночестве вступающий в храм Юпитера, оставляя позади Невежество, и другие подобные фигуры. Все это было вырезано на меди еще при жизни Россо гравером Ренато. Но гораздо большее их число было нарисовано и вырезано после его смерти, как, помимо всего прочего, все похождения Улисса, не говоря о сосудах, светильниках, подсвечниках, солонках и бесчисленных подобных предметах, которые были сработаны из серебра по рисункам Россо.
Лука Пенни выпустил двух Сатиров, поящих Бахуса, Леду, вынимающую стрелы из колчана Купидона, Сусанну в бане и многие другие по рисункам того же Россо и болонца Франческо Приматиччо, ныне аббата св. Мартина во Франции, как, например, Суд Париса, Жертвоприношение Авраама, Богоматерь, Обручение Христа со св. Екатериной, Юпитер, обращающий Калисто в медведицу, Синклит богов, Пенелопа за пряжей со своими служанками и бесчисленное множество других, напечатанных на дереве, но выполненных по большей части резцом. Вот почему таланты настолько изощрились, что граверы стали вырезать крохотные фигурки и так хорошо, что довести их до большей тонкости не представляется возможности.
Кого не удивят гравюры Франческо Марколини из Форли? Помимо многого другого, он напечатал на дереве книгу «Вертоград мыслей», поместив в начале ее астрономическую сферу и свою голову по рисунку Джузеппе Порта из Кастельнуово делла Гарфаньяна. В этой книге изображены разные фантазии — Рок, Зависть, Беда, Робость, Хвала и многие другие подобные вещи, почитавшиеся очень удачными. Также не иначе как похвальными были фигуры, помещенные книгопечатником Габриэлем Джолито в книге «Неистовый Роланд», ибо выполнены в хорошей гравировальной манере, каковы были и одиннадцать больших анатомических листов, составленные Андреем Везалием, а нарисованы фламандским живописцем Джованни Калькаре. Впоследствии они были воспроизведены на листах меньшего размера и вырезаны на меди рукой Вальверде, который писал об анатомии после Везалия.