Жизнеописания наиболее знаменитых живописцев, ваятелей и зодчих
Шрифт:
А именно, сделав наброски архитектуры, украшений и историй, Рафаэль поручил Джулио многие из этих росписей и, между прочим, Сотворение животных, Строительство Ноева ковчега, Жертвоприношение и многое другое, опознаваемое по манере, как, например, Нахождение дочерью фараона и ее служанками Моисея, которого евреи, положив в корзину, бросили в реку — чудесное произведение с отлично написанным пейзажем. Он помогал также Рафаэлю во многих росписях в зале башни Борджа, где изображен пожар в Борго, в частности в цоколе, написанном под бронзу, с прекраснейшими фигурами графини Матильды, короля Пипина, Карла Великого, короля иерусалимского Готфрида Бульонского и других благодетелей Церкви. Часть этой истории, гравированная по рисунку того же Джулио, вышла недавно из печати. Им же написана большая часть фресок в лоджии Агостино Киджи, маслом же он работал над прекраснейшей картиной с изображением св. Елизаветы, которая была написана Рафаэлем и послана французскому королю Франциску вместе с другой картиной св. Маргариты, почти целиком написанной Джулио по рисунку Рафаэля, отославшего тому же королю портрет вице-королевы неаполитанской, в которой Рафаэль написал только голову с натуры, остальное же завершил Джулио. Работы эти, которые получили высокое признание названного короля, находятся и поныне во Франции в Фонтенбло, в королевской капелле. Вот таким образом Джулио и работал на службе у своего учителя Рафаэля, усваивая наитруднейшее в искусстве, преподаваемое ему Рафаэлем с такой любовью, что
Когда же кардинал Джулио деи Медичи, ставший позже Климентом VII, приобрел участок в Риме, у подножия Монте Марио, где помимо красивых видов были источники, рощицы на горных склонах и прекрасная долина, которая, простираясь вдоль Тибра до Понте Молле, имела по обеим сторонам широко раскинувшиеся луга, доходившие почти что до ворот Сан Пьеро, он на площадке, находившейся в верхней части склона, решил построить дворец со всеми самыми лучшими и самыми красивыми помещениями и удобствами, какие только можно пожелать, каковы жилые комнаты, лоджии, сады, фонтаны, боскеты и прочее, и все это поручил Джулио, который, охотно взяв это на себя и приступив к делу, выстроил этот дворец, называвшийся в то время виллой Медичи, ныне же именуемой виллой Мадама, доведя его до той степени завершенности, о какой будет сказано ниже. Итак, сообразуясь с местоположением участка и пожеланиями кардинала, он сделал передний фасад в виде полукруга наподобие театра, расчленив его окнами и нишами ионического ордера, получивший столько похвал, что многие думают, будто первоначальный набросок был сделан Рафаэлем, а Джулио лишь продолжил работу и ее завершил. Кроме того, Джулио расписал там много комнат и других помещений и, в частности, прекраснейшую лоджию, в которую попадаешь, как пройдешь первый вестибюль от входа, и которая украшена кругом большими и малыми нишами, с большим количеством античных статуй; в том числе был там и Юпитер, произведение редкостное, которое позднее Фарнезе отослали французскому королю Франциску со многими другими прекраснейшими статуями. Помимо этих ниш названная лоджия отделана лепниной, и все ее стены и своды расписаны многочисленными гротесками работы Джованни из Удине. В торце этой лоджии Джулио написал фреской огромнейшего Полифема с бесчисленным количеством детей и маленьких сатиров, играющих вокруг него. За это Джулио удостоился большой хвалы, как и за все другие работы и проекты, выполненные им для этого места, которое он украсил водоемами, мощеными полами, садовыми фонтанами, боскетами и всякими другими тому подобными вещами, все до одной очень красивыми и сделанными им с большим толком и вкусом. Правда, после смерти Льва работы там так и не продолжались, так как тогда новым папой был избран Адриан, а кардинал Медичи возвратился во Флоренцию; так же как и это строительство, были приостановлены все общественные работы, начатые его предшественником.
