Жизнеописания прославленных куртизанок разных стран и народов мира
Шрифт:
– Нет, я имею еще нечто.
– Что же?
– Мою кровь, Фрина. Я предлагаю тебе торг!
– Какой?
– Ты ненавидишь Евтихия; отдай мне одну ночь,– одну только… и я убью его.
Фрина нисколько секунд смотрела в глаза Гипериду.
– Если б я тебя поймала на слове, то тебе было бы очень не ловко.
– Попробуй.
– Хорошо я принимаю, только я хочу назначить порядок условий. Убей Евтихия, тогда я подарю тебе не одну, а десять ночей.
– Десять невозможно, – возразил Гиперид. – Евтихий подлец: он не будет драться, что бы ни сказал я ему и что бы не сделал; а потому я должен буду убить его без борьбы – следовательно меня арестуют и заключат в тюрьму, а потом умертвят как виновного в убийстве.
– А! ты уж трусишь.
– Я не страшусь смерти; я страшусь только того, что приобретя награду, не буду, вследствие смерти, иметь возможности получить ее… Но ты приказываешь…
Гиперид встал.
– Куда идешь ты? сказала Фрина.
– К Евтихпо.
– Нет; я раздумала; я не хочу, чтоб его убивали. Я хочу предложить совершенно иной торг, чтобы принадлежать тебе.
– Говори.
– Не здесь. Вечерний воздух начинает быть холоден. Дай мне руку и взойдем в дом. – Фрина провела адвоката в свою спальню, которых в ее доме было множество; но эта, как позже узнал Гиперид, сохранялась для самых близких друзей.
Фрина возлегла на ложе.
Вслед за тем, смотрясь в медное зеркало, она обратилась к своему сотоварищу, сказав ему:
– Ты сейчас мне сказал, что ты образован; докажи же мне сначала каким образом можно быть мне приятным,– мне, которая сделала ремесло из очень дорогой продажи своего тела?
Гиперид вздохнул.
– Увы, Фрина! – ответил он. – Твое требование слишком трудно.
– Так трудно, что ты отказываешься. Ты удивляешь меня! Однако ты мог бы доказать это.
– Любовь бессловесна.
– Каким же образом?
– Я дозволяю тебе испробовать все те отношения, вследствие которых я могу быть счастлива, будучи любимой тобой.
Гиперид приблизился к постели и склонился к куртизанке таким образом, что его дыхание взвевало ее душистые волосы.
– Да, – прошептал он,– да, Фрина, ты можешь быть счастлива моею любовью, ибо она такова, подобной которой ты не встретишь. Ты улыбаешься… ты полагаешь, что я хвастаюсь… Искусная в науке любить, ты не веришь, что есть люди, способные чему-нибудь научить тебя?..
Ты заблуждаешься! Истинная любовь обладает наслаждениями, принадлежащими только ей… Закрой на минуту свои насмешливые глаза и сожми свои улыбающаяся губы.. Потом когда я скажу тебе: «взгляни!» если ты сама не увидишь в зеркале какого то особенного выражения на своем лице,– тогда я солгал и пожирающий меня огонь бессилен оживить тебя, жестокая статуя.
Уступая желанно Гиперида, Фрина закрыла глаза и согнала с лица улыбку. Через нисколько минут, открыв свои длинные ресницы, куртизанка взглянула в зеркало и вскрикнула от изумления.
На самом деле, ее физиономия говорила, что-то новое; она чувствовала что-то, чего никогда не ощущала.
Никогда!.. Нет, некогда поцелуи Евтиклеса производили на нее такое же сладостное ощущение…
Но ей сейчас было уже двадцать четыре года; восемь лет прошло с того времени; она позабыла.
– Ну? – спросил Гиперид.
– Ты прав, – ответила она, снова сделавшись госпожой самой себе.– Ты любишь меня, и я думаю, что я могла бы тебя полюбить. Ты доказал мне, что ты смышлен. Это хорошо. Но это еще не все. Я требовательна! Мне нужно иное доказательство твоей страсти. Я его потребую от твоего сердца.
– Требуй! оно готово!
– Мы увидим.
Она как то особенно ударила в ладоши. Вошел невольник и по ее знаку поставил около постели стол из полированного дерева,– ножки которого были из слоновой кости и имели форму львов,– а на этот стол чашу и сосуд. Потом он удалился.
Тогда, указывая на них рукой Гипериду, который следил любопытными глазами за этой сценой, Фрина сказала ему:
– Знаешь, что в этом сосуде!
– Откуда я могу знать! – возразил Гиперид.– Икарское или Корцирское вино, которого ты любишь выпить вечером нисколько глотков.
– Нет, там не вино. Слушай Гиперид, минуту назад ты считал меня за жестокую статую. Я не статуя, но я жестока. Ты предложил мне жизнь Евтихия за одну ночь счастья… Я отказалась… Но ты также предлагал свою: я принимаю… В этом сосуде яд, страшный и приятный яд; он не причиняет страдания. Через несколько часов после приёма ты тихо заснешь… А мне хочется, чтоб завтра все Афины повторяли: «У Гиперида не было денег, чтоб заплатить Фрине, он заплатил ей своею жизнью!»
Гиперид взял твердой рукой чашу.
– Лей! – сказал он.
Она налила.
Он хотел выпить, но она остановила его.
– Погоди, – проговорила она.– Подумай… Это не пустая игра: ты умрешь.
– Через сколько часов?
– Через пять или шесть.
– Пять или шесть вечностей наслаждешя!.. За нашу любовь, Фрина! – и он сразу осушил чашу, далеко отбросив ее.
– Теперь я достоин тебя?
– Да, – ответила она, подавая ему руку. – Я люблю тебя! Я твоя…
На рассвете Гиперид проснулся.
Первый взгляд его встретил улыбку Фрины.
– Так я не умер? – весело вскричал он.
– Ты пожалеешь об этом!
– Нет, потому что в могиле, я бы не мог бы уже любить тебя..
Эта ночь любви имела много, сестер. И Фрина не скрывала нежной привязанности к Гипериду: она повсюду являлась с ним.
Это было неблагоразумно, потому что она знала злость Евтихия. К печали причиненной презрением Фрины прибавилась ярость при виде ее любовником собрата по профессии. Однажды, когда она прогуливалась с одной своей подругой, к ней подошел Евтихий.