Жизнеописания прославленных куртизанок разных стран и народов мира

де Кок Анри

– Какой же твой мир, что ты не заботишься о нашем? – возразил Гиперид, рассерженный презрительным тоном пастуха.

Но этот последний сжал ему руку.

– Кто из нас имеет один в другом нужду? – спросил он. – Ты или я? Так как ты затрудняешь меня своими рассуждениями, то поспеши объяснить мне какую услугу должен я тебе оказать моей наукой или уходи.

Гиперид, у которого терпение не составляло главной добродетели, хотел возразить дерзостью, но Вакха не дала ему произнести ни слова.

– Лизандр прав, –

воскликнула она, сопровождая эти слова умоляющим взглядом, обращенным к своему товарищу. – Мы имеем в нем нужду; скажи же ему, что нам надо знать и пусть он удовлетворить наше желание.

– А что стоит твой совет, о том, что я, ее адвокат, должен сделать, ради спасения Фрины? – спросил Гиперид у пастуха.

– Две мины.

Это было дорого, по мнению Гиперида; очень дорого за то, чтоб услышать какую-нибудь глупость. Но он находил невозможным отступить.

– Вот твои две мины, – сказал он, подавая Лизандру деньги.

– Хорошо. Следуй за мною.

Адвокат и его подруга повиновались. Пастух провел их в сад, находившийся сзади его хижины, под громадную сень виноградников. Посреди виноградника, в большом ящике находилось волшебное зеркало, сделанное из лавы, в металлической рамке. Лизандр сел на землю, поставив зеркало себе на колена, пред своими посетителями и приказав им молчать, начал свое колдовство произнесением вслух нескольких слов на непонятном языке.

Вакха и Гиперид смотрели в зеркало, безмолвные и неподвижные. Она – потому, что верила в искусство волшебника; он – потому, что не хотел услыхать упрека в том, что был помехой волшебным чарам.

Прошло несколько минут и ничего необыкновенного не случилось. Адвокат начинал утомляться своим долгим вниманием.

Но вдруг глухой гнев Гиперида уступил место живому удивлению. В центре черного стекла появилось белое пятно, которое все увеличивалось и приняло форму женщины, в которой нельзя было не узнать Фрины. Да, то была Фрина во всем блеске своей красоты, такая, какой она явилась на празднике Нептуна восхищенному народу, совершенно обнаженной…

Гиперид и Вакха вскрикнули в одно и тоже время ж в одно же время они обернулись, как будто под влиянием той мысли, что изображение, явившееся им в зеркале, было воспроизведение самой Фрины, пришедшей тайком за своим любовником.

Но образца не было, и когда Адвокат и куртизанка снова взглянули в зеркало, изображение исчезло.

Но что это значило? Гиперид просил у Лизандра совета, как спасти Фрину от жестокой опасности, а Лизандр показал ему обнаженную Фрину. К чему? Какой смысл заключался в этом явлении?..

Тщетно адвокат допрашивал пастуха;

он уже положил зеркало в ящик и на все вопросы неизменно отвечал:

– Она прекрасна! Фрина восхитительно прекрасна!

Гиперид и Вакха возвратились в город, оба изумленные видением, и оба не понимали, какую пользу можно извлечь из этого колдовства.

На другой день Фрина явилась пред судилищем.

Главным обвинителем, как мы сказали, явился Евтихий, обвинявший Фрину в оскорблении величия праздника Цереры; кроме этого, очень важного, обвинения Евтихий развил пред судилищем и другое…

Он говорил, что Фрина, не довольствуясь оскорблением установленного культа, хотела ввести в государство поклонение новым богам.

– Я доказал вам, – говорил он, оканчивая речь,– нечестие Фрины, бесстыдно предающейся оргиям, на которых присутствуют мужчины и женщины, обо– боготворящие Изодэтес. Преступление ее явно, оно доказано. За это преступление назначается смерть. Пусть же Фрина умрет. Так повелевают боги; ваш долг повиноваться им.

Гиперид возражал Евтихию.

Он прежде всего настаивал на том, что поведение Фрины гораздо выше поведения других женщин из того же класса, что она не могла обращать в смешное – уважаемые всеми церемонии, и никогда не думала вводить нового культа. Речь была красноречива, но она не убедила судей, не смотря на заключение, в котором Гиперид вдохновенно воскликнул, что вся Греция будет рукоплескать оправдательному вердикту, постоянно повторяя: «Слава вам, что вы пощадили Фрину»! Не смотря на остроумное сравнение Евтихия с жабой, вызвавшее улыбку лицах некоторых из судей, большинство Гелиастов имело во взглядах, в самом положении нечто угрожающее.

Гиперид не ошибался.

«Что сделать, чтоб убедить их? – думал он, испуганный этими пагубными признаками.– Что делать?

И чтоб рассеять зародившееся беспокойство; молодой адвокат, как будто отирая лоб закрыл лицо платком.

Вдруг он вздрогнул при одном воспоминании.

– О! да будет благословен гиметский пастух!– Его совет под видом изображения совершенно обнаженной Фрины, только сей час был понят Гиперидом. В зале раздавался глухой шум, произведенный разговорами судей.

Гиперид величественным движением руки заставил их замолкнуть. И обернувшись к обвиняемой, сидевшей около него на скамьё, сказал ей:

– Встань, Фрина.

Затем, обратившись к Гелиастам, проговорил:

– Благородные судьи, я еще не окончил своей pечи! Нет! Еще осталось заключение, и я заключу так: посмотрите, смотрите все, поклонники Афродиты,– а потом приговорите, если осмелитесь, к смерти ту, которую сама Венера признала бы сестрою…

Говоря эти слова, Гиперид быстро сбросил с Фрины все одежды и обнажил пред глазами всех прелести куртизанки.