Между тем Джулио и Джованфранческо закончили много оставшихся незавершенными работ Рафаэля и уже собирались приступить к осуществлению картонов, заготовленных Рафаэлем для росписей большой дворцовой залы, где он начал писать четыре истории из деяний императора Константина и перед смертью покрыл одну из стен смесью, чтобы работать поверх маслом, но убедились, что Адриан, не любивший ни живописи, ни скульптуры, ни других хороших вещей, не проявляет никакой заботы о том, чтобы так или иначе завершить эту работу. Пришедшие в отчаяние Джулио и Джованфранческо, а вместе с ними Перино дель Вага, Джованни из Удине, Себастьяно Венецианец и другие художники чуть не умерли с голоду, пока жив был Адриан.
Но по воле Господа Адриан скончался (в то время как двор, избалованный щедр остями Льва, пришел в полное уныние, а все лучшие художники только о том думали, где бы найти себе прибежище, ибо видели, что никакие таланты уже более не ценились), и первосвященником был избран кардинал Джулио деи Медичи, названный Климентом VII, и вместе с ним в один день были восстановлены вместе с другими доблестями все искусства рисунка. И обрадованные Джулио и Джованфранческо тотчас же по распоряжению папы приступили к завершению названной залы Константина и соскоблили всю стену, покрытую смесью для работы маслом, оставив, однако, как были, две фигуры, написанные ими ранее маслом в обрамлении изображений некоторых пап, а именно Правосудие и другую фигуру, ей подобную. Рафаэль придумал распределение этой залы, которая была низкой, с большим толком, поместив по углам над всеми дверями большие ниши, обрамленные путтами, держащими различные эмблемы Льва — лилии, алмазы, перья и другие эмблемы дома Медичи; в нишах же сидело несколько пап в облачении с тенью внутри каждой ниши, вокруг же названных пап было по несколько путтов в виде ангелочков, держащих в руках книги и другие приличествующие вещи, и по бокам каждого из пап было по две Добродетели, каких он больше заслуживал, и как у апостола Петра с одной стороны была Религия, а с другой — Любовь или Сострадание, так и при других были другие, такого же вида добродетели. Упомянутыми же папами были Дамазий I, Александр I, Лев III, Григорий, Сильвестр и некоторые другие, и всех их Джулио разместил и выполнил так хорошо, собственноручно написав фреской лучших из них, что сразу видно, сколько он положил на это труда и старания, о чем можно судить по листу, на котором он собственной рукой очень хорошо нарисовал св. Сильвестра, пожалуй, изящнее, чем на фреске. Впрочем, можно с уверенностью утверждать, что Джулио Романо всегда выражал свои замыслы лучше в рисунках, чем когда строил или писал красками, ибо в рисунках мы видим больше живости, смелости и страсти. А происходить это могло потому, может быть, что рисунок он создавал в один час, целиком увлеченный и воспламененный работой, тогда как на живопись он тратил месяцы и годы. И так как это ему надоедало, пропадало то живое и пылкое увлечение, которое испытываешь, когда что-нибудь начинаешь, и неудивительно, что он в живописи не достигал того полного совершенства, какое мы видим в его рисунках.
Возвратимся, однако, к историям. На одной из стен Джулио написал, как Константин держит речь перед солдатами, а на небе появляется знамение креста в сиянии с несколькими путтами и с надписью, гласящей: «Сим победиши», причем с большим искусством изображен у ног Константина карлик, надевающий на голову шлем. Далее, на большой стене изображено сражение всадников близ Понте Молле, где Константин нанес поражение Максенцию. Работа эта заслуживает величайших похвал за то, как смело сгруппированы и изображены на ней раненые и мертвые, и за разнообразные и необыкновенные положения сражающихся пехотинцев и всадников, не говоря уже о том, что многое изображено там с натуры. И если бы история эта не была слишком затемнена и перегружена черной краской, которой Джулио всегда увлекался в своем колорите, она была бы совершенной во всех отношениях, но эта чернота отнимает у нее много прелести и красоты. Там же изобразил он весь пейзаж Монте Марио и как в Тибре тонет Максенций на своем неистовом и смелом коне. В общем же
На другой стене он написал св. папу Сильвестра, как он крестит Константина, изобразив ту самую купель, которая находится ныне в церкви Сан Джованни Латерано, воздвигнутой названным Константином. В облике же святого Сильвестра, который, совершая обряд крещения над толпой народа, стоит, окруженный несколькими сослуживцами, в облачении, он изобразил с натуры папу Климента и среди многочисленных приближенных папы, написанных там также с натуры, он написал там Кавальерино, который тогда был управляющим делами его святейшества, и мессера Никколо Веспуччи, Родосского рыцаря. А на цоколе под этой историей он изобразил в виде будто бронзовых фигур Константина, отдающего приказ о строительстве церкви Сан Пьетро в Риме, намекая этим на папу Климента, и в этой группе изображены архитектор Браманте и Джулиано Леми с планом названной церкви в руках; история эта отменно прекрасна.
На четвертой стене, над камином названной залы, он изобразил в перспективе церковь Сан Пьетро в Риме с папским балдахином, стоящим так, как он стоит в то время, как папа служит понтификальную мессу со свитой кардиналов и других прелатов всего его двора и с капеллой певцов и музыкантов, наконец самого папу, восседающего в облике св. Сильвестра, перед которым стоит на коленях Константин, подносящий ему золотую фигуру Рима, подобную тем, что мы видим на античных медалях, дабы показать дар Константина римской церкви. На этой истории Джулио изобразил много прекраснейших женщин, созерцающих на коленях эту церемонию, а также нищего, просящего милостыню, шалящего мальчика верхом на собаке и копейщиков папской стражи, которые, как это обычно делается, расталкивают и оттесняют народ, И среди многих портретов на этом произведении изображен с натуры сам живописец Джулио и граф Бальдассаре Кастильоне, сочинитель «Придворного» и его ближайший друг Понтано, а также Марулло и многие другие писатели и придворные. Вокруг и между окон Джулио написал много изящных и остроумных изречений и стихов, и всем этим он очень угодил папе, который щедро наградил его за такие труды.
В то время как расписывалась эта зала, Джулио и Джованфранческо, которые не успевали даже частично выполнять все просьбы своих друзей, написали прекраснейший образ Успения Богоматери, который был отослан в Перуджу и помещен в женский монастырь Монтелуччи, после чего Джулио, уединившись, написал один Богоматерь с кошкой, изображенной так естественно, что казалась совсем живой, потому-то эта картина и была прозвана картиной с кошкой. На другой же большой картине он написал бичуемого у столба Христа; она была помещена на алтарь церкви Санта Прасседиа в Риме. По прошествии недолгого времени мессер Джованматтео Джиберти, который позднее стал епископом веронским, а тогда состоял датарием при папе Клименте, заказал Джулио, который был самым его закадычным другом, проект нескольких помещений, которые были построены из кирпича недалеко от входа в папский дворец и выходили на площадь Сан Пьетро (там, где трубят трубы, когда кардиналы шествуют в консисторию), с лестницей, где ступени так удобны, что по ним можно подниматься и пешком, и на лошади. Для того же мессера Джованматтео он написал образ со св. Стефаном, побиваемым камнями, который был отослан в Геную, в его бенефицию, носящую имя св. Стефана. На образе этом, отменнейшем по замыслу, изяществу и композиции, изображено, как иудеи побивают камнями св. Стефана, а юный Савл сидит на его одеждах. В общем же Джулио никогда ничего лучшего не сделал: так смелы позы кидающих камни, и так прекрасно выражено терпение Стефана, который будто в самом деле видит божественно написанного Иисуса Христа, восседающего одесную Отца на небесах. Произведение это вместе с бенефицией мессер Джованматтео передал монахам ордена Монте Оливето, устроившим там монастырь.
Тот же Джулио написал немцу Якопо Фуггеру для капеллы в церкви Санта Мариа де Анима в Риме прекраснейший образ маслом с Богоматерью, св. Анной, св. Иосифом, св. Иаковом, с коленопреклоненным младенцем св. Иоанном и со св. Марком, у ног которого изображен лев, лежащий и держащий в лапе книгу, причем шерсть его завивается, следуя положению его тела, что представляло собой трудную задачу, разрешенную на основании прекрасных наблюдений, не говоря уже о том, что у того же льва за спиной короткие крылья с такими мягкими и пушистыми перьями, что кажется почти невероятным, что рука художника могла до такой степени приблизиться к природе. Помимо этого, он изобразил там здание, изогнутое в виде театра, со статуями, такими красивыми и так хорошо размещенными, что лучшего и не увидишь. Между прочим, есть там и женщина, которая прядет и смотрит за клушей с цыплятами, и естественней этого и быть ничего не может. А над Богоматерью несколько путтов, отлично написанных и изящных, поддерживают полог. И если бы и эта картина не была так зачернена, отчего она стала совершенно темной, она была бы, несомненно еще лучше. Но из-за этого черного цвета гибнут и идут насмарку почти все вложенные сюда труды, ибо черная краска, даже с лаком, портит хорошие вещи, обладая всегда сухостью, будь то от угля, от жженой слоновой кости, от сажи или от сгоревшей бумаги. Среди многочисленных учеников Джулио, когда он работал над этими вещами, были Бартоломео из Кастильоне, кортонец Томмазо Папачелло и Бенедетто Паньи из Пеши. Более же всего пользовался он услугами Джованни из Лионе и Рафаэля из Колле дель Борго Сан Сеполькро; оба они много помогали ему в зале Константина и других работах, о которых было рассказано. И потому, как мне кажется, не следует умолчать и о том, что поскольку оба они обладали большой сноровкой в живописи и точно соблюдали манеру Джулио в работах по его рисункам, то написали они красками по его рисунку близ старого Монетного двора в квартале Банки герб папы Климента VII с двумя фигурами по сторонам в виде герм так, что каждый написал по половине. А названный Рафаэль вскоре после этого в воротах дворца кардинала делла Балле написал фреской по картону, нарисованному Джулио, полутондо с Богоматерью, прикрывающей одеялом спящего младенца, св. апостолом Андреем с одной стороны и св. Николаем с другой. Живопись эта справедливо признана была превосходной.
Между тем Джулио, весьма подружившийся с мессером Бальдассаре Туррини из Пеши, построил для него по своему проекту и модели на Яникульском холме, там, где расположены виноградники, с которых открывается прекраснейший вид, дворец с таким изяществом и с такими удобствами для любого времяпровождения, какое только возможно в таком месте пожелать, так что большего и сказать нельзя. А помимо всего, помещения были украшены не только лепниной, но и росписями, и сам он написал несколько историй о Нуме Помпилии, погребенном на этом месте. В бане этого дворца Джулио написал, с помощью своих учеников, несколько историй о Венере и Амуре, об Аполлоне и Гиацинте, и все они гравированы и вышли из печати. Разойдясь окончательно с Джованфранческо, он выполнил в Риме несколько архитектурных работ, как, например, проект дома Альберини в квартале Банки, хотя некоторые и считают, что композиция его принадлежит Рафаэлю, а также дворец, который можно видеть и ныне на площади римской таможни, с которого за красоту его композиции сделана гравюра. Для себя же самого на углу Мачелло деи Корби, где был его дом, в котором он родился, он наметил разбивку окон, которая очень изящна, хотя сама по себе эта вещь незначительная